 |
| Столетие.Ru | Наталья Нарочницкая | 18.05.2006 |
Там, где есть реальное ощущение соборности, братской общности, вероисповедного единства, эти чувства работают сами по себе. Но мы хотим развивать наше сотрудничество и взаимодействие со славянским миром вне зависимости от принадлежности тех или иных стран или народов к православной ойкумене. Оказалось, что стремление восстанавливать утраченные связи очень сильно среди народов Восточной Европы. Даже среди «латинских» славян, которые в 1990-е годы пережили сильную реакцию отторжения от России, сегодня идут процессы политического оздоровления и возмужания. Появились новые, более зрелые национальные элиты, которые спокойно и позитивно воспринимают перспективу восстановления хороших отношений с нашей страной.
Отдельная тема — славяне постсоветских государств. В России никто всерьёз не работает ради укрепления наших позиций в славянских республиках СНГ. Мы не строим с ними единое духовное пространство, не втягиваем их в свои интеллектуальные процессы. Элите и политически активной части общества на Украине и в Белоруссии Москвой не было предложено участие в действительно значимых, масштабных проектах. Зато Запад развивает целенаправленную деятельность в этом направлении. Думаю, что настала пора совместного духовного производства, формулирования единых мировоззренческих ценностей и исторических идеалов Великой, Малой и Борой Руси. Формы этой работы могут быть различными, но первый импульс должен исходить от интеллектуалов. Уже сегодня мы можем организовывать конференции, симпозиумы и семинары (по примеру недавно состоявшегося в Крыму международного форума русистов — преподавателей русского языка и литературы), проводить «круглые столы», создавать совместные электронные и печатные СМИ. Нам есть чем обогатить друг друга.
— На постсоветском пространстве в пользу единения славян действует немало культурных и экономических факторов. Не до конца растрачено и наследие «общего жития» в могучем государстве. Но большой славянский мир — явление многоэтничное и поликонфессиональное. Более того, можно говорить о том, что славяне принадлежат к разным цивилизациям. Не будем сейчас углубляться в типологию цивилизаций — о несходстве, скажем, чеха и болгарина писали русские авторы эпохи позднего славянофильства, и с тех пор эти различия вряд ли стали менее заметны…Есть ли сегодня основания для того, чтобы говорить о славянском мире как о политологической реальности, а не только как об этнокультурной абстракции?
— Славянство должно задуматься о своей судьбе в глобализирующемся мире, прежде всего в единой Европе (в которую так стремились некоторые наши собратья). И в свете этих тех вопросов, которые оставляет без ответа действующий сценарий мировой интеграции, некая общность угроз и исторической перспективы славян в ней превращается в осязаемую и действенную категорию. Либеральный вариант унификации мира наиболее разрушительно скажется на судьбе малых народов, которые могут превратиться в мертвые витрины этнографического музея. А ведь большинство народов, составляющих мировое славянство, численно невелики…
Но альтернатива этому есть. Она в том, чтобы идти в объединённую Европу не как «духовная бесприданница», а с чувством собственного достоинства и гордости за своё духовное и цивилизационое наследие. Проблема актуализации этих исторических ценностей и формулирования на их основе задач славянских народов в объединённой Европе открывает простор для философского, политологического, социального и любого другого творчества.
Конечно, этот творческий порыв станет возможен тогда, когда окончательно пройдёт эйфория от «приобщения к великой семье европейцев». И здесь большая ответственность лежит на России. Русский народ — крупнейший среди славянских этносов. И мы без всяких политических заявок могли бы стать той силой, которая помогает не иссякнуть, не раствориться в глобальном океане небольшим потокам национальных славянских культур. Ещё раз подчеркну: на сегодняшнем этапе разумно и продуктивно способствовать именно культурному осознанию общих интересов славян. Не следует выступать с какими-либо политическими проектами славянского объединения, это способно только отпугнуть «новых европейцев». Не следует и противопоставлять славянское начало европейской идентичности; да это и неверно. Кстати, извечное многообразие славянских племён могло бы в перспективе сослужить хорошую службу нашим интересам в европейских структурах, ведь при любом голосовании у нас может быть больше дружественных, союзных голосов.
— Покойный Александр Панарин говорил, что «Европа не должна строиться как двухосная система, состоящая только из католической и протестантской частей… Европа — это ещё и мир славянства. По-настоящему жизнеспособная европейская общность должна быть плюралистичной, базироваться по крайней мере на трёх основанных традициях — протестантской, католической и православной». Очевидно, эта идея созвучна вашим размышлениям?
— Да, я еще в 1996 году писала в журнале «Международная жизнь» о том, что будущее Европы не в разделительных линиях и не в диктате идеологических стандартов. Подлинное единство, которое может принести подъём и самостоятельность Европе — и эту мысль я вновь провожу в книге «За что и с кем мы воевали» — в признании вселенской равноценности нашего опыта: «Будущее — в конструктивном соединении исторического наследия и творчества всех этнических, конфессиональных и культурных составляющих Европы: германской, романской и славянской, Европы латинской и Европы православной».
