 |
| Православие.Ru | Святитель Филарет (Дроздов) | 13.07.2006 |
Из книги Святитель Филарет Московский. «Призовите Бога в помощь», изданной в серии «Письма о духовной жизни», выпущенной Сретенским монастырем в 2006 г.
 |
| Алексий (Р. И. Ржаницын, 1812−1877), архиепископ Тверской и Кашинский |
И так от случая сего рода служителям духовного просвещения надлежит обратиться к заботливому помышлению о том, довольно ли стараются они приобретать учению своему вышнюю силу против силы преисподней? Довольно ли оно глубоко проникает в души наставляемых? Довольно ли переходит в жизнь? С сими помышлениями прибегнуть к Богу и стараясь усилить в себе благую ревность было бы, конечно, справедливее, полезнее и угоднее Богу, нежели стараться несчастную смерть закрыть блистательным погребением.
Если мысли и слова мои покажутся Вам суровы, то вспомните слова Соломона: достовернее суть язвы друга, нежели вольная лобзания врага (Притч. 27, 6).
26 августа 1847 года
Мне кажется, отец ректор, в словах: Сие есть Тело Мое, за вы ломимое, страждущее, умирающее, сия есть Кровь Моя, за вы изливаемая, сказанных на все времена, дондеже придет Господь, заключается мысль о всегдашнем продолжении и возобновлении одной и той же жертвы, так как и Тело Христово есть только одно. […]
12 сентября 1847 года
На вопрос, кто говорит в третьей главе пророка Малахии, если, отец ректор, непременно требуете мудрого ответа, то ищите его дальше меня, а если желаете иметь, какой у меня случится, то имейте.
В Ветхом Завете Лица Божества не так явственно являются и различаются, как в Новом. Это свойственно Ветхому Завету.
Слова Откровения падают пророку, как молнии с неба. Он ловит их и на хартию, не имея времени делать критических вопросов.
Лицо, говорящее у пророков, часто переменяется без предварения о том. Пример во втором псалме.
Новый Завет озаряет своим светом неясное в пророчествах, в то самое время как повторяет их, а мы смотрим на буквы и спрашиваем, все ли они до одной точно те же.
Почему Вы думаете, что у Малахии говорит Христос? Внезапу приидет в церковь Свою Господь[2] - это говорится о Нем; следственно, можно полагать, что говорит не Он, а Бог Отец или Дух Святой.
В словах: Се, Аз посылаю Ангела Моего, и призрит на путь пред лицем Моим[3] Вы останавливаетесь на последних словах и заключаете, что говорит Христос: «Посылаю Иоанна Крестителя предо Мною». Если и так, то не беда, что евангелисты представляют говорящим Лицо, Которое мы уже нашли говорящим в словах: приидет в церковь Свою Господь.
Но возьмем для сравнения слова Господни в Книге Исхода (33, 14): Лице Мое пойдет, и упокою Тебя. Почему не сказано: «Я пойду»? Не Лицо ли Божества недоведомое, Бог Отец указует на Лицо являемое, на Сына Божия воплощаемого? Посему и пророчества Малахии не могут быть принимаемы от лица Бога: Се, Аз посылаю Ангела Моего, и призрит на путь пред лицем Моим, то есть пред воплощаемым и являемым Лицом Божества, пред Богочеловеком Христом.
Но у евангелиста речь сия обращена к Сыну Божию: посылаю Ангела Моего пред лицем Твоим. Это значит, что евангелист созерцает в области божественного слово, которое пророк написал, уже нисшедшее на землю к человекам, Егоже вы ищете[4]. Не будем взыскательны за то, что евангелист созерцает выше пророка.
Можете жаловаться, что сие толкование представляется изысканным. Не стану спорить. Но и Вы не станете спорить, что в Ветхом Завете нельзя искать так ясных выражений таинства Святой Троицы, как у отцов Никейских, но искать указаний на сие таинство и там должно, потому что и там действовала Пресвятая Троица и неясными откровениями приготовляла к более ясному […].
