 |
| Столетие.Ru | Александр Самоваров | 10.04.2006 |
Не может быть устойчивым общество, в котором нет зрелого политического класса. А впервые отсутствие такового в России заметил русский мыслитель Николай Данилевский. Более ста тридцати лет назад увидела свет его книга «Россия и Европа». А позже появились работы философа Владимира Соловьева, в которых тот прямо или косвенно начал дискуссию с Данилевским.
Суть дискуссии этих мыслителей выявила те проблемы в жизни России, которые продолжают оставаться главными и по сей день.
Данилевский утверждал, что Россия — это отличная от Запада цивилизация, но при этом её ценности не уступают западным.
Он понимал, что Европу пугает в нас не то, что мы другие (это Запад пережил бы), а то, что Россия при всех ее внешних отличиях государство сугубо европейское. А только европейское государство может навязать свою волю Европе и миру.
Вот что давным-давно поняли европейцы, и именно в этом причина их страха перед Россией, причина ненависти и отвращения к нам.
Данилевский пишет, что путешествующие по России европейцы способны восторгаться всякими народами: татарами, вотяками, чухонцами, мордвой, черемисами, кем угодно, но только не русскими. В самом деле, почему так? Мы же видим, что европейцы способны понимать любую цивилизацию. Сейчас они безудержно любят негров, восхищаются культурой восточных стран. И в мире литературы, и в мире искусства европейцы стараются каждый год выделить некое произведение из дальних стран и поднять его на щит, под бурные овации.
А по отношению к России, хоть при Данилевском, хоть сейчас — холодная неприязнь и поиск врага. Ну, иногда бросят кость в виде какой-то премии, — уж совсем-то без рычагов воздействия на русских мастеров культуры им оставаться никак нельзя.
Страх и неприязнь необъяснимы с точки зрения обычной политической логики. Данилевский анализирует внешнюю политику России XIX века и удивляется: Можно ли вести себя благороднее по отношению к Европе, чем делала это Россия? Он перечисляет все европейские конфликты, в которых участвовала Россия, и получается, что она чаще воевала за чужие, чем за собственные интересы.
Еще один пример из книги Данилевского. Он пишет, что вся Европа была озабочена крепостным правом в России, что нашей стране это постоянно ставили в упрек, но стоило России провести реформы, как начали ставить в вину что-то другое. Европа со странным упорством продолжала критиковать «варварскую страну».
Книгой Данилевского восхищались Достоевский и Толстой, о ней восторженно писал Страхов. Были и другие, кто принял работу Данилевского. Русские писатели-националисты увидели в этой историческом и философском исследовании подтверждение того, что они уже поняли, как художники. Большинство же русских политиков были зачарованы западными идеями. Их мечта — осуществить в России то, что уже сделано в передовых странах. А тут Данилевский со своими рассуждениями…
Русские либералы и социалисты традиционно видели в Западе светоч, а в своей стране помойку.
Они не могли признать тот факт, что Россия — конкурент Запада. Со всеми вытекающими отсюда последствиями. Иначе пришлось бы признать, что сами они не с того конца взялись за решение политических проблем.
В России второй половины XIX века уже не было политической силы, которая могла бы принять идеи Данилевского. Вот русское дворянство времен Екатерины II вполне бы признало автора. Тот же князь Шербатов, написавший в екатерининскую эпоху книгу «О повреждении нравов в России», разве он мог поставить Европу выше собственной страны? Этот русский дворянин недоумевал: зачем Петру I пришло в голову так слепо копировать Запад?
Данилевского поняли бы декабристы. Ибо в его книге речь не о том, что Европа мало достигла, а о том, что противоборство между Европой и Россией неизбежно. Это ли не понять участникам войны с Наполеоном. А вот политическому классу конца XIX века это уже было непонятно. Какую еще особую русскую цивилизацию надо выдумывать? О какой неприязни со стороны Европы к России идет речь? В Данилевском хотели видеть дилетанта. Так поначалу к этой книге отнесся и философ Владимир Соловьев, назвав книгу «Россия и Европа» недоразумением. Но потом он изменил свою точку зрения, разобравшись в том, насколько эта книга опасна для его собственных воззрений. Сам Соловьев исповедовал сначала славянофильские взгляды, и потому хорошо понял, что книга Данилевского не простое развитие идей славянофилов, а идеологический фундамент для создания нового русского государства.
Но у Соловьева были другие виды на Россию. Он считал, что наша страна должна пожертвовать собой для единения Востока и Запада.
В России не было, как уже сказано, политического класса, который бы сознательно во главу угла ставил бы национальные интересы русских. А если такого класса нет, то жди, что кто-то принесет такое государство в жертву. Эту мысль да золотыми буквами написать бы где-нибудь в Кремле для нынешних руководителей и для будущих.
…Соловьев был не только религиозным философом, но и политическим мыслителем, из числа тех, для кого Россия — не цель, а средство. Сколько потом русским пришлось пережить от политических мыслителей подобного рода, от Ленина и Троцкого до нынешних реформаторов.
Труд Соловьёва «Русская идея» вошел в классику русофобской литературы. И нет такого русофоба, который так или иначе не использовал бы книгу Соловьёва о России.
С самого начала своей работы философ утверждает, что в том виде, в каком существует Россия, она не имеет смысла.
