С этим политическим строем история частенько разыгрывала спектакли в жанре трагифарса. Сначала возмущенные массы свергали королей, затем начиналась гражданская война, после чего следовало Смутное время, которое заканчивалось призывом короля либо в качестве правителя, либо в роли эталона нации. Такой путь прошли Англия, Франция, Испания и — Россия. Королям рубили головы или расстреливали их со всей семьей в подвалах, но после смуты трон воскресал вновь. Может быть, монархия не столько форма правления, сколько культурообразующая категория нации? В странах, не прошедших через монархию, нет и потребности в ней, чему примером служит весь американский континент. Однако половина стран Старого Света благоденствуют именно при монархии, в каких бы формах она ни выражалась. Характерна судьба Швеции. Когда в этой стране кончилась борьба кланов и встал вопрос о целостности нации, шведы запросили короля со стороны, дабы ни один из кланов не ощущал себя победившим. Наполеон пожертвовал одним из лучших своих маршалов, и Швеция расцвела под знаменем Бернадоттов. Кровопролитная гражданская война в республиканской Испании закончилась победой правительственных сил, тут же пригласивших на трон жившего в изгнании короля, и Испания избегла смуты и беспорядка. Можно предположить, что существуют народы, генетическая память которых цепко удерживает монархический идеал. Он связан с прошлыми годами благоденствия королевства, с четком порядком, сильной армией и внешними победами, дающими ощущение величия нации. Средневековое представление, что мощь государства заключается в его мускулатуре, весьма характерно для стран пограничных, и в этом России не повезло. Она оказалась не просто окраиной Европы, но и рубежом меж оседлостью европейцев и кочевыми ордами Дикой Степи. А пограничье вырабатывает поиск нарушителей, и если солдат ждет приказа, то пограничник ждет врага. Европа открывала Америки, а мы высылали богатырские заставы. Европа строила корабли, развивая промышленность и создавая буржуазию, а мы точили сабли и создавали генералов. Только через сто лет мы рискнули перевалить Урал, но для этого нам понадобились лишь шашка, конь да казачья удаль. Взращенная индустриализацией буржуазия Европы вырвала из рук монархии всевластие, гарантировав народам свободы, но мы получили свободу из рук монарха всего-то за пятьдесят лет до свержения монархии. И в кровище русского бунта не забыли заложенного в нас веками рабского восторга пред сильным государем. Именно это и позволило Сталину воскресить Монархию в ином обличье. Монарха отныне стала выбирать партийная Боярская Дума. У нас был Иосиф Грозный, Никита Кукурузник, Леонид Бровеносец, за которыми боярская порода дала сбой, выбирая полных инвалидов с резервом жизни в полгода. Развал разложившейся партийной команды стал неминуем. Ну, а сегодня-то, когда фашистские отряды в полном обмундировании и с полной атрибутикой строем шествуют по нашим городам при полном бездействии милиции — куда сегодня делись монархисты, почему их практически не видно? Видно. Только в другом обличье. Потомки сокрушивших монархию в России уже не понимают, что служение Государю заключалось в неукоснительной защите гражданских прав населения пред центральной властью. Россия не имела колоний, она обладала присоединенными территориями, в которых действовало местное самоуправление под контролем представителя Государя (Хивинское и Бухарское ханства, Грузинское и Имеретинское царства, Нахичеванское ханство, Великое Княжество Финляндское и т. п.). Поэтому внутренняя политика России была подчеркнуто интернациональной. Во всех документах указывалось лишь вероисповедание: упоминание о национальности было введено Советской властью для разделения населения по мастям. Монархия нравственна в основе своей, и в этом причина, почему ее последователей не слышно в безнравственном гвалте сегодняшнего дня. Радетели за Великую Россию чудовищно безграмотны и аморальны. Они не имеют никакого понятия об утраченной России, их дурно учили и дурно воспитывали. Они и слыхом не слыхивали о том, что в России существовал самый справедливый в мире суд присяжных, зато свято убеждены, что в старой России существовало повальное пьянство. А Россия пила водку едва ли не меньше всех в мире, чему были три причины. Во-первых, дворянство никогда не пило водку в застолье: желающие опрокидывали рюмку-другую в буфетной, а за столом было только вино. Во-вторых, водка стоила дорого, и большинству населения она оказывалась не по карману. В-третьих, Николай Второй сразу же за указом о войне с Германией издал указ о введении «сухого закона», который был отменен только в конце двадцатых уже большевиками. Водка вовсе не считалась продуктом непременным, наоборот, ею никогда не чокались и никогда не поднимали ее за здоровье. А спирт не пили даже самые завзятые пьяницы. Он свободно продавался в аптеках еще в моем детстве. Кстати, до войны вообще пили куда меньше, чем после нее, а уж тем более — сегодня. В отличие от власти царской власть советская с началом войны ввела «боевые сто грамм», которые привели к пьянству на фронте и дополнительным боевым потерям. А потом Россию неудержимо понесло по бутылкам на троих, и в этом повинна не русская натура, а русская жизнь. Пить не ради удовольствия, а ради укрощения уголька в душе, который тлеет и печет душу — наша национальная тема почти всех питейных сборищ. «Ты меня уважаешь?..» — ну где, в какой еще стране, из уст какого еще народа сорвется этот вопль? Десять лет безвременья освободили обывателя от вековечного страха. Он ринулся в бизнес, в политику, во власть. Он захватил телевидение и печать, кинематограф и школьное образование. Обыватель ныне шумно и нагло правит бал в изнасилованной им России. Для монархии не осталось нравственной почвы. Обывателю куда ближе по духу и пониманию нацпатриоты. Этакое русское выражение фашистской идеологии с безусловным приоритетом одной нации. И Бог весть, сколько поколений должно смениться, чтобы националистический угар выветрился из обывательских мозгов… И надо не просто ждать. Надо воспитывать свое будущее.