20 октября 1847 года
Можно подивиться премудрости нынешних людей. Прослужив тридцать лет в архиерейском звании, я чувствую в некоторых случаях нужду советоваться с протоиереями, учениками моих учеников, а они не находят подобного нужным. […]
11 ноября 1847 года
Вступление в статью о чудесах Иисуса Христа как доказательств Божества, где приводятся слова: аще дел не бых сотворил и проч., изложено так, что люди, которых Вы назвали легкомысленными, могут почесть себя выбранными, а не опровергнутыми.
Множество чудес не ведет ни к какому заключению. Одно чудо может быть достаточным доказательством Божества. И тысячи чудес могут показать только пророка. Воскрешение Лазаря являет Чудотворца Бога, но чтобы сие видеть, надобно открыть в оном черты, возвышающие сие чудо над подобными, по-видимому, чудесами богоносных человек.
Не понимаю, что значат Ваши слова: «Ахаза не нашли чем оправдать». На что его оправдывать? И в чем Вы находите его виноватым на тот раз, когда ему Исаия предлагает просить знамения, а он сказал: не искушу Господа[5]? Может быть, крайняя опасность точно привела его в смирение пред Богом и доставила лучшую минуту в жизни, и потому-то он удостоился слышать пророчество о Мессии. […]
20 ноября 1847 года
Кажется, говорил я Вам и еще говорю: надобно остерегаться упреждать желаниями правила. Никакой закон не составляется вне Провидения Божия. Если гражданским законом стесняется то, что не стеснено церковными правилами, видно, надобно было попустить сие, по грехам нашим. Нынешние же правила о принятии в монашество можно считать собственно церковными. Дело началось тем, что прежние строгие гражданские правила хотели сделать еще строже гражданскими законами. Но Богу угодно было вывести дело на церковный путь и устроить правила, которые облегчительнее прежних. Следственно, тем они обязательнее для совести.
Также, чтобы сильно предстательствовать за человека, надобно его верно знать. Если не дано еще нам довольно глубокого взора, не будем спешить своею уверенностью и дадим время наблюдению по правилам. […]
8 января 1848 года
Смотрел я статью о еврейской поэзии и не гневаюсь на архимандрита[6], который ее не хвалит. Характер Вашего издания — назидание: в ней нет ничего такого. И в литературном отношении не знаю, чему можно из нее научиться. Неопределенность и односторонность господствуют. Хотят определить характер еврейской поэзии тем, что предмет ее Бог. Не много открыто. Чего иного и можно было ожидать от поэзии Священного Писания. […]
[…] Великий псалом (21): Боже мой, Боже мой, вскую оставил мя еси представлен как образчик поэзии. Пророк созерцает событие, поколебавшее вселенную; с удивительной буквальною точностью изображает происходящее на Голгофе за столько веков, а словесник на трепещущей земле, под угасшим солнцем, ищет цветов поэзии.
Пусть эстетики обвинят меня, что это мне не нравится. Поищу оправдания на Голгофе.
14 января 1848 года
Не могу, отец ректор, подать Вам помощи в Вашем сражении с мыслью о тричастном составе человека. Довольно необходимости сражаться с врагами, с учениями, противными догматам: какая нужда воевать против мнений, не враждебных никакому истинному догмату?
В месячной Минее июня 25-го[7] в каноне найдете следующие слова: «омый тело, очисти дух, и душу мою освяти». Не угодно ли Вам сражаться и с сею церковною книгою? Ибо слово «дух» поставлено здесь так, что нельзя понять его в смысле благодатного дарования, чтобы уклониться от понятия о составе существа.
Я думаю, что решение сего спора лежит в глубине, до которой не проникают спорящие.
26 февраля 1848 года
Возвращаю Вам, отец ректор, речь к новопостриженному[8].
По-моему, не очень удобно сказать и не очень удобно выслушать новоначальному, что он вступает в жизнь «преимущественно высокую». Посему предлагаю переменить сие выражение. […]
1848 год
Возвращаю, отец ректор, Вашу работу. Свидетельства собраны хорошо, и между прочим на конце те, которыми разрушаются несториевы возражения[9].
