Нельзя быть первым за счет второго

На первый взгляд, все, вроде, ясно — кто успешный, а кто нет — сразу видно: если человек занимает заметное положение в обществе, имеет машину, квартиру, дачу, а дети его учатся в престижных школах и вузах, он очевидно успешен. А если он инженер? Учитель? Врач? Фермер? Священник? Может ли быть успешным человек, ставящий перед собой в жизни иные цели, чем просто добиться материального благополучия и признания окружающих?

И вписывается ли само понятие «успех» в православное понимание мира и смысла земной жизни человека? Об этом мы беседуем сегодня со священником Иоанном ОХЛОБЫСТИНЫМ, прошедшим в свое время искус «успехом» в житейском понимании этого слова и отказавшимся от него ради иного поприща, позволяющего более успешно служить Богу и ближнему.

Священник Иоанн ОХЛОБЫСТИН родился 22 июля 1966 года в деревне Поленово Тульской области. В 1982 году окончил среднюю школу в Москве и в 1983 году поступил на режиссерский факультет ВГИКа, который окончил в 1991 году. В кино начал работать с 1988 года. Сыграл два десятка киноролей («Мания Жизели», «Кризис среднего возраста», «Мама, не горюй!», «8 ½ дол-ларов», «ДМБ», Даун Хауз" и др.). Сам поставил несколько фильмов («Чушь, или Рассказ ни о чем», «Разрушитель волн», «Арбитр»). Написал множество сценариев, пьесы «Злодейка, или Крик дельфина», «Максимилиан Столпник», «Нерон», повесть «Мусорщик», по которой потом был снят фильм. Работал в журнале «Столица», писал для нескольких периодических изданий, в том числе для «Совершенно секретно», вел религиозную колонку в «Известиях». Сделал несколько передач для французского телевидения, был автором, режиссером и ведущим телерограмм «Небо в алмазах», «Богема», «Канон».

Работал в управлении делами ПГУ «Кремль» (возглавлял Департамент по связям с общественностью). в 1999 году входил в первую тройку избирательного списка партии «Кедр». В 2001 году рукоположен в сан иерея. Сейчас является заштатным клириком — ждет назначения, пишет сценарии, снимает серию фильмов «Жития святых».

В семье отца Иоанна пятеро детей.

Успех требует жертв

— Знаете, есть поговорка: надо построить дом, родить ребенка, вырастить дерево. Но ведь надо еще и преумножить тот талант, которым нас Господь наделил. Я благодарен Богу за то, что Он кормит меня литературой: я пишу сценарии, и это как-то материально поддерживает нашу семью. Но хочется же и на этой стезе не посрамить Его Имя, сделать что-то хорошее, ну, например, написать толстенный роман.

— А как Вы расцениваете тенденцию, на которую обращают внимание социологи — по данным ряда опросов общественного мнения, начиная с 1996 года в России все большее число респондентов, когда им предлагают выбрать между «спокойной совестью» и «успехом», выбирают «успех»?

— Это понятно. За 90-е годы произошла перестройка нашего сознания: советскую установку «главное — трудиться на благо общества» сменила (не для всех, но для многих) — «в первую очередь нужно позаботиться о своей семье». И чтобы ее прокормить и обезопасить, люди готовы на многое пойти, даже если это противоречит общепризнанным законам морали. Поэтому они и выбирают успех, а не совесть.

— Выходит, стремление добиться успеха любой ценой — оправданно?

— В моем понимании успех — это благосостояние семьи: чтобы дети были здоровы, чтобы они могли дальше развиваться. И моя самореализация нужна, главным образом, для того, чтобы быть им достойным примером. Для кого-то успех — что-то другое. Но в любом случае на этот алтарь бросаешь все.

— И все-таки… Один из интернет-словарей утверждает, что успех определяется только в соревновании с другими людьми.

— Ну, от этого беспокойства я лично, слава Богу, сейчас избавлен. Сейчас даже если бы я обнаружил, что кто-то лучше работает в том же жанре, что и я, то, наверное, подумал бы: ну что ж, значит, я занял второе место, но занял его в очень серьезной борьбе.

