 |
| Русский дом | Юрий Воробьевский | 11.04.2006 |
Известные и неизвестные
Впереди — примерно стометровая тропинка над пропастью. Узкая! Местами — шириной в одну ступню: Справа к скале прибита клиньями железная лента, ржавая! Рвётся и крошится в руках. Альпинисты часто гибнут из-за того, что клин, вбитый в скалу год-два назад, выскакивает из расширившегося от перепадов температур отверстия в камне. Зная об этом, мы спрашиваем: когда же вбиты эти клинья? Когда повешены цепи и ленты? Никто не помнит — отвечают нам. Может, сто, может, двести лет тому назад.Старцы говорят, что на Афоне даже мелкие, но очевидные происшествия полезно проецировать в духовную, незримую сферу. Вот и думаешь сейчас: как же страшно идти над пропастью! А ведь дома, в своей более или менее комфортной жизни, постоянно ходишь по краю таких духовных бездн, что должно бы дух захватывать. А не замечаешь. Идёшь и порой еще посмеиваешься.
На карульской тропинке инстинктивно льнёшь к скале. Стараешься держаться не за хлипкую ленту, а за каменные выступы. Вдруг нога потеряла опору, поехала. В пропасть посыпались мелкие камушки. Ёкнуло сердце. Монах-карулиот делает замечание: не прижимайся к скале, иди прямо. Ногу ставь аккуратно, но уверенно, на всю ступню.
Недавно здесь погибли двое монахов. Никто не видел — как. Может быть, несли слишком большую поклажу… Один неловкий разворот, груз за спиной толкается в скалу и отскакивает от неё вместе с человеком. А ведь доски, мешки с цементом и всё остальное переносится на внутреннюю Карулю именно так. Более безопасной дороги нет.
Наконец, с многочисленными порезами на ладонях от острого, как бритва, мрамора, оказываемся на небольшой площадке. За ней — две почти вертикальные, следующие одна за другой, лестницы. Деревянные, изъеденные временем гнилые ступеньки поскрипывают, прогибаются… Всё! Уже почти пришли.
На внутренней Каруле нас сразу встречает заброшенная келья. У входа — жёлтые кости подвизавшегося здесь насельника. Упокой, Господи, душу усопшего раба Твоего… Имени его мы не знаем. Он из тех, кто стремился быть записанным не в энциклопедии знаменитостей, а в Книге Жизни. Писатель Павле Рак написал: «Здесь к останкам относятся с особого рода светлой беззаботностью. Ведь это нас, а не их, надо жалеть, ведь это нам нужны посмертные знаки, говорящие о том, что мы чего-то стоили… Они умирали, удовлетворённые тем, что завершён их долгий путь, единственной целью которого и была смерть, и кости они оставляли не для того, чтобы их помнили, а чтобы эти кости пожелтели и послужили другим как путевой знак…»
Известные и неизвестные… Вторых в Каруле всегда было больше. Здесь принято скрывать свои подвиги. Одному здешнему насельнику приснились однажды три монаха, сказали: мы — твои соседи… Что за соседи могут быть? — недоумевал отшельник. На другой день он уловил чудесное благоухание, а следующей ночью ему снова явились светоносные иноки и сказали: не тревожь нас… Тут он и понял, какие у него соседи. Их благоуханные мощи дали о себе знать, но никто не помнит, кто похоронен в этом месте.
Все они — известные и неизвестные, из мира сего или мира иного молятся о Православной Церкви. Кто-то отметил «скромность» афонских подвижников даже после блаженной кончины: многие из них не имеют широкого почитания, не совершают чудес, как известные миру святые. Причина одна: первенство чести они отдают хозяйке Святой Горы — Богородице.
Мы входим в заброшенный храм. Остатки иконостаса показывают, что он был русским. Сохранился подвешенный колокольчик. Среди запустения звон его печален. На Афоне, особенно на территории нашего, когда-то грандиозного, монастыря, можно найти давно оставленные кельи, хозяйственные помещения, жизнь в которых, кажется, прекратилась совсем недавно. Прошедшее время выдаёт лишь слой пыли. Он покрывает лежащую на столе раскрытую книгу, тарелку с ложкой, застеленную одеялом узкую монашескую кровать, стоящие в красном углу образа… Все осталось на месте. Даже занавесочка на окне. Форточку, кажется, кто-то только что открыл. Только людей нет. «Нейтронное оружие», которое поражает исключительно живую силу, изобрели не вчера. Оно существует уже очень-очень давно. Это диавольское излучение искушений и греха. Когда под его воздействием иссякают святость и вера, рано или поздно прекращается и физическая жизнь. В революционной России грохнуло, а на этой скале отозвалось… Когда-нибудь, в дни антихриста, целые страны, со всем их технологическим изобилием, будут лежать, как безлюдная пустыня.