Мы, славяне, обязаны противопоставить идее унифицированного мира, в котором нивелируется национальная и религиозная специфика (а подобная идея близка не только грезящим мировой гегемонией англосаксов атлантистам, но и левым «паневропейцам»), ценности и ориентиры великой христианской традиции. В «старой» Европе уже давно признано «неполиткорректным» сомневаться во всесилии «единственно верной» либеральной доктрины. Именно в славянстве сейчас продолжает жить то, что когда-то сделало Европу Европой. Кстати, славянские страны в Евросоюзе уже начинают играть роль консервативного начала. Например, именно Польша до конца отстаивала необходимость внесения в текст европейской конституции указания на христианские ценности как основу европейской цивилизации.
Перед нами стоит очень сложная задача. По сути, речь идёт о выдвижении альтернативного культурно-исторического проекта для единой Европы. Но это не значит в очередной раз «спасать мир». Думаю, что импульс, исходящий от славянского мира, способен пробудить и активизировать здоровые, национально-консервативные, христианские силы в самой Европе…
Да, мы сейчас рассуждаем с известной долей романтизма. Но то, что здесь есть предпосылки для большой творческой работы — несомненно. Я убеждена, что у славян есть определённое целеполагание, национально-историческое и культурное задание. Но для его реализации требуется преодолеть ещё очень много стереотипов. Один из них — жупел панславизма. Со времён славянского съезда 1848 года (на котором из русских присутствовал революционер Бакунин) Россию обвиняли в поощрении панславистских проектов. Между тем, император Николай I до последней возможности стремился сохранить верность принципам «Священного Союза», и русское правительство в 1848 году больше всего было озабочено тем, чтобы Вена не усмотрела в активизации славян подрывной деятельности России…
— Константин Леонтьев, резко полемизируя со славянофилами, писал о нашем «болгаробесии» — о некритическом принятии стороны болгар в любом политическом споре. Не кажется ли вам, что патриотически настроенная часть российского общества сегодня повторяет те же старые ошибки, но уже по отношению к Сербии? Адекватен ли сложившийся образ «жертвенной Сербии» той поддержке, которую получала с Балкан Россия?
— Взаимоотношения России и Сербии, несмотря на взаимную симпатию наших народов, далеко не всегда были радужными. Исторический парадокс в том, что фазы сопротивления для защиты собственной национальной идентичности и открытости по отношению к Западу у нас никогда не совпадали. Посмотрите, что происходило в последние десять лет. В конце ХХ века, когда московская власть сдавала истоирческие позиции России, Югославия была единственным очагом живого пламени среди серой золы славянства. Затем, когда в России начали постепенно консолидироваться национальная воля и дух, для значительной части сербского общества наступил период отступления, морального надлома и опустошения, символом чего стала выдача Югославией своего президента на расправу гаагскому «правосудию».
В течение многих лет я по нескольку раз в год ездила в Сербию, бывала там и под бомбами. Но после «бархатной революции» меня что-то удерживает от таких поездок. Я не езжу в Белград во многом именно потому, что мне тяжело, да и романтизировать происходящее там не хочется.
И всё же, не будем забывать, что, когда югославское правительство в 1941 году уступило диктату Гитлера, весь народ вышел на улицы с лозунгами «Лучше в гробу, чем быть рабу», и немцам пришлось оккупировать страну и держать там 36 дивизий. Из-за этого реализация плана «Барбаросса» была отложена на шесть недель. Не знаю, удержали бы мы Москву, если бы нападение произошло не 22 июня, а в начале мая… Сербы оказали гитлеровцам самое масштабное сопротивление среди всех народов Европы. Так что я не стала бы высчитывать на счётах, кто для кого больше сделал.
Что же касается компромиссности и даже сервильности немалой части сегодняшней сербской политической элиты, то «иммунитета» от этой болезни нет ни у одной нации; вспомним хотя бы, как московские бояре поляков в Кремль пустили. Сейчас можно быть твёрдо уверенным в одном — в искренней любви к России всех поколений простых сербов.
— В своей известной работе «Византизм и славянство» Леонтьев писал, что «если славяне призваны к чему-либо творческому, положительному, как особый мир истории или только как своеобразная часть европейской цивилизации, и в том, и в другом случае им нужна сила. Сила государственная выпала в удел великоруссам. Эту силу великоруссы должны хранить как священный долг истории, не только для себя, но и для всеславянской независимости». А «для силы России необходим византизм». Возможно ли сегодня сочетание наследия традиционного российского исторического мессианизма и политической прагматики?
— Когда Леонтьев писал о византизме, он, конечно, имел в виду не грекофильство, а универсализм восточнохристианской цивилизации. Сегодня Россия и поствизантийское пространство — предмет геополитической борьбы. Дехристианизация Европы привела к тому, что необходима демифологизация. Россия, конечно, несет ответственность за всю православную ойкумену как духовное пространство, но политически славянский «проект» должен быть без славянофильских фантазий и иллюзий.
По материалам журнала «Родина»
http://stoletie.ru/pole/60 516 142 314.html