Но в начале сочинения выставка злых мнений мне показалась неприятна, и я означил карандашом, чего не хотел бы тут читать. В конце сочинения не тяжело прочитать возражения одно по другом с следующими за каждым разрешениями. Но цепь нелепостей без обличения возмущает, и особенно может дать врагу случай в простых душах возбудить помыслы, которых им не приходило в голову прежде. Издание, в котором будет напечатано Ваше сочинение, идет не в одни ученые руки, но и руки народа. […]
23 ноября 1848 года
Рецензент хвалит определение «Православного исповедания»: «Евхаристия есть Тело и Кровь Господа нашего Иисуса Христа под видом хлеба и вина». И это напрасно. По сему определению довольно было бы видеть Таинство на престоле и никогда не причащаться.
[…] По определению «Православного исповедания», «Тайна[10] есть служба, которая приносит в душу благодать»: но сие бывает через причащение Таинства, следственно в определении Евхаристии надобно сказать о причащении, а не довольно сказать о бытии в ней Тела и Крови Христовых. […]
16 сентября 1849 года
Не по моде ли мы богословствуем?[11] Прежде утверждались на Священном Писании и мало внимания обращали на Предание. Потом с силою заметили сей недостаток: слова «Православие» и «Предание» стали звучать чаще и сливаться в один звук, и начали богословствовать по Преданию, оставляя иногда позади Священное Писание, а некоторые и уничижали Писание.
Новозаветные священные писатели писали по сошествии на них Святого Духа, и они свидетельствовали и о ветхозаветных, что от Святого Духа просвещаемы глаголаша святии Божии человецы[12]. Так ли верно можно определить минуту, когда церковный писатель сделался святым, и следственно не только писателем, подверженным обыкновенным недостаткам человеческим? Церковь, конечно, думала о сем вопросе и учит признавать Предания, с откровением Божиим согласные. И потому не правильнее ли основывать учение главным образом на Священном Писании, а Преданием дополнять, объяснять, защищать от неправомыслящих? С[вятой] Василий Великий сильно доказывает святость с[вятого] Григория Чудотворца и на сем основании ссылается на его свидетельство и Предание. А Метафраст? А Кирилл Туровский?[13] Чудотворцы ли они? Внесены ли в число святых? Суть ли это камни основания?
С[вятой] апостол говорит, что диавол аки лев рыкая, ходит, иский кого поглотити[14]. Не довольно ли сего для остережения верующего? Надобно ли еще доходить по намекам до подробностей диавольского распоряжения, утверждать, что диавол «приставляет» злого духа к человеку «на всю жизнь», и, остановясь на сем, дать слышащему сие учение вопросы: Неужели этот приставник здесь теперь? Неужели святое крещение нимало не отстраняет его? Неужели и святость святых и данная им благодать не удаляют сего приставника, приставленного, как говорят, на всю жизнь? Или Предание лучше знает диавола, нежели апостол, который говорит, что к рожденному от Бога лукавый не прикасается[15].
Вот что пришло мне на мысль: а Вы рассуждайте, правда ли это.
Мир Вам.
11 ноября 1849 года
Видения, имеющие свою истину, не всегда удобно обращать в общие догматы. Вы догматствуете о мытарствах, а потом приводите изложение посмертных состояний из с[вященника] Макария[16], который ни слова не говорит о мытарствах. Отсюда родятся затруднительные вопросы.
Видения с[вятого] Иоанна Богослова о душах под алтарем[17], о душах в белых ризах, о двадцати четырех старцах[18] должны ли быть оставлены без внимания в учении о посмертном состоянии, тогда как сие учение построяется преимущественно на видении о мытарствах?