Это классическая ловушка для национального самосознания. Итак, тысячу лет существует народ и государство, сотня миллионов русских в конце XIX века живут, радуются, страдают, рожают детей, строят дома, пашут землю, осваивают Сибирь и Дальний Восток. И все это не имеет смысла? Ибо, как утверждает Соловьев, главный вопрос для каждого русского, это вопрос о смысле существования России во всемирной истории.
Наглость Соловьева беспримерна. Он заявляет, что не в силах людей определить, в чем смысл существования нации, ибо об этом знает только Бог, но сам от имени Бога толкует русским, как им устраивать свою жизнь и какую политику проводить. Предварительно он делает небольшой экскурс в русскую историю. И что ему там нравится? Правильно: нравится приглашение варягов-скандинавов как пример национального отречения. И еще нравится «колоссальный и единственный в своем роде образ Петра Великого». Ведь тот «отбросил слепой национализм Москвы». Вроде бы Петр молодец, но Соловьев высмеивает его вполне европейское понимание национальной идеи: «Проявлять свою мощь, преследовать свой национальный интерес, вот все, что надлежит делать народу». С точки зрения Соловьева — это мелко и смешно. Он осуждает такое узкое понимание национальной идеи, но лишь в том случае, если речь идет о России.
Казалось бы, этому религиозному философу, если гневаться, то на Европу. Вот уж где умели служить национальному интересу в примитивном для Соловьева понимании. Но Европой он восхищается. Иногда ловишь себя на мысли: а он не глупец, этот Соловьев? Ну, как можно до такой степени противоречить самому себе? Нет, не глупец. Просто русофоб.
Вот он с радостью пишет об унижении России после поражения в Крымской войне, и с еще большим ликованием — о том, как в Берлине великие державы отняли у России плоды ее победы в войне с Турцией за освобождение славян.
Это, по его мнению, перст Божий, указание России, что не по тому пути пошла. А вот речь заходит о поляках. И философ про нацию польскую и про её самосознание рассуждает, как завзятый польский националист. Куда только это его понимание пропадает, когда он опять возвращается к России.
Соловьев отвечает на это откровенно. Оригинальность России, ее русскость для него имеет отрицательный характер. Держава-то огромная. И наш философ просто не хочет, чтобы Россия была нормальным европейским государством. Чтобы она в полной мере защищала свои национальные интересы. Вот Соловьев и выдумывает особую миссию для страны, такую миссию, при которой Россия жертвовала бы собой. Трудно понять, откуда у философа такая ненависть, но по большому счету это и неважно.
Между прочим, Соловьев хорошо понимает, что Россия еще далека от того, чтобы осознать свои действительные национальные интересы. Оценивая текущую политическую практику, он издевательски пишет: «Стоило России страдать и бороться тысячу лет, и все это для того, чтобы в последнем счете стать орудием „великой идеи“ сербской и „великой идеи“ болгарской»! Вот уж точно, не в бровь, а в глаз.
Здесь можно согласиться с Соловьевым. Но учитывая опыт XX столетия, можно добавить, что не для того Россия становилась великой, чтобы быть оружием чьей-то «великой идеи"… Как раз об этом и написал свою книгу Данилевский. Хотя он вполне соглашался с тем, что русский патриотизм, который реализуется только во внешней политике — это признак слабости: «Под таким внешним политическим патриотизмом кроется горькое сомнение в самом себе, кроется сознание жалкого банкротства».
Все дело в разобщенности русской элиты и в отсутствии полноценного политического класса. Под политическим классом здесь понимается не марксистская трактовка классов в зависимости от формы собственности, которой владеет данная социальная группа. Политический класс — это вся совокупность людей данной нации, которая осознает свои национальные интересы и действует согласованно во имя их достижения.
Политический класс любой страны может включать в себя политиков, партии, высших чиновников. В него входит часть активного среднего класса, национальная буржуазия и представители прочих социальных групп. И среди рабочих и среди крестьян есть те, кто определяет настроения, а потому тоже входит в политический класс страны. У Данилевского нет такого определения, но он прекрасно понимает, что именно эта совокупность людей и определяет согласованные действия нации. Он пишет, что в России есть и русская партия, и европейская, и что это симптомы явной болезни общества.
Данилевский совершенно точно выделяет главную проблему, в силу которой в России нет политического класса. Россия — это не Европа, но и не только Россия. Он верно замечает: «Если Русь есть Русь, то, конечно, смешно говорить о русской партии в этой Руси. Но если Русь есть вместе с тем и Европа, то, почему бы не быть в ней и русской, и европейской партии»?
…Наличие европейской и русской партии было для России даже более гибельно, чем появление социалистов всех мастей.
Дело в том, что почти все западники, от Милюкова до Бердяева, прошли через социалистические идеи и даже марксизм. И политику в России делала верхушка западников, в которой были сильны уже космополитические настроения. Чем и не пахло в европейских странах.
Ни лидеры кадетов, ни тем более лидеры октябристов, ни большая часть партии социалистов-революционеров гибели России не желали. Но русский политический класс так и не сложился в полной мере. Даже в воюющей России лидеры буржуазных партий, не говоря уж о партиях социалистических, держали в уме не только победу над Германией, но и революцию.
За слабость политического класса всегда расплачивается страна, народ. Но этот класс нельзя создать волевым усилием. Он является плодом зрелого национального самосознания, когда на смену инстинктивной поддержке своих соплеменников и такой же неприязни к чужакам появляется осмысленное понимание реальных интересов нации.
Если политический класс сформировался однажды, как это случилось у европейских народов, то в дальнейшем он себя и воспроизводит.