Впереди — ограда и калитка, за которыми (это видно сразу) жизнь продолжается и ныне. Заглядываем в небольшой дворик. Видим мраморный стол, на котором хозяин делает ладан. Отверстие подземной цистерны (она, как принято на Афоне, изнутри обмазана вулканической глиной с острова Санторин, которая оставляет воду свежей). А вот и огород. Здесь растёт три или четыре кустика острого перца. Хозяин — Серафим Серб. Довольно молодой сухощавый монах — тоже давний знакомый. Не одну ночь проговорили мы с ним в этой необычайно жаркой в летние месяцы келье. Говорили о силах зла, которые действуют и в Америке, и в Сербии, и в России.
Час уже поздний, в абсолютной тишине где-то внизу слышны крики рыбаков, подходящих среди ночи к берегам Карули… Я признателен своему собеседнику за эти беседы.
Впрочем, сегодня мы у сербского монаха не остаёмся. Заходим на минутку. Троекратно прикладываем щёки к плечам друг друга. Таков целомудренный монашеский поцелуй. Эвлогите! Спешим к кириакону, скитской церкви, тем более что сумерки уже приближаются, а нам предстоит еще небольшой подъём по цепям и веревкам. И вот оказываемся на площадке перед храмом, освящённым во имя святого Георгия Победоносца.
Здесь подвизается русский насельник, русобородый схимонах. Сразу и не скажешь, что он тяжело болен и недавно перенёс сложнейшую операцию. Только потом, когда мы вместе пойдём в гору, станет ясно, как трудно теперь ему передвигаться по этим тропам. А каково исполнять правило схимника — шестьсот земных поклонов в день!
От кириакона как на ладони видна скала с огромным отверстием, которое называют «карульским ухом». Камень действительно похож на ухо. Таков образ Божиего слышания молитв подвижников. Как тут не вспомнить, что Паисий Святогорец называл монахов радистами Бога. Теми, кто удаляются из мира, дабы избежать «радиопомех».
Сколько их подвизалось здесь из века в век! Карулю называют алтарем Святой Горы. Эта пустыня веками пополняла плодами духовный виноградник афонский.
Всегда большинство здешних насельников были русскими. Раньше, — потому что именно наши соотечественники искали наиболее аскетической жизни. Теперь, — потому что в скалах Карули проще укрыться тем монахам, которые не имеют греческого паспорта.
В 1926 году Греция объявила Афон частью своей территории. И хотя ещё на рубеже ХIХ-ХХ веков русские золотом заплатили грекам за эти «ласточкины гнезда», после 1926 года это соглашение, как и многие другие, было аннулировано. И если прежде желающий стать афонским монахом должен был лишь удостоверить своё Православие, из какой бы страны он ни приехал, то теперь святогорцами могут стать только граждане Греции. Удел Пресвятой Богородицы узурпирован государственной властью. С помощью паспортного режима она регулирует присутствие на Афоне монахов-иностранцев. Поэтому веревка, спускающаяся с отвесной скалы рядом с кириаконом, — вариант запасного отхода.
Периодические гонения на отшельников в основе своей имеют, конечно, духовные причины. И национальные различия — только повод. Вот характерный случай, происшедший относительно недавно. И не с кем-нибудь, а со старцем Иосифом Исихастом. Однажды, когда он проводил ночь в возвышенном месте во владениях лавры св. Афанасия — там, где раньше жил святой Григорий, — он, усердствуя в самоуглублении и молитве, так рассердил этим демонов, что увидел, как внизу в монастыре они подстрекают начальствующих послать лесников, чтобы выгнать его с места безмолвия. Причем о том месте не знал никто, потому что оно было сокрытое и неприметное. Старец Афанасий, подвизавшийся вместе со старцем Иосифом, услышал громкие крики: «Ты сжёг нас, ты сжёг нас!», и спросил старца Иосифа: «Кто это те, кто говорят, будто ты их сжёг?» А старец ему ответил: «Молчи, Арсений, потому что я не только слышу, но и вижу их. Они спустились вниз в монастырь и подстрекают отцов выгнать нас, поэтому будем ждать извещения». Так и вышло: на следующий день утром пришли из Лавры и выгнали их.
Недалеко от карульского кириакона — пещера. Она тянется в скале метров на пятьдесят. Фонарик освещает всё ту же охряную пыль под ногами. В одном месте лабиринт немного расширяется. Здесь прежний насельник устроил храм. Своды столь низки, что мы то и дело задеваем их головой. Передвигаться здесь можно лишь в глубоком поклоне, а стоять — только на коленях. В этой пещере пятнадцать лет подвизался русский схимник Тихон, старец Паисия Афонского.
Из мрака пещеры выходишь на свет Божий, как воскресший из гроба. И понимаешь: этот мрак ведёт к Фаворскому свету, а огни мира — во тьму вечную.
