Русская линия
Нескучный сад10.08.2006 

Как выжить «молодым»

Как призывнику не растеряться в армии? Как себя вести, встретившись с «дедами», с дедовщиной? Как не потерять человеческого достоинства?

Мы публикуем справку проходившего службу в ВС СССР в 1988—1990 гг. диакона Федора КОТРЕЛЕВА, мнение Олега П., военнослужащего одной из частей ПВО и комментарий полковника запаса, в прошлом — военного прокурора, Владимира ЧУМАКОВА.

Салабон, черпак, дед

Дедовщину иногда называют неуставными взаимоотношениями военнослужащих, однако это не совсем правильно. Предположим, неправильное обращение к начальнику или непослушание командиру — это тоже нарушение воинского устава, но никто не назовет это дедовщиной. Дедовщина — это возвышение одних солдат над другими в зависимости от стажа армейской службы. Формы дедовщины бывают самые разнообразные: от элементарной справедливости и передачи опыта младшим товарищам (что встречается довольно часто и имеет колоссальное воспитательное значение) до отвратительных издевательств и откровенного садизма (что бывает также довольно часто).

Обычно срок службы делится армейской традицией на четыре части, сменяющие друг друга каждые полгода из двух лет армейской службы (или трех лет флотской, и тогда срок делится на шесть частей). Такая периодичность объясняется тем, что пополнение поступает каждые полгода — весенний и осенний призыв — и тогда же часть солдат из армии демобилизуется. В зависимости от традиции данного рода войск названия отслуживших определенный срок солдат могут отличаться: где-то только что призванных солдат называют салабонами, где-то «карасями», а где-то просто молодыми. Вообще, если армия — некий микрокосм, то армейский срок мыслится как микрожизнь. Отсюда и названия: старослужащий, «дед», старик, молодой и т. д. Чем больше срок службы, тем старее, а значит, опытнее, мудрее солдат. Это, конечно, идеальная картинка, так должно быть, но так бывает очень редко — хотя бы потому, что «дедушкам» по 20 лет, и ни настоящего опыта, ни ума они еще не нажили.

И вот приходит молодняк в армию, проходит через карантин — это такая буферная зона, где вчерашним маменькиным сынкам объясняют, что они не дома, что кровать по утрам надо заправлять, вид иметь всегда опрятный, приказы выполнять, отвечать по форме, — и попадает в подразделение. Дальше в чем задача армии по отношению к этому салабону? Научить его быть хорошим солдатом. Двухнедельного карантина недостаточно, надо продолжать обучение. И вот тут в дело вступает дедовщина.

Те солдаты, которые уже прослужили полгода и кое-чему научились, с чувством и специфическим энтузиазмом (свойственным 18-летним парням) начинают объяснять тонкости службы молодым: «Мы полгода мыли казарму, теперь ваша очередь». Более «старые» солдаты, отслужившие год, стараются организовать хозяйственную жизнь подразделения (уборка мусора, сбор грязной посуды в столовой и т. д.) за счет двух младших категорий: полугодовалых и молодых. Вообще, «черпаки», отслужившие год, — это самая активная и стабильная категория солдат. Они все знают, все прошли, но перспектива близкой домашней жизни еще не туманит их 19-летние мозги. «Черпак», если он психически и физически нормальный парень, — отличник службы и боевой учебы, помощник командира и… главный «дед». Что касается солдат последнего полугода службы, то им обычно уже все надоело, и все их мысли только о доме и о прелестях гражданки — в персонифицированном виде или в смысле гражданской жизни. Но для того, чтобы у них была возможность спокойно и лениво ожидать дембеля, старослужащие должны поддерживать установившийся армейский порядок: молодые моют и драят, «черпаки» служат и управляют молодыми, «дедушки» — отдыхают. Поддерживать такой порядок мирным путем практически никогда не удается — мешает человеческий фактор: капризы, гордость или просто человеческая несостоятельность салабонов, лень и глупость «черпаков», всеобщее свинство и серость. В общем, без кулаков никогда не обходится.

Теперь в описанную картинку следует вплести юношеский садизм, любоначалие, хвастовство перед друзьями — и мы получим нечто похожее на армию. Бывает, «дед"-садист мучает молодых, а бывает — салабон вдруг оказывается разрядником по самбо. Бывает, салабон — такой мерзавец и стукач, что не бить его нельзя, а бывает, старослужащий сержант — баба, плакса и тряпка. По-разному бывает, но дедовщина как модель отношений армейского микрокосма — вещь в принципе не слишком плохая. Поскольку она — фактор порядкообразующий. Но это — в идеале. А на практике, конечно, чаще всего дедовщина оборачивается издевательствами, побоями и травмами. По информации, обнародованной главным военным прокурором России Александром Савенковым, в 2005 году от дедовщины пострадало более 5000 солдат-срочников. Это примерно 1,7% от числа призванных в армию. Но это, конечно, только те случаи, о которых стало известно прокуратуре.

