Дорога к храму

Тот, кто хоть раз подплывал к Ярославлю со стороны Тутаева и Рыбинска, наверняка видел эти руины — обезглавленный четверик церкви и ободранную колокольню классического стиля. Ставили ее, как все приволжские храмы, на высоком берегу, ориентиром для капитанов проходящих судов.

Каким-то чудом еще сохранился остов «луковки» на колокольне и крест. Храм Смоленской Божьей Матери — нынешние капитаны этого имени не слыхали, нынче принято «ходить» по створным знакам.

Ау, меценаты!

«Наш храм — это водные врата Ярославля со стороны Романова-Борисоглеба (нынешнего Тутаева), первая церковь города в бывшей слободе речников Устье, — говорит настоятель Смоленской церкви отец Андрей. — И властям, и всем людям должно быть стыдно за ее состояние. Особенно, когда следующим по левому берегу возникает блистательный Толжский монастырь, — контраст разительный».

Пытались подключиться к фонду подготовки к 1000-летию Ярославля, но понимания не встретили. А умолять светские власти священнослужители не вправе, это должно быть делом совести городских чиновников. Ведь храм — общее достояние и памятник архитектуры, кстати. Построен в 1771 году на средства здешних мещан-предпринимателей, гонявших по Волге баржи.

В отличие от своих предшественников нынешние предприниматели на храмы жертвовать не любят (если, конечно, речь не идет о помпезном проекте вроде строительства Успенского собора на Стрелке Ярославля). Отец Андрей просил поддержки, по крайней мере, у пяти-шести самых состоятельных горожан. И все обещали. И не дали ни рубля. Пожертвования поступают в основном от людей небогатых. А ведь чтобы укрепить фундамент четверика (по нему уже идут глубокие трещины), нужно 300 тысяч рублей, привести храм в порядок полностью — не меньше 5 миллионов.

«Нет, мне не тяжело здесь служить, — говорит отец Андрей. — У меня был выбор, я мог остаться в Казанском монастыре, предлагали другие храмы. Но я три года служил клириком в храме Михаила Архангела в Норском и постоянно смотрел через реку на эту церковь. Издали купол блестел под солнцем, и я был уверен, что она действующая. И когда мне предложили ее „поднять“, я не колебался».

Кроме Смоленской церкви на попечении отца Андрея еще три сельских храма, и все — аварийные, возрождаются медленно и трудно. Но возрождаются, и число прихожан с каждым годом все больше. Отец Андрей говорит: «Конечно, здания восстанавливать нужно, но гораздо важнее возродить храм в душах людей, вернуть им веру и надежду на победу добра. А церкви… считается, что там, где когда-то стоял храм, служба уже не прерывается. Только людям этого не видно».

Кинозал «на костях»

Смоленская церковь вновь открылась для прихожан четыре года назад. Единственное пригодное для людей помещение — придел-трапезная Николая-угодника под колокольней. При поддержке поселковой администрации в ней настелили полы, вставили двери и рамы. Внутри стены выбелены на два человеческих роста. На все, что выше, не хватило средств, и огромный сводчатый неф церкви в пятнах сырости кажется потолком катакомб, в которых молились первые христиане. Слабый свет от окон, огоньки свечей в сизой дымке и масса людей внизу только усиливают это впечатление.

«Сегодня число моих духовных чад — около 150, — говорит отец Андрей. — Есть среди них интеллигенты, есть люди среднего образования. Доход храма очень мал, особенно зимой, когда дачников нет. Выживаем только за счет приезжих из города. Из села мало кто сюда ходит».

Поражает отношение жителей — они позволили сровнять с землей здешнее кладбище. А ведь на нем были не только древние надгробия, не только захоронения прежних священников, но и могилы близких родственников нынешних сельчан. Их «раскатали» бульдозером — не могут люди в кино идти через кладбище, территория должна быть «культурно благоустроена». И теперь ходят буквально по костям. А каждую весну река вымывает из обрыва 7−15 захоронений. В приходе хотят поднять архивы и поставить хотя бы общий крест — за всех здесь погребенных.

А кому это нужно?

Человек, воспитанный на атеистической пропаганде, вполне может такой вопрос задать. Наши чиновники, подражая примеру «сверху», давным-давно «перекрасились» в истовых православных. Но натуру ведь не переделаешь. По-прежнему им важней истратить пяток миллионов на проведение очередного хоккейного турнира (на хорошее дело не жалко), но пустить ту же сумму на реконструкцию храма — это увольте. Тем более что и стоит-то он где-то на задворках Ярославля, куда зоркое око ЮНЕСКО точно не заглянет. Кстати, «охранную грамоту» от этой международной организации с прошлого года получил центр Ярославля, территория бывшего Рубленого и Земляного города. Там памятники истории хотя бы включают в планы на реставрацию.

А в Смоленском приходе, который в планах не значится, тем временем делают главную работу — «реставрируют» души людей, даже тех, кого привычно считают потерянными для общества. При храме действует приют для бывших заключенных, для тех, кто выходит на свободу, не имея ни денег, ни паспортов. Чаще всего — не имея и будущего. Все они — подопечные отца Андрея из расположенной поблизости колонии, где три года назад открылся храм Иоанна Кронштадтского (построенный самими заключенными). Отец Андрей служит в нем с момента освящения.

В Смоленской церкви бывшим зэкам дают возможность адаптироваться к нормальной жизни. Уголок для них выгорожен прямо в молельном помещении, другого просто нет — стоят застеленные чистым бельем кровати, полки с немудреной утварью. Сейчас в закутке обитают трое освободившихся колонистов. Приходский староста помогает им выправить документы, отец Андрей хлопочет и о подходящей работе. За три года вернуть к нормальной жизни удалось 12 человек, четверо из них нашли себе жен среди здешних прихожанок, с благословения батюшки создали семьи.

— Как можно быть уверенным, что люди всерьез «завязали» с преступным прошлым? Бывали ли случаи, когда вас элементарно обманывали? — спрашиваю отца Андрея.

— Я постоянно общаюсь с ними в колонии, подолгу беседую и успеваю достаточно узнать всех осужденных. Действительно, кто-то пытается манипулировать своим якобы раскаянием и верой. Попадаются, к сожалению, и такие. Но если уж человек действительно осознал ошибки и раскаялся всерьез, то, как правило, к прежнему уже не вернется.

Контингент обитателей приюта разновозрастный. Самому старшему, Евгению, стукнуло 63 года, есть и молодые — 20−21 год. Живя при храме, они помогают поддерживать порядок, делать какой-то небольшой ремонт. «Звонарем у нас почти два года работает бывший заключенный Саша. Хороший звонарь из него получился», — говорит батюшка.

С колокольни, подтверждая его слова, раскатывается перезвон. Как можно было ухитриться укрепить на этой зияющей дырами верхотуре тяжеленные колокола — уму непостижимо!

«Подвели балку и сделали „малый чин“ колоколов — пять штук, весом до 50 кг самые крупные. Не хватает „большого чина“ — весом до тонны, — спокойно объясняет отец Андрей. — Но и его сделаем со временем. Обезображен храм был волей и попущением всех людей, и восстанавливать его должны все мы».

http://www.rgz.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=4605&Itemid=71