А раньше, в той, прежней моей жизни, сатанинская гордыня владела мной: я был абсолютно, тотально, до уровня психического отклонения убежден, что я лучше всех. До такой степени, что даже не задумывался об этом. И если рядом был очень хороший актер или очень хороший сценарист, я воспринимал его как «тоже очень хорошего».

— Зачем же тогда люди «публичных профессий» тратят столько сил и средств на саморекламу, на создание своего, пусть даже скандального имиджа — лишь бы выделиться на фоне конкурентов?

— Если честно, то, наверное, главным образом, из-за денег. Нет, конечно, мне, как любому человеку, нравилось, когда меня узнавали. Но главное — это было необходимо, чтобы больше платили. Потому что, когда узнают, у тебя уже другой рейтинг, другая шкала заработной платы.

— Значит, конкуренция тут ни при чем, и собственный успех или неуспех может определить только сам человек?

— Мне сложно об этом судить. Мой круг общения — это и клерки, и менеджеры высшего звена, и экстремалы вроде байкеров, и люди, занимающиеся боевыми искусствами. И никто из них никогда не говорил о конкуренции с кем-то, каждый борется с самим собой. Правда, мы формировались в бурные 90-е, и хотя многие вещи сейчас выглядят иначе, мы с этим не смиряемся. Это как старое поколение альпинистов или старая гвардия.

У меня есть добрый друг, он верующий человек, в храм ходит. В бурные 90-е он был баснословно богат и кормил огромную компанию, состоящую из молодых нейрохирургов, художников и прочих хороших, интеллигентных людей. Потом — не потому что стал хуже работать, а по причине разлада в личной жизни — он очень быстро распылил свое состояние. Глупо, как считают многие, но я вижу в этом глубокую логику. Он сохранил ровно столько, чтобы жить, особо не напрягаясь, а добиваться какого-то супер-успеха больше не захотел. Ему некому было себя такого суперуспешного подарить. Прошло несколько лет, он полюбил другую женщину и теперь снова энергично движется по карьерной лестнице. Точно такая же история случилась и у другого моего знакомого. Только у него в личной жизни ничего не изменилось, и он продолжает быть «лузером».

— Однако, судя по тому, как в последние годы растет популярность психоаналитиков, а заодно и всевозможных пособий и руководств по достижению успеха в жизни, тренингов, дающих «установку на успех» и даже «магов», непременно включающих в свой прейскурант «заговор на успех», многие люди просто не в состоянии самостоятельно решить эту проблему.

— По-моему, у людей, сидящих у психоаналитиков, просто есть лишние деньги. Это как стресс-шоппинг: когда у человека стресс, он идет и покупает всякие бирюльки, находя удовлетворение в том, что может себе это позволить. Муж изменил — пошла купила себе платье. На работе что-то не ладится — куплю себе новую машину. Пропади оно все пропадом, в долги залезу, но куплю! А зачем — он и сам не знает. Чтобы «снять стресс».

Вообще, я заметил, что люди еще не очень богатые — чрезвычайно беспокойные. А фантастически богатые — наоборот, на удивление спокойны. Им абсолютно все равно, считает их кто-то успешными или не считает. Для них гораздо важнее то, что они сами считают себя порядочными людьми, ведь они столько работают, столько зарабатывают и при этом умудряются до сих пор быть в хороших, насколько это возможно, отношениях с законом!

А если взять в целом наш бизнес-класс, то у меня складывается впечатление, что половина успокоилась, а половина все никак не может насытиться. У кого-то «голову рвет» от жажды власти — они в слово «успех» закладывают честолюбие на государственном уровне. У кого-то во главе угла «сердечная тема» — но уже с точки зрения не количества, а качества…Выбор — цена свободы

— Может быть, именно поэтому многие считают, что понятие «успех» в принципе несовместимо с Православием, что с православной точки зрения, чтобы попасть в Царство Небесное, нужно быть сирым и убогим, а все остальное — это от лукавого?

— Возможно, тут все дело в особенностях нашего национального самосознания. Подумайте, когда люди собираются вместе? При пожаре, наводнении, — то есть в кризисной ситуации. Экстрим является цементом общинности. А теперь посмотрим на историю России. Спокойных периодов в ней было не так много. И все они, как правило, были временами падения нравов, застоя и эксплуатации старых ценностей. Но как только снова начинался какой-то экстрим, будь то война, голод, все что угодно — чем хуже, тем лучше! — мы снова вставали, единые, как титан. Так что, наше общинное сознание заквашено на экстриме.

