 |
| Правая.Ru | Владимир Карпец | 04.04.2006 |
Об «интересе» Ким Чен Ира на самом деле известно уже давно: несколько лет назад при посещении России северокорейский лидер заявил о том, что собирается строить в центре Пхеньяна православный храм. Если это действительно так, то вся послевоенная история этой страны выглядит как пролог к уникальному и действительно судьбоносному событию: рождению православного монархического государства на крайнем Востоке Великого Евразийского континента: готовый выступить с миссией «равного апостолом» Верховный правитель Северной Кореи, получивший свою власть по наследству и соответственно должный так же ее и передать, основав тем самым «династию Ким», будет опираться на спаянный достигнутой еще при его отце железной дисциплиной народ и противостоящий Западу — на основе «идей чучхэ» — национальной самобытности. Знаменитая формула графа Уварова «Православие — Самодержавие — Народность» найдет свое воплощение не в расхристанной в буквальном смысле этого слова — гуляющей на католическое Рождество и 8 марта — «эрэфии», но в маленькой стране «оси зла», которой смертельно — наряду с Ираном — боятся Соединенные Штаты. «Православие — Самодержавие — Чучхэ»?
Нет сомнения, если в «сердце вождя» — будущего «равного апостолам царя» — которое, по словам Псалмопевца, «в руце Божией», уже свершился переворот, то крещение его народа будет осуществлено мирно, поголовно и без сопротивления, каким оно в идеале и должно быть и каким наша Начальная летопись рисует крещение киевлян. Нет сомнения, что в этом случае Православие в соединении с ни в чем не противоречащими ему «идеями чучхэ» станет единой и единственной верой корейцев. «Тоталитарная дрессура», которая более полувека осуществлялась в этой стране, сделала невозможной возникновение многоверной «химеры» (по выражению Льва Гумилева), погубившей сначала Хазарский каганат, а затем Золотую Орду. Более того, свершится то, что на самом деле должно было свершиться, — но не свершилось — в Советском Союзе — преодоление и преображение коммунизма без крушения государства.
Только в этом случае становится понятным, почему на самом деле так боятся Соединенные Штаты маленькой азиатской страны, которой, возможно, ныне уготовано место полюса православного сопротивления современному миру, ранее предназначенное России. Кормчая в Корее будет исполняться от буквы до буквы. Это свершится на крайнем Востоке.
«Восток имя Ему» — поет Церковь о Спасителе мира.
Своими глазами мы реально увидим новых людей, новый народ, горящий огнем веры, преображенный и ходящий во Христе Воскресшем, — весь от Князя до рыбака и сборщика риса. Народ, который явит чудо нестяжания и послушания, жертвенности и молитвы.
Означает ли это, что на наших глазах рождается Четвертый Рим? По слову священноинока Филофея Псковского, этого быть не может. Однако образование в Корее полноценной православной государственности будет означать и то, что Православный Великий Князь этой страны должен быть помазан и на Царство. «Един ты есть по всей земли християном Царь», как писал тот же старец Филофей. То же самое ранее говорилось в византийском Номоканоне (в русской Кормчей) об Императоре. Если бы не слова Филофея Псковского, которые мы воспринимаем безусловно, можно было бы пользоваться старой формулой франкского хрониста Адсо (IX в.) о Roma mobilis — «движущемся Риме». Однако, согласно Филофею, Рим остановил свое движение.
Это означает, что православная Корея — «младшая дочь Церкви» — должна войти в Русско-Евразийскую Империю Конца таким же образом, каким королевство (точнее, Royaume — царство) Хлодвига Великого — «старшая дочь Церкви» — вошло в Римско-Византийскую Империю Начала. Мы должны помнить, что Империя Начала и Империя Конца есть одна и та же Империя. При этом если королевство Хлодвига было ее крайней западной точкой, то «княжество Ким» станет крайней восточной. Постольку, поскольку изначальные сакрально-географические конфигурации существуют вне времени в Царствии ему же «несть конца», согласно старорусскому прочтению Символа веры, то онтологически крайний запад и крайний восток сходятся, образуя одно и то же Regnum Sanctum внутри Imperium Ultimum. Центром же Imperium Ultimum объективно все равно остается Москва — град Ивана Калиты. Ибо «калита» на самом деле означает «Чаша».
В контексте всего сказанного возвращение Русского Царя как Императора Конца становится неотменимой неизбежностью. Неизбежностью, неизбежной именно потому, что она невозможна, но неотменима.
В политическом аспекте проблемы это означает необходимость действия в соответствии с получаемым нами ныне последним предупреждением. Иными словами, зачатие и рождение «младшей дочери Церкви» должно сопровождаться свершением Русского Православного Консервативного Прорыва.
Если этот прорыