Места в деревне много

«Я уезжаю в деревню»

— С женой мы нормально зарабатывали. Татьяна занимала хорошую должность в Гостелерадио, в отделе радиовещания на Финляндию, а я был завотделом публицистики в «Москве». Журнал в ту пору имел тираж 800 тысяч (если помните, мы тогда печатали «Историю государства Российского» Карамзина) и шел нарасхват. Но дети наши, две дочки и сын, уже вышли из младенческого возраста, и встал вопрос, какие ценности важнее: детей в этот городской хаос выпускать или уехать.

— А чем деревня лучше города?

— Обстановка совсем другая. Сельчане друг перед другом как на ладони, так что они все-таки больше стыдятся жить неправедно. А в больших городах, где каждый в своей клетушке и даже соседей по подъезду не знает, понятие совести улетучивается. И много есть других факторов, которые воспитывают городскую молодежь в безнравственности. Редактор нашего журнала Владимир Николаевич Крупин как выходец из вятской деревни прекрасно меня понял и поддержал. Он, кстати, в ту пору также ушел из журнала, стал преподавать в Духовной академии.

— И как вы трудности встретили?

— Глаза у страха велики. Всего сто лет назад 93 процента населения России так жило — в селах и маленьких деревушках. Женщины на речке стирали, туалет был на улице, печки дровами топили. И ничего страшного в этом не видели. Страшно, это когда в городах нормальные люди — даже не бомжи, а просто безработные или пенсионеры — в помойках копаются. А здесь при любых обстоятельствах можно человеческое достоинство сохранить: вскопай огородик, устрой погреб, и будет у тебя какой-то запас пропитания. Лес рядом, ягоды, грибы. И на душе спокойно. А сколько радости от всякой живности! Однажды у меня зимой погибли пчелы, и я вдруг понял, чего лишился — не меда, а общения с этими умными созданиями. Потом снова восстановил пасеку, как же без нее.

Сам-то я к этому привычный, до 18 лет жил в северной деревне, на Новгородчине. А вот жена — москвичка чуть ли не в 20-м колене, ей труднее было. Но, знаете, энтузиазма у нее более моего.

— А почему именно деревню Кучеры выбрали?

— Рядом с ней есть деревня покрупнее, Ивановское, и туда учитель истории требовался. Надо сказать, места эти отдаленные, за рекой, и в распутицу только на тракторе в райцентр можно выбраться. Поэтому туда никто не ехал, учителей не хватало, многие предметы вели девочки, окончившие 11-й класс. На этом безрыбье мой диплом, хоть и журналиста, всех удовлетворил. Конечно, многие сельчане встретили нас настороженно. Представьте, многие рвутся из деревни в город, а мы наоборот. И тем более из Москвы! Значит, кто мы? Либо пьяницы, либо преступники, которых за 101-й километр выселили. В лучшем случае, просто неудачники. Так что долго к нам присматривались, не признавали за своих. Да и сейчас мы, по сельским понятиям, не совсем нормальные. Живем вроде как все, но городские привычки не бросили — спать ложимся после часа ночи. Распорядок такой: встаем в 5 утра, доим корову, затем в 7 часов начинается литургия, с половины девятого — работа в школе, затем дела по дому, к ночи добираешься до письменного стола. Приходится ведь и научной работой заниматься, одну книгу я уже выпустил — «Моя родословная».

Взгляд из окна

— Началось все с уроков истории. Решив сделать упор на краеведении, стал я интересоваться историей здешних мест. Оказалось, чего только не помнит эта земля! Деревеньки здесь тесно насажены, и вот из окна нашего дома видна соседняя деревня Вертлово. Уже она одна — летопись русской жизни. В 1185 году в ней жил князь Весель, сподвижник князя Игоря, с которым он на половцев ходил. В 1173 году в том же Вертлово жила княгиня Улита, жена Андрея Боголюбского, которая участвовала в политическом заговоре против мужа. В конце XVI века в ней жил известный архимандрит Никандр, любимец царя Ивана Грозного.