Меня как-то попросили сформулировать отношение Православия к боевым искусствам. Я на свой страх и риск сказал, что оно позитивно. Почему? Да потому что они гордыню смиряют. Даже если пришел заниматься ими, чтобы стать чемпионом или героем, поверьте, уже на пятый день об этом не думаешь. А на шестой уговариваешь себя: надо идти, неудобно.

— А как же агрессия? Или это — необходимый атрибут успеха?

— На самом деле для хорошего бойца слово «агрессия» носит негативный характер, она лишает разума. Определяющее понятие в боевых искусствах — это оптимизация. Можно быть маленьким, горбатеньким, ходить с палочкой, но коротким движением уложить на землю гиганта, если знать, как ткнуть своим кривеньким, слабеньким пальчиком в мощную мышцу. Богатырский запал здесь на уровне рефлексов.

Вообще, давайте исходить из того, что диавол — не творец, он сам создать ничего не может, он может только уродовать, извращать. Следовательно, даже если тот успех, о котором мы говорим, не является понятием православным, существует его великий предок, прародитель. То есть Господь дает каждому возможность стать в чем-то успешнее, чем другой человек, а тому, в свою очередь — в чем-то другом успешнее нас. Многое здесь зависит от наших трудов и внутренних, и внешних. Значит, успех все-таки может быть «православным». Во всяком случае, само это понятие Православию не противоречит.

— Вы имеете в виду евангельскую притчу о талантах?

— Кстати, о притче. Нельзя не согласиться, что есть талантливые люди. И есть люди, которые не нашли своей стези и не смогли себя реализовать, то есть зарыли свой талант. Но Господь-то ведь и таланты, и возможность их реализовать дает всем.

А бывает, человек всю жизнь хотел стихи писать, и это у него получалось очень талантливо, не хуже чем, скажем, у Арсения Тарковского, но ему надо было работать в НИИ инженером, чтобы кормить семью, чтобы сын поступил в институт. Получается, он зарыл свой талант. Или пожертвовал им? В любом случае, выбор делаем мы сами — Господь не участвует в перераспределении дарованных нам благ, в том, как мы распорядимся своим талантом…

Я верю в рай в шалаше

— Здесь каждый решает за себя. Лично я бы никогда не смог пожертвовать семьей, для меня семья неприкосновенна. Семьи наша самореализация не должно касаться.

— Но ради самореализации люди порой жертвуют и собственной психикой. Вы много общались с актерами и наверняка знаете, что среди них есть люди, для которых настоящий подвиг — выйти на сцену или сказать что-то перед камерой. Но этот дикий ежедневный стресс — их плата за успех.

— И, как правило, несложившаяся личная жизнь, если человек ради успеха ломает себя так глобально. У нашей профессии есть своя особая специфика: надо уметь мимикрировать, уметь моделировать внешнюю ситуацию или легенду о том, что произошло, а потом доводить ее до общественности и таким образом создавать свое реноме, чтобы оно работало на тебя. И кто знает, чего тут больше — прагматики или честолюбия?

— Но ведь наши успешные политики и бизнесмены часто рассказывают, что трудятся чуть ли не по 25 часов в сутки, а это, согласитесь, тоже стресс, им для достижения успеха тоже приходится себя ломать.

— Знаете, мне вспомнился эпизод из фильма «Тот самый Мюнхгаузен», где один из героев говорит: «Каждый день к девяти мне надо идти в магистрат. Не скажу, что это подвиг, но вообще что-то героическое в этом есть…» Так что подвиг — понятие относительное.

А вообще-то, каков бы ни был социальный уровень человека, есть круг проблем, которые он не в состоянии обойти, не решив. Это — проблема личной жизни, проблема внутреннего духовного выбора и проблема своего положения в обществе. Будь то человек бедный или богатый, он все равно вынужден решать эти проблемы. И есть очень богатые, но глубоко несчастные в личной жизни люди. И бедные, но искренне счастливые, хотя посмотреть со стороны — ужас, как они живут, а для них это тот самый «рай в шалаше». Я верю в рай в шалаше, и что надышаться можно только ветром, как пели когда-то барды.