31 января 1850 года
Прочитайте, отец ректор, прилагаемое слово. Мне не думается печатать. В приложении «Пророчества» к России немало произвольности. В наше время мы много хвалимся и не довольно каемся. А время советует меньше хвалиться и больше молиться. […]
22 февраля 1850 года
Читав отчасти сочинение диакона Палмера[19] на греческом и частию в Вашем переводном сокращении, более прежнего оправдываю то, что с ним не сделано ближайшей связи во время пребывания его в России.
Он не ищет теперь истинной Церкви, но из существующих Церквей, как из материалов, обрезывая и обрубая их, хочет построить новую Церковь по своему идеалу. После 1800 лет существования христианской Церкви дают для ее существования новый закон — закон развития. Известно, что написано апостолом Павлом против тех, которые вздумали бы благовествовать паче, нежели приняли от апостолов[20]. Не скажут ли теперь ему: возьми назад свое анафема; мы необходимо должны благовествовать паче, по новому закону развития. Дело Божественное хотят подчинить закону развития, взятому от древа и травы! И если хотят приложить к христианству закон развития, как не вспомнить, что развитие имеет предел? Из земли выходит былинка, потом она становится деревом, растет, делает цвет — плод: развитие кончилось, следует постоянная жизнь плодоношения, потом старость и разрушение. Семя веры посеяно в начале мира, росло веки, процвело и принесло плоды в открытии христианской Церкви: за сим и по закону развития должна следовать постоянная жизнь плодоношения, и если не сохраним живого дерева, иные ветви отломятся, увянут, засохнут или полуотломленные будут зеленеть полужизненно, доколе живое дерево превратится в дерево очевидно райское, а вялое, сухое, умершее посечется и во огнь вметнется. […]
16 октября 1852 года
Вы требуете от меня замечаний на Палмера. Недосуг писать книгу.
От имени римо-католика Палмер представляет невозможность, чтобы епископы русские обратились от духа Прокоповичей к духу Адашева, Филиппа, Никона[21].
И во время Прокоповича в духе Прокоповичей был один Прокопович. С чего же взято приписать сие всей иерархии? Для чего Палмер хочет Российской иерархии всей духа Филиппова и Никонова, которым случилось быть в состязании с земною властию, а не духа святителей Петра и Алексия[22], которые в мире с земною властью апостольски проходили свое служение? В Англии недавно земная власть навязала Церкви в епископы еретика[23], и английская иерархия не защитила себя от ереси. В России, благодарение Богу, не было ничего, хотя иногда иной епископ потерпел от неправомыслящих, что было во все времена Церкви, но Церковь Русская никогда не была причастна ереси. Палмер соответственно своей беде хочет распоряжаться у других и требует епископов, которые бы противостояли земной власти. Но вот предмет, который вместо моего замечания может вызвать академическое рассуждение: преимущественная многочисленность членов есть ли признак Кафолической Церкви? Написать о сем рассуждение не излишне и нетрудно.
27 октября 1852 года
Не говорите мне того, что далеко выше моей мерности. Если думаете о мне с благорасположением, то думайте с молитвою. Слово молитвы благо и верно паче слова похвалы.
Божие благословение Вам усердно призываю.
5 декабря 1852 года.
Удивительно, что сочинитель ставит рядом встречу с учением Фесслера[24] и с другим ложным учением, мистицизмом. Как это рядом с Фесслером, то неужели сочинитель думает, что в академии учили ложному учению мистицизма? Или это он находит в тогдашнем духовенстве вне академии? И понимает ли он дело? Были недоразумения, но их трудно было разобрать и видящему вблизи, а тем более издали. Например, случилось, что когда один предлагал напечатать Добротолюбие и книгу Исаака Сирина, другой возразил: не скажут ли, что это мистическое направление? Но Добротолюбие до сих пор печатается. Писания Исаака Сирина печатаны были в «Христианском чтении» по частям, а теперь хотят напечатать оные вполне. Не скажет ли сочинитель, что это все мистицизм? Не обвинит ли он в мистицизме и издателей нового перевода писаний с[вятого] Макария? Ибо историки мистической богословии причисляют Макария к мистическим богословам. […]
В мое время в лаврской семинарии уже писали на русском лучше, чем на латинском, и было много русских книг. Прежде латинский язык знали лучше, чем русский.