А сколько здесь было явлено подвижников веры! В двух километрах от нас родился святитель Трифон, которому мы служим молебны и чью икону недавно написали. В соседнем селе Кондаково родился, а затем в Борисоглебском монастыре подвизался в затворе преподобный Иринарх, сыгравший большую роль в Смутное время. Если помните из истории, в Ярославле было покушение на князя Пожарского, после которого его ополчение дрогнуло и стало расходиться. И тут преподобный Иринарх присылает Минину и Пожарскому освященную просфору с запиской: «Идите на Москву, и вы увидите победу». Вдохновленные, руководители ополчения являются в Борисоглебский монастырь, преподобный дает им свой крест, и они идут на Москву, освобождают ее от поляков. Позже в память об этом Борисоглебский монастырь был освобожден от воинского налога. Такой привилегии, кстати, удостоилась тогда только Троице-Сергиева лавра.

Обо всем этом стал я рассказывать ученикам. А на уроках литературы начал читать отрывки из Библии — иначе как дети поймут историю своих православных предков? Вот с этого и началось. Спустя три года к нам с Татьяной присоединились еще две многодетные семьи, решившие покинуть Москву. Люди с высшим образованием, они тоже стали работать в школе. Почти сразу за ними приехала семья из Целинограда, владеющая гончарным искусством. Открыли мы при школе гончарный кружок, ввели новые предметы: церковнославянский язык, отечествоведение, «Добротолюбие». Директор школы нас поддержал, из областного департамента образования приехала комиссия, одобрила начинания, заказала (с оплатой!) научно все оформить. Ну, мы постарались — и получилась настоящая программа православного воспитания. В 95-м директор школы Николай Николаевич Кунаев ушел, и меня выбрали на его место. И вот тогда все свои наработки мы стали воплощать, как говорится, по полной программе. В итоге появился у нас и свой школьный храм, и детский православный интернат, с монастырским уставом.

«Всего не перечислить»

— Это значит, что личность нашего ученика развивается целостно: даются не только знания по обычным предметам, но воспитывается и душа. У нас 16 внеклассных студий, дети обучаются иконописи, церковному пению, родословию и так далее. В основной курс обучения входит программа «Добротолюбие». На первый взгляд, она напоминает основы православной культуры, но наш предмет дается намного шире и глубже. В первом-втором классах дети постигают уроки добра, в третьем — Священное Писание, в четвертом — основы традиционной духовности, в пятом — курс «Достопамятные люди России», в шестом — «Училище благочестия», в седьмом и девятом классах — «Духовное строительство русской семьи», в восьмом — историю христианства. В последних классах, десятом-одиннадцатом, даем предметы посложнее — христианскую эстетику, нравственное богословие, святоотеческую литературу.

Это я только по верхам пробежался. Между тем каждый из перечисленных курсов содержит разные темы, которым посвящаем многие часы. Скажем, отечествоведение. В первых классах начинаем с семьи, затем переходим к деревне, к району, к Ярославской губернии и только в 10-м классе подходим к теме «русский народ». Есть отдельный курс «Русская деревня», в основу его положены учебник «Мир русской деревни» Марины Михайловны Громыко, книга «Лад» Василия Ивановича Белова, другие труды.

Или, скажем, курс, посвященный духовно-нравственным основам семьи. Несколько часов изучаем Священное Писание, что оно говорит о семье и браке. Четыре часа отведено на историю, как в России формировалась духовная традиция семьи. Отдельно по два часа говорим о религиозной жизни семьи и духовных проявлениях в семье. Также отдельные темы: идеал домашнего тепла, традиция чтения в семье, молитва в семье, иерархия в семье, о долге, чести и достоинстве мужа, жены, дедушки, бабушки, няни. Всего не перечислить.

— Неужели по этим отдельным темам можно проводить целые уроки?