Диакон Федор КОТРЕЛЕВ

«Одна из главных проблем в наших частях — это национальные землячества. Конечно, в элитных частях — таких, как ВДВ, морская пехота, спецназ

ГРУ, — солдаты проходят железный отбор, и там примерно 75−80% составляют русские ребята. В таких частях обычно здоровая среда, здоровый коллектив, а от коллектива очень многое зависит. А вот „простые“ части формируются по остаточному принципу, то есть туда попадают люди, которым либо просто-напросто некуда было прятаться, либо люди из неблагополучных семей, где жили чуть ли не впроголодь. Они еще до армии привыкли к равнодушию родственников и к прессингу со стороны более сильных товарищей с соседней улицы, из соседней деревни. И вот они приходят в армию, где сталкиваются с сильными землячествами: дагестанским, ингушским, кабардино-балкарским, карачаево-черкесским. Парни из этих регионов очень хорошо организованы, и, главное, они идут служить не потому, что некуда больше деться, а потому, что так надо. Если ты не отслужил, то ты не мужчина. Там другой менталитет, менталитет воина, бойца.

У нас, русских, он тоже всегда присутствовал, но большевики разрушали его всеми путями, потому что боялись не столько Церкви, сколько общины, которая бы собиралась вокруг Церкви. В результате у нас было разрушено чувство взаимовыручки. А у кавказцев оно разрушено не было. Когда они попадают во враждебную, как они считают, среду, у них степень самозащиты сразу начинает играть главенствующую роль. И они, воспитанные в этом духе, пытаются сразу подмять под себя все, что мешает их ментальности, собственно говоря, хотя по отдельности могут быть чудесными ребятами. Они уважают силу, и они уважают людей, которые уважают себя. А взять нашу деревню: куда ни зайдешь — пьянство и грязь. Господь дал нам такую землю, а человек не может назвать ни своего деда, ни своего прадеда, покреститься не знает как, святынь своих не знает. За что нас уважать? Вот и происходит просто-напросто подминание под себя. Как этому противодействовать? Только силой, помноженной на дух. Конечно, не все ребята физически достаточно сильны, но, если человек духовно не сломлен, землячества, как правило, отступают. Они начинают уважать*.

Наша беда в том, что мы часто не умеем быть вместе — так, как это умеют кавказцы. У русских солдат редко бывает лидер. А ведь это очень важно, чтобы он был, чтобы вокруг него объединялись другие. А что у нас? Вдруг вся часть снимается и уходит в бега — якобы дедовщина. Начинают смотреть, смотрят, а там какой-то пацан, отслуживший полгода, запугал всех молодых. Один — всех!.. А они обычно запуганы уже здесь, на гражданке, — запуганы этими вечными разговорами об ужасах армии и страшилками. Конечно, они потом приходят в армию и дрожат от всего.

А бывает и наша собственная дедовщина, не связанная с национальным вопросом. Но тут надо помнить: „дед“ „деду“ рознь. В небоевых частях нечего идти у них на поводу. Он служил чуть больше полугода и на самом деле ничего не видел, больше жрал на кухне! Ну что он сделал такого, чему научился? Может, отжиматься? Или стрелять? Да он просто никто! Ни в коем случае нельзя подчиняться. Другое дело — боевая часть, опытные „деды“ и дембеля. Здесь скорее обмен опытом более старших с младшими.

Часто причиной трудностей молодых солдат в армии становится элементарная, казалось бы, вещь — внешний вид. Многие ребята просто не понимают, что нельзя ходить в грязной одежде, а обязательно надо, как бы ты ни устал, как бы тебе ни было плохо, иметь человеческий вид. А еще отношение к вещам. Предположим, на гражданке у тебя украли шапку. Ну, тебя пожалеют и скажут: украли шапку, негодяи! А в армии говорят по-другому: ты шапку… прозевал, ты сам виноват, ты сам отвечаешь за себя.

В армии выживает только тот, кто умеет собрать дух и умеет сказать „нет“. Причем все должны быть готовы и к физическому, и к психологическому давлению. Вот, скажем, пришел молодой солдат в подразделение. Сразу же начинается проверка, как в тюрьме: иди сюда, принеси мне то, иди туда, принеси мне это. Но то, что на гражданке воспринимается как нормальная человеческая просьба, там является проверкой на готовность подчиниться. Вот тут надо проявлять твердость и не подчиняться! А для этого ребятам перед армией обязательно надо заниматься спортом: боксом, борьбой, другими силовыми видами.

А еще я бы посоветовал всем ребятам, столкнувшимся с дедовщиной, не молчать, не испытывать судьбу, а звонить в прокуратуру — мобильники сейчас есть у всех. Наехали — сразу звони. А реагируют сейчас на такие звонки очень быстро».