По моему мнению, напрасно сочинитель примешивает к жизнеописанию предметы совершенно посторонние, как, например, описание встречи императора Александра I; напрасно выкапывает варварские слова: бурса, фара. Мне кажется, что выписка из сочинения о том, что мир есть произведение разумной причины, не украшает ни сочинения, ни автора сего произведения. Сочинение, освобожденное от посторонних предметов и мелочей, будет иметь более достоинства и занимательности. Остригите виноградное дерево, будет более плода. […]
24 ноября 1852 года
Сочинитель… без разбора… смеется… над волшебством и договорами со злым духом. Что же думает он о волшебных книгах, по действию проповеди апостола Павла сожженных в Ефесе[25]? Если это были суетные бредни без смысла и действия, почему же они так распространились и так были ценимы? А если слова сих книг производили действие (которых опыты дали цену книгам), то как он это изъяснит, если не предположить через волшебные слова связь человека с духом, которого воззвание и действие на видимый мир тоньше, нежели человека, и который потому может сделать нечто необыкновенное для человека. Не станет же злой дух угождать человеку бескорыстно. Следственно, надо предположить договор, по которому человек приобретает от духа необыкновенные дела, а дух приобретает зависимость и покорность человека. Не скажет ли сочинитель, что это кончилось в Ефесе? Нет. Не могли быть собраны в Ефесе волшебные книги со всего света, они остались после ефесского сожжения в других странах. Богослов, рассуждающий о сем предмете, над насмешником мог бы посмеяться в свою очередь, если бы не было неприлично богослову смеяться. […]
22 января 1853 года
В Цензурный комитет посланы от меня несколько иностранных картин. По моему мнению, это святые изображения, написанные более или менее мирскою или фантастическою кистью. Некоторые могут быть допущены, а некоторые, кажется, должны быть возбранены, например Спаситель с светящимся снаружи сердцем, как не утвержденные церковным Преданием. […]
2 апреля 1853 года
Потрудитесь, Преосвященнейший, растолковать николокузнецкому священнику, что картины Символа веры и молитвы Господней составляются иконописцем посредством произвольных выдумок, частью непонятных, несообразных с делом, не представляющих ничего священного. Такие картины можно терпеть в церкви, когда они уже написаны. Но если прилично и полезно иметь в церкви изображения истинные, понятные и назидательные, то предметы их надо брать из Священного Писания и из истории Церкви и святых. Прискорбно видеть неведущего мирянина, распоряжающегося иконописанием в церкви, и священника, смотрящего тупыми глазами и не помышляющего, что его обязанность рассудить, что прилично церкви.
До чего не доживешь на свете! […]
23 мая 1857 года
Я переменил слово «дорогие» на слово «возлюбленные». В первом больше ласки. Ныне слишком ласкают детей, и они становятся выше своей головы. […]
4 ноября 1857 года
Три священнослужения в Часовенной церкви в неделю — не трудно ли это? Доброе дело молиться, но и дело службы делать надобно. […]
16 ноября 1857 года
Касательно служения говорил я Вам, что нужна простота, естественность и внятное слово, без поспешности, но и без косности. Проповедований без аналоя и я бы не посоветовал. Привыкли видеть проповедующего за аналоем, и проповедующему можно опереться на него с облегчением. Говорение без аналоя как будто хочет намекнуть, что говорит без приготовления. Я имел пред собой аналой, когда и без написанного говорил. Однажды случилось мне говорить без него, но потому, что поздно на дороге в церковь думал, говорить ли и что говорить, и решился говорить тогда, как уже поздно было сделать остановку для истребования аналоя. […]
Православие требует защиты, но надобно остерегаться, чтобы защита не оказалась такою, о какой написана следующая эпиграмма:
Религия от всех страдает:
Вольтер бранит ее,
Кутузов защищает.[26]
Простите мне празднословие. […]
19 января 1859 года
Отцы учат нас не останавливать мыслей наших на тех людях, которые занимают лучшее нас положение, хотя по видимому не больше, или и меньше, имеют на то права, но лучше смотреть на тех, которые не менее, или и более, нас имеют права на положение принятое, но находятся в более неприятном, нежели мы. Первое ведет к ропоту или зависти, а последнее располагает быть довольным нашим положением.