— Так что же такое успех?

— Я думаю — игра, ролевая игра успеха. И для православного человека это, скорее, все-таки досуг, нежели серьезное занятие. Приятное дополнение к обязательному правилу.

— А нет опасности заиграться? Вступить в некую область, где окажется невозможно остаться самим собой?

— Это неразрешимый конфликт, поскольку дробится на миллиарды частных историй. Наверное, поэтому в словарях понятие успеха столь размыто и противоречиво. Но, как мы уже выяснили, оно может гармонично вписываться в православное миропонимание.

Хотя есть у меня один знакомый, которого в этом смысле жизнь серьезно покалечила. Правда, несмотря на нарушение психики, он продолжает свой карьерный рост. Но с ним уже невозможно общаться: все разговоры вертятся вокруг одного, и раз он так мучается, чтобы самоутвердиться, значит, проблема осталась.

А если она осталась, значит, не все так хорошо, как он хочет показать.

— Может ли Православная Церковь как-то помочь людям в этой ситуации?

— Может. Жаль только, что многие как-то неверно понимают суть формулы «Церковь отделена от государства». Не будь этого превратного понимания, мы многое могли бы сделать в школах, в детских домах. Мы могли бы ходить в спортзалы, в ЖЭКи, дачные кооперативы, куда угодно. Люди должны привыкнуть к тому, что священнослужитель вступает с ними в разговор на любую «общечеловеческую» тему. И не только в храме.

Знаете, однажды я припарковал машину, а выезд мне закрыл дальнобойщик. Мне ехать надо, я прошу: «Выпусти меня.» — А он мне: «Подождешь.» — «Не могу я ждать». — Он меня — матом. И тут я говорю: «Порошу не выражаться, я — священнослужитель». Он даже в лице изменился — есть все-таки в наших людях уважение к сану!" А чего бороды нет?" - «А не растет, проклятая.» И совершенно другим тоном он стал мне объяснять, что встал, потому что «закипел». Но свою перегретую машину все равно отогнал, хотя и рисковал ею. И мы с ним очень хорошо поговорили. Так что, Церковь — это не стены, это сообщество, экклесия.

Никто, конечно, не призывает бегать по улицам и приставать к прохожим. Но с людьми-то общаться надо. Конечно, если ты из дома — в церковь, там с амвона прокричал то, что прочел в настольной книге священнослужителя, и обратно — то это никого ни к чему не приведет.

Надо по возможности ездить — вот так, с бородами, в рясах — в общественном транспорте, копать картошку, ходить на рынок и в кино на приличные фильмы. У меня и в нашем «садово-ягодном» дачном товариществе, и в спортивном зале все знают, что я священник. Я там все время появляюсь в рясе.

— И как относятся?

— Нормально. Я когда начал заниматься, выяснил, что за исключением двух человек, все остальные православные, в церковь ходят. А со стороны — бандиты бандитами, здоровые, крепкие — килограмм под 120, не знаешь, что с ними делать на татами. Оказалось, душевные люди. Как узнали, что среди них священник, сразу материться перестали. Я, правда, на всякий случай на второй день в рясе пришел.

Однажды в раздевалке кто-то позволил себе какое-то неуважительное высказывание о своей жене. Я ему потом говорю, мол, о своей женщине если уж говорить, то только с восхищением. Раз женился, то говори о супруге с пиететом и других приучай. Больше никаких скабрезностей нет. И не потому что отношение к женщине изменилось — оно и было такое, просто друг перед другом стеснялись, выпендривались, как мальчишки. А при священнике уже вроде как неудобно, тем более он сказал: «Нельзя!»

Я считаю, что Церковь должна еще более активно войти в обычную повседневную жизнь. Конечно, Церковь как общественный институт страдает всеми теми же недостатками, что и само общество. Тут уж ничего не поделаешь, мы люди грешные, и ничего стыдного в этом нет. Родственнику все прощаешь. А мы все — родственники, во Христе.

И мы должны быть успешными. Только главное — помнить, что нельзя быть первым за счет второго.

Елена МЕРКУЛОВА, Марина БОРИСОВА

http://www.fomacenter.ru/articles/351/