Олег П., военнослужащий одной из частей ПВО

Мы попросили прокомментировать это мнение человека, не понаслышке знакомого с ситуацией в Вооруженных силах. Полковник запаса Владимир Наумович ЧУМАКОВ прослужил в армии 35 лет (2,5 года из них — в Афганистане), был военным прокурором и расследовал несколько сотен дел, среди которых были и связанные с неуставными взаимоотношениями.

— В высказанном мнении делается упор на то, что дедовщина исходит от землячеств. На самом деле национальные землячества — это лишь одна десятая случаев всей дедовщины. Причем это случается в основном в тех войсковых частях, где большинство солдат — из соответствующих кавказских или азиатских республик. Проблема, на мой взгляд, состоит в том, что у российского народа нет объединяющей его национальной идеи, которая была даже у коммунистов. Молодые солдаты спрашивают: кому мы должны служить в армии? Кого защищать? Нефтепроводы олигархов? Их землю, «заводы» и «пароходы»?

Я в корне не согласен с тем, что большевики разрушили в русском человеке менталитет воина и бойца. Я родился после войны, в Белоруссии. И вместе с молоком матери впитал мысль, что стыдно избегать службы в армии. Большевики эту идею всеми силами поддерживали, создавая молодежные военизированные организации, как, например, ОСОАВИАХИМ или ДОСААФ.

Не согласен и с тем, что у народов Кавказа поголовно присутствует мысль, что обязательно надо служить. Опыт показывает, что у нас в Москве молодые дагестанцы, азербайджанцы и др. точно так же «косят» от армии.

Но, конечно, есть здесь и мысли, с которыми трудно не согласиться. Правильно пишет Олег, что надо уметь собраться духом и сказать «нет», если тебя заставляют сделать что-то унижающее твое достоинство. Командовать солдатом имеет право только командир. Поэтому на подобного рода «приказы» вообще не нужно реагировать.

Зато рекомендацию решать трудные вопросы силой я принять не могу. Ни в коем случае нельзя это делать! Говорю это как военный прокурор. Да, надо заниматься спортом, но вряд ли всем поголовно нужно заниматься рукопашным боем.

Объединить вокруг себя таких, как ты, можно прежде всего личным примером. Если ты не увиливаешь от работы, ведешь себя нормально, умеешь что-то хорошо делать, например что-то делать своими руками, или ты хороший спортсмен, хорошо поешь, пишешь — у тебя будет авторитет. Просто надо что-то уметь делать классно. Этим ты сможешь объединить вокруг себя других ребят. А если ты ни рыба ни мясо, так и будут тебя пинать. Кулаками настоящего авторитета не завоюешь.

А теперь мне хотелось бы дать ребятам, отправляющимся в армию, несколько советов.

1. Если ты начинаешь чувствовать, что тебя «прессингуют», постарайся сначала сам, без обращения к кому-либо разрулить эту ситуацию. Будь то один старослужащий или группа солдат. Попытаться уйти от конфликта, чтобы позже в спокойной обстановке его разрешить. Нельзя ни в коем случае бить другого. Такой вариант возможен только в крайних случаях, когда, что называется, уже нож к горлу приставили и другого выхода нет. В любом случае ты рискуешь тем, что в отношении тебя возбудят уголовное дело, и еще неизвестно, закроют ли его потом. По опыту знаю, что оценить степень допустимой самообороны бывает очень и очень непросто.

2. Необходимо определиться с командованием. Выясни для себя, что за командиры у тебя, к кому из них можно обратиться за поддержкой: к командиру взвода, заместителю командира роты, старшине, командиру роты. Обычно в военной среде не любят, когда кто-то жалуется. Но не думаю, что все офицеры безразличны к чужой беде или равнодушны. Обязательно найдется тот, к кому можно обратиться.

3. Обращаться в Военную прокуратуру, в Комитет солдатских матерей или к командиру части нужно только в крайнем случае. Потому что иногда для прекращения издевательства достаточно решения командира роты. Если же солдат, не использовав названные формы защиты, сразу подключает прокуратуру, то этим он может повредить сам себе, поскольку противопоставляет себя и командованию, и сослуживцам. Ведь после такого звонка прокуратура начинает трясти уже всех. Снежный ком превращается в лавину, хотя дело того и не стоило.

4. Если же ты все-таки решил обращаться в прокуратуру, позаботься о том, чтобы у тебя был свидетель, который подтвердит изложенные тобой факты.

И последнее. Если ты решил бежать из части, то, как только оказался дома, немедленно обращайся в государственные органы по месту жительства: в милицию или в прокуратуру. А вот в военкомат бежать бесполезно: с момента отправки в войсковую часть он за солдата уже не отвечает.



* Пока готовился номер, в части, где служит Олег, за нанесение телесных повреждений были приговорены к разным срокам заключения три представителя кавказского землячества. Землячества можно обуздать, уверен Олег

http://www.nsad.ru/index.php?issue=22§ion=9999&article=469

Каталог Православное Христианство.Ру Рейтинг@Mail.ru Яндекс.Метрика