 |
| Труд | Виктор Хлыстун | 28.04.2006 |
На столе свежие огурчики, отварная картошечка, хлеб, чай. Отец Варлаам приглашает поговорить за трапезой. Накануне Пасхи много забот. Сегодня после утренней службы он долго разговаривал со строителями и как бы продолжает тему:
— До праздника сутки. Рабочие пообещали все успеть — выкрасить ограду, побелить бордюры тротуаров вокруг храма, промыть кафельные плиты во дворе. Раз сказали, значит успеют. Чеченцы слово держат.
Два года назад, когда отец Варлаам прибыл по послушанию в Грозный, на месте Михайло-Архангельской церкви высились руины. Рядом с ними покоился смертельно раненный чугунный колокол, пробитый снарядом.
— Батюшка, вам не страшно былое ехать сюда? Ведь незадолго до этого бандиты убили бывшего настоятеля церкви, отца Михаила, закололи ножом монахиню…
— На все воля божья. Но если бояться разбойников, творящих зло, то мира никогда не наступит. Это очень хорошо понимают духовные лица любой религии и учат этому своих прихожан. Вот почему бандиты разных мастей их так ненавидят. Кстати, также за веру и добро погибли десятки чеченских мулл, тысячи простых людей. Но теперь кошмары уходят потихоньку в прошлое. Отношения восстанавливаются, хоть и медленно. Простые люди помогают друг другу преодолеть тяжелые времена. Пример тому — наш замечательный храм.
Среди разрушенных зданий церковь действительно выглядит очень привлекательно. От нее так и веет миром. Храм от первого до последнего кирпичика (кроме крестов на куполах) восстанавливали чеченцы. Год назад московская фирма взялась за строительство. Проект остался прежним. Только тогда храм был красным, а теперь вот решили сделать небесного цвета. Поскольку большинство русских, армян, грузин за время войны покинули Грозный, за дело взялись местные — коренные жители.
— Наверное, чеченцев приходилось уговаривать работать на стройке? — спрашиваю отца Варлаама. — Ведь это все-таки православный храм, а не мечеть. — Батюшка улыбается в ответ:
— Никаких уговоров, от желающих отбоя не было. Простые люди душой и сердцем чувствуют доброе дело. А Бог един. На Кавказе это особенно чувствуется. Принять гостя, помочь незнакомому человеку, защитить слабого — все это в традициях. Никто не должен спрашивать, какой национальности или веры страдающий.
— Интересно, батюшка, а к вам обращаются чеченцы? За утешением например, за помощью?
— Обязательно. Довольно часто приходят за святой водицей, говорят сильно помогает от болезни. Свечи берут. Многие просят помолиться за своих погибших православных друзей. А недавно пришел один чеченец и просит исповедаться. Ему мулла, оказывается, посоветовал побеседовать с батюшкой, т. е. со мной. Я, конечно, не отказал, и вместе мы разобрали его жизненную ситуацию. Потом сообщил, что помогло.
Контакты православной церкви с исламскими институтами Чечни весьма обширны. Не так давно представители двух конфессий обсуждали, как лучше обществу лечить раны, оставленные войной, как помочь перестроиться на мирные рельсы. А проблем тут хоть отбавляй. Наркотики, безработица, духовная опустошенность, безграмотность… Отец Варлаам говорил на семинаре о терпимости друг к другу, о возрождении и укреплении духа каждого человека, о том, что только вместе можно преодолеть все невзгоды.
Рассказывая о переменах к лучшему, отец Варлаам непременно возвращался к празднованию Пасхи.
— Как важно, что впервые за много лет мы проведем торжество в полном соответствии с церковным уставом. Будет и литургия, и крестный ход ночью, и служба, и бдение…
— Но раньше ведь тоже Пасху праздновали.
— Да, но не полностью. Вокруг храма, например, крестный ход не проводился, не было и ночной службы.
— Как же вы, батюшка, решились в этом году все устроить? Ведь басаевские головорезы могут, как поговаривают, устроить провокацию?
— А это не я решил — прихожане.
В Вербное воскресенье батюшка, как обычно, проводил утреннюю службу. В малом зале храма вмещается человек 200 (теперь, после реставрации, церковь может вместить до тысячи прихожан). В конце он спросил прихожан, как бы они хотели отпраздновать Воскрешение Христово? И люди ответили: нужен настоящий праздник. Хватит бояться бандитов и разбойников.
Так все и закрутилось. Местные власти взяли на себя подготовку, организацию и обеспечение безопасности на празднике. В Хасавюрт, Моздок выехали специальные автобусы, чтобы доставить в Грозный людей, пожелавших приехать праздновать Пасху сюда. Другие прибыли поездом. Набралось более 500 человек. Для всех у чеченцев нашлись не только теплые слова, но и кров, и стол, который гостеприимные хозяева согласно православному обычаю накрыли воскресным утром. Были на нем и куличи, и крашеные яйца, и шашлыки. Правительство республики выделило каждому православному по тысяче рублей, а на ночную службу в церковь Архангела Михаила прибыл сам глава правительства Рамзан Кадыров…
Я разговаривал со многими прихожанами. И все старались не вспоминать войну. Зато много рассказывали о красивейшем некогда городе Грозном, где так хорошо, вольготно и мирно жилось всем — чеченцам, русским, украинцам, грузинам, армянам… Любовь Ситина из Ростова, когда сошла на перрон вокзала, расплакалась:
— Я готова целовать эту землю. Я же здесь родилась и выросла. Своими руками строила город и прихорашивала. Вместе с чеченцами. А смотрю сейчас и, наверное, вернусь жить на свою родину.
— А я вот и не уезжал никуда, — перебивает ее 84-летний Николай Александрович Кобиашвили. — Я всю Отечественную прошел, мне бояться было нечего, а сейчас и подавно. В прошлом году мне как фронтовику власти машину подарили и сотовый телефон. И жене моей тоже телефон выделили. Теперь, когда она на кухне обед готовит, я из комнаты звоню и спрашиваю, не пора ли за стол? Пелагея Дмитриевна, фронтовая подруга, а потом жена Николая Александровича, стоит рядом и дружелюбно ворчит:
— Да хватит тебе, балагур!
На улице темнеет. Золотые кресты на куполах последними прощаются с солнцем. Ближе к полуночи народ выстраивается за отцом Варлаамом: начинается крестный ход. Потом служба — все, как положено.
Уже под утро вспоминаю, что забыл спросить батюшку, куда делся раненый колокол. Иду в подсобку. Отец Варлаам бодр и весел: праздник прошел мирно, все довольны.
— Где старый колокол? — переспрашивает он. — Да мы его в Ставрополь отправили, чтобы здесь не напоминал о прошлом. Может, на переплавку пойдет, а может, в музей…