— Конечно! Например, тема «Стержень духовной жизни в семье» — у нас в программе на нее выделен один час, но обычно не умещаемся, поскольку туда входит рассказ о родительском благословении. На него и трех часов мало. Или тема «Знаменитые русские семьи». Начинаем с династий Рюриковичей и Романовых (ей отдельно посвящен один час), переходим к купеческим семьям Демидовых, Рябушинских, к славянофильским семьям Самариных, Хомяковых, Киреевских, Аксаковых, Боткиных, заканчиваем простыми русскими семьями, из которых вышли наши святые. Это ж целый мир… У меня, кстати, вышел учебник «Духовно-нравственная основа семьи», сейчас написана и готова к изданию вторая его часть. Возможно, будет и третья.

Открытый урок

— Уверяю вас, материал о целомудрии очень интересный и детьми воспринимается. Кроме того, стараемся подавать его в форме беседы, через общение. Спрашиваешь ребят, какие примеры мужской чести они знают. Обычно отвечают: честь офицера. Потом вместе начинаем рассматривать вопрос со всех сторон и выясняем, что в русской жизни честь занимала центральное место — с ней были связаны и достоинство сословий, и купеческая репутация. Потом спрашиваю своих семиклассников, в каких произведениях затронуты вопросы чести. Сразу отвечают: «Капитанская дочка». Мальчики еще вспоминают «Тараса Бульбу»: «Я тебя породил, я тебя и убью». Потом переходим к девичьей чести. Называют «Песнь о купце Калашникове». Помните, как муж вызвал охальника на кулачный бой только за то, что тот вызывающе смотрел на его жену? Вспоминаем «Тысячу душ» Писемского, эпизод, где огород дегтем мажут. Отсюда естественно переходим к вопросу, что может обесчестить семью. Называются пьянство, неотдание долга и так далее.

Может, для обычной школы это нонсенс, но наши дети с интересом читают этнографические исследования Темешевой и Громыко — о том, как в старину берегли девическую честь. Книги священника Ильи Шугаева зачитали просто до дыр, им все это интересно. Есть и более сложные книги, например, исследование о целомудрии профессора Шиманского, написанное еще в советское время, в 60-е годы.

— Даже не верится. Удивительные дети!

— Недавно, 26 декабря, у нас был открытый урок, на который приезжала большая педагогическая публика. Тоже не верили. А потом посмотрели, как дети реагируют, отвечают — и больше не удивлялись.

— На своих уроках целомудрия вы затрагиваете тему «про это» или стороной обходите?

— Тема, действительно, сложная, так что приходится подбирать слова. Ведь ребята у нас разные, есть дерзковатые — новички, недавно из мира к нам пришедшие и еще неадаптировавшиеся. Но жизнь сама подкрепляет то, что мы даем на уроках. Обстановка в школе и вокруг школьного храма искренняя, доброжелательная, я бы сказал, семейная. Вместе проводим церковные и другие праздники, выпускаем «Семейный журнал». Собственно, мы с женой и приехали сюда ради детей. С точно такой же целью прибыли другие. В прошлом году к нашей общине присоединились еще семь многодетных семей, а всего их у нас около двадцати — тех, кто переехал из города. И, разумеется, это хорошие, благополучные семьи.

— Ваша школьная программа имеет государственный сертификат?

— Мы считаемся экспериментальной площадкой министерства образования. Как это получилось? Дело прошлое, поэтому можно рассказать. В 94-м году, когда мы начали внедрять свою программу, департамент образования вроде как обрадовался — им все новенькое тогда требовалось. Вера Ивановна Рыбакова, наша областная начальница, в Ярославле открыла сразу две методо-педагогические школы, в том числе с традиционном уклоном, и нам не мешала. Потом ее стали критиковать за это. Но мы уже успели «закрепиться» — своими силами провели дорогу в Ивановское, обустроили кабинеты в школе и так далее. Наш «рейтинг», как сейчас говорят, сразу повысился. А с православием так получилось. Мы сразу же подали огромный блок программ — более сорока новых предметов. И «Добротолюбие» среди них затерялось, его, наверное, никто не заметил. Департамент, отрецензировав, вернул программу на доработку: мол, в первый угол надо поставить «общечеловеческие ценности». Я добросовестно доработал, сделал упор на христианстве. Ведь это ж общечеловеческая ценность? А потом мы пришли просто к православию.