Мир Вам и благодушие.
15 сентября 1860 года
Время Вам помириться с судьбою Божиею. Не без воли Божией сделано то, что сделано. Люди ошибаются, но премудрое Провидение допускает ошибки их так, чтобы направлять события согласно с Своими благими намерениями. Случившееся показало, что Вам нужно укреплять дух свой, чтобы не поколебали его внешние ветры. Укрепитесь помощью Божиею и идите путем Вашим, смотря на указания Провидения, а не на действия страстей человеческих, при том более подозреваемые, нежели дознанные. И если действовали особые отношения на Тульской епархии некоторых лиц, найдите облегчение в Вашем устранении от такой епархии.
[…] Что в письме к преосвященному Д. Вы назвали свое назначение[27] неутешительным, эта беспритворность в порядке, но что назвали себя смущенным, это не было нужно. Духовное наше состояние открывать надобно в духовных сношениях, в надежде слова утешения и пользы, а не в политических и церемониальных. […]
15 сентября 1860 года
Отзыв киевского владыки о петербургских не признаю достойным подражания. Князю людей твоих да не речеши зла[28]. Если такими словами, которые Вы пересказали и которых я не хочу пересказать, позволим себе отзываться о С[вятейшем] Синоде и о его распоряжениях, то кого же мы будем уважать? Пред кем окажем послушание?
[…] Вы знаете, что в нашем звании надобно не только поступать беспорочно, но и от беспорочных дел удерживаться, если бы они подавали случай неведующим или неблагонамеренным сделать из них неблагоприятное толкование.
Вы знаете, что Ваше правосудие встречало людей, которые думали не о том, чтобы исправить себя, но чтобы отомстить за обвинение.
Вы знаете, какими широкими путями ходит ныне клевета. […]
27 ноября 1860 года
Преосвященнейший Владыко, возлюбленный о Господе брат!
Письмо Ваше от 28 января таково, что, прочитав, не откладываю ответа.
Недавно некто, встречая трудности в запущении дел своей службы, решился оставить оную. Узнав о сем, я напомнил ему слово Господне: аще гонят вы во граде, бегайте в другой[29], и прибавил: Господь не говорит: «уходите, когда вам трудно», нет, будьте там, где поставлены, делайте порученное Вам до последней возможности; только тогда, когда гонят, не сражайтесь, а отходите. Кажется, он усомнился, не напрасно ли поспешил своею решимостью.
Теперь Вы сами произнесли то же слово Господне. Предлагаю Вам то же понимание сего слова.
И когда гонят. Господь не говорит: «отойдите и сядьте без дела», но бегайте в другой город, чтобы там продолжать прежнюю апостольскую службу. А Вам пришла мысль бежать и оставить дело. Где Ефрем узнал и услышал тысячи и тмы[30] людей? По каким признакам насчитали Вам столько же врагов?
Мне кажется, врагов бывает мало, а более недоброжелательствующих по ошибочному пониманию людей и дел их.
Один или два наказанных за вину рассказывают друзьям и покровителям, что наказаны слишком строго или совсем безвинно; им доверяют, делают неблагосклонные отзывы о решившем дело. Если от таких случаев бежать из службы, не было бы хорошо ни для службы, ни для убегавших. Имеете и таких людей, которые отдали Вам справедливость, и даже преимущественно перед другими людьми подобной службы. Итак, если есть скорбь, то есть и утешение.
Господь да утишит колебание Ваших помыслов и да утвердит Вас в подвиге, на который Провидением Его поставлены.