За школьным порогом

— Концепция нашей школы, хоть это и звучит высокопарно, так и сформулирована: «Ответственность за путь детей». В первую очередь — ответственность перед Богом. Поскольку педагоги наши верующие, то очень серьезно к этому относятся. В известной школьной песне поется: «Учитель нас проводит до угла». Мы, конечно, стараемся этим не ограничиваться.

— Сейчас почему-то распространено мнение: вот научишь ребенка добру, а он потом страдать будет, не впишется в «мир». Девчонка в девах останется, парень в армии не сможет постоять за себя.

— Нет, что вы! Философию жизни, так сказать, наши дети понимают, адаптируются нормально, не перестраиваясь на чужой лад. Казалось бы, пустяк, но наши выпускницы, поступив в обычный, «светский», вуз, продолжают ходить в юбках. Где-то, конечно, приходится не выделяться, но я знаю, что сохранить моральные устои в молодежной среде вовсе не трудно. Если ваши устои не фарисейство, а четко заявленная позиция — твердая и искренняя, то вам даже подражать станут. Потому что молодежью уважается сила. А за спинами наших детей стоит огромная сила — тысячелетняя русская традиция. Против нее не попрешь.

Вот пример одной девочки. К нам в интернат ее привела мама, которая сама к тому времени 27 лет отработала школьным учителем. То есть привела из собственной школы! Девочка стала нашей выпускницей и сейчас учится на втором курсе Медицинской академии им. Сеченова. У нее много подруг, ее уважают на курсе, и при этом она не растеряла того, чему у нас научилась.

— По духовной части ваши выпускники тоже идут?

— В позапрошлом году был последний выпуск тех, кто учился по нашей программе не с первого класса. То есть они пришли в школу до 94-го года. Так вот, даже среди этих шестерых выпускников двое избрали духовную стезю: один парень поступил на факультет иконописи в Московскую семинарию, другой — в Сретенскую семинарию.

«Места много»

— Церковь освятили в позапрошлом году — во имя Ильи Пророка. А до этого ездили за десять километров в храм Тихвинской иконы Божией Матери села Павлово и еще дальше, к моему старому другу о. Борису Украинцеву. Все эти годы я алтарничал, жена с детьми пели на клиросе. А идея храма появилась так. Каждое лето через наши места проходит Иринарховский крестный ход. И каждый раз, когда он останавливался в Ивановском, служился молебен на месте взорванной большевиками Ильинской церкви. Настоятель Борисоглебского монастыря игумен Иоанн при этом говорил: может быть, придет время, церковь возродится. И мы построили церковь, правда, деревянную, а не каменную, как прежде. Сейчас у нас есть уже и свои священник с диаконом.

А интернат появился раньше, пять лет назад. Дело в том, что многие родители хотели бы отдать детей в нашу школу, но переехать в Ивановское не могут. Так что они просто привозят своих чад. Сейчас в интернате живет более двадцати детей, еще 12 приезжают из Борисоглебска. Там две школы по 400−500 человек, но родители выбрали нашу. Это при том, что в интернате нашим духовником игуменом Иоанном заведен строгий монастырский порядок.

— А нет ли в этом насилия над волей детей?

— Да у нас все добровольно. Скажем, приезжают новые девчонки из города — в штанах, в каких-то балахонах. Смотрят, что не вписываются в местную «моду», и сами быстренько меняют свой стиль. Мы не заставляем переодеваться, а просто даем почувствовать нелепость их одеяний.

Пополняется школа и за счет тех, кто приезжает насовсем. География обширная: Дивеево, Саратов, Самара, Тольятти, Ростов-на-Дону, Рыбинск, Углич, Ростов Великий. Даже с Украины есть. В основном же «передвигается» к нам Москва.