15 февраля 1861 года
Не предлагайте трудного поста менее крепкому и менее опытному, чтобы себе избрать совершенное бездействие. Добродетель ли призывать другого, чтобы он шел положить душу свою за братию, а свою душу уносить, куда ей хочется и где ей легче? Укрепляйте себя в трудности надеждою на Бога и утешением от благорасположенной к Вам паствы: и подвизайтесь. […]
27 февраля 1861 года
Преосвященнейший Владыко, возлюбленный о Господе брат!
Печально время сие, потому что многое видится и слышится, чего нельзя одобрить, и еще раз печально потому, что когда осудишь видимое и слышимое, надобно будет осуждать себя при воспоминании реченного: не судите, да не судими будете. Если даже там, где видится и ожидается доброе, один удерживает следующее другому и его же винит: где же надежда? Желаю лучше думать, что все люди добрые, но неверно понимают друг друга. Кто становится терпеливее и через терпение спокойнее: о том радуюсь. […]
23 февраля 1862 года
Вы все о скорбях. Кто же их не имеет? Только виды и степени различны. […]
27 апреля 1862 года
Если для светской службы награды щедрее, нежели для духовной, это не новое, и справедливо сему быть.
Если и светские должны служить бескорыстно, кольми паче духовные. Духовному лицу подумать, что он не сравнен в награде со светским, — это искушение, которое надобно победить; и жаловаться на сие есть некоторая уступка искушению. Простите меня и помолитесь, чтобы я, рассуждая о искушениях, не предан был искушениям и чтобы не остался между глаголющими, а не творящими.
Вашего Преосвященства покорнейший слуга.
9 ноября 1863 года
Если терпите и готовы терпеть: слава Богу! Это достойно христианина и епископа. Только из встречающихся неприятностей извлекайте новую осторожность против них для будущего. […]
15 ноября 1864 года
Когда возникает помысл недоверия, непременно дается неприятное значение иному, что делается просто и случайно. Вы хотите видеть Россию: это просто; откройте очи, и увидите. Вы вдали — и притом близ колыбели нашего Православия[31]…
Что пользы озабочивать себя желанием того, что не в нашей воле? Не лучше ли спокойно делать дело, которое в руках… Клевет бояться не должно, а брать против них осторожность нужно. Клеветы учат осторожности; а осторожность делает бессильными клеветы.
15 ноября 1864 года
Со времен равноапостольного Константина государственная власть ограждала мир Церкви оплотом государственных законов[32]. Потом, когда в Риме государственная власть ослабела, папы вздумали, не довольствуясь оборонительною помощью государства, наступательно действовать на государство и слишком много в сем успели. Наконец возникло противодействие, и государства, усиливаясь свергнуть папское иго, начали разрушать и охранительные для Церкви оплоты. Предубежденные в пользу западной образованности перенесли такое действование и туда, где Церковь никогда не отягощала государство, а всегда помогала ему.
Что же делать в таких обстоятельствах служителям Церкви? Вспомнить и в дело употребить воспоминание, что апостолы и древние отцы Церкви устрояли и распространяли Церковь и разрушали взгромождение ересей не силою внешних законов языческого мира, но силою крепкой веры, любви и самопожертвования. […]
24 ноября 1866 года
О христианах, пировавших у еврея на первой неделе поста, трудно сказать, что с ними делать. Вы говорите, написать ли начальству. Если напишете или задумаете, отложат и забудут или сделают замечание местному начальству. Что же будет в сем последнем случае? Исправится ли? Вероятно, только оскорбится и поищет случая заплатить неудовольствием за неудовольствие. Призвание же наше, по возможности, исправлять людей, а не раздражать. Кому можно, надобно сказать с кротостию и доброжелательством наедине, как оскорбительно для Церкви и для него лично презреть благочестивые правила, чтобы уловить сладкий кусок или приятный звук, и как это соблазнительно для других; и горе тому, кем соблазн приходит. Потом учить и обличать в проповедях, без близкого указания на лица. […]
5 мая 1867 года
Святитель Филарет Московский «Призовите Бога в помощь»
http://www.pravoslavie.ru/put/60 711 154 253