— Вы всех принимаете? Школа-то не безразмерная…

— Места много. Прежде в этой школе училось 200−300 учеников из местного населения, а сейчас чуть более 90. Классы у нас небольшие, по 20 учеников. Преподавателей хватает, причем все высококвалифицированные, есть кандидаты наук.

— А работа и жилье в Ивановском имеются?

— Каждый покупает себе дом, это недорого. Причем необязательно в самом Ивановском, вокруг множество деревень. С работой сложнее. Но у нас есть благословение владыки создавать рабочие места при школе — по церковному шитью одежды и производству угля. Как-то выходим из положения.

— Интернат платный?

— Только за питание. Доходов от него никаких, поэтому можем только троих человек на ставке держать, больше интернат рабочих мест не дает.

Найти свое

— Я всегда на это так отвечаю: а кто запретил? Нигде, ни в Конституции, ни в каком другом законе нет запрета на нашу деятельность. И, вообще, простите, я на своей земле, я русский человек. Формально же наша программа вполне вписывается в образовательные нормы: у нас проводится изучение истории духовности русского народа, вот и все. Мы же на уроках не совершаем религиозные обряды. В интернате, да — там все по-церковному. Но каждый родитель пишет заявление: просим, чтобы мои дети совершали утреннее и вечернее правила, с молитвой садились за стол, посещали богослужения и т. д. И мы просто идем им навстречу — какие могут быть претензии? В папочке у меня все эти заявления лежат. В пост у нас готовят три вида блюд — строгое постное, не строгое (для тех, кому дано послабление по состоянию здоровья) и скоромное для невоцерковленных. У детей есть выбор.

— Наверное, на этой почве возникают искушения?

— А где их нет? Жизнь у нас идет волнами, как везде. В монастыре ведь тоже бывают высшие подъемы духовной жизни, бывают трудности. Сегодня мы на подъеме — к нам стремятся лучшие кадры, ведь не случайно нас не так давно лучшей школой России объявили. В этом году получили хорошую помощь от спонсоров, около миллиона рублей. Это, кстати, еще один аргумент в нашу пользу в глазах властей. Школа в образцовом порядке, ремонты вовремя делаем. Сейчас, например, для интерната собственную баню строим за 400 тысяч рублей. Из департамента образования приезжают, удивляются. В Москве любят говорить о рынке, о том, что каждый родитель для своего ребенка должен найти свою школу. Так вот, простите, мы и нашли то направление, которое оказалось нужно людям — к нам идут, приезжают издалека. Везде численность учащихся снижается, а у нас идет рост. Значит, мы необходимы? И департаменту не препятствовать нужно, а наоборот — распространять наш опыт. Это ж их профессиональная обязанность.

— Вы большей частью говорили о приезжих семьях, а как воспринимают вашу школу местные?

— Однажды довелось услышать от ивановских: «Директор дурак, пугает наших детей адом». Но это исключение. Даже дагестанцы, которые здесь живут, не против воспитания детишек в православной школе. Правда, в храм редко кто из них ходит. Когда мы церковь еще только строили, одна пьяная крестьянка перегородила дорогу нашей машине со стройматериалами: «Не будете здесь ездить — и баста!» Спустя время, впрочем, стала здороваться. К вере здесь полное равнодушие. Но вот факт: дети, наши ученики, потихоньку стали приводить родителей на церковные праздники.

— Как, по вашим ощущениям, возможно возрождение русской деревни?

— Прежде я в этом сомневался. Помню, меня однажды пригласили на заседание дворянского собрания, на котором граф Николай Николаевич Бобринский, потомок Екатерины Великой, говорил, что только на основе церковных приходов способно возродиться село. Я ему возражал: там в храмах только бабушки. А сейчас я думаю: граф был прав. На примере нашей общины вижу, что та бескорыстная взаимопомощь, которой до революции традиционно славился русский сельский мiр, никуда не делась. Корни этого мiра однозначно христианские. Так что будет православие — будет в деревне и достойная жизнь.

* * *

М. Сизов

http://www.vera.mrezha.ru/513/8.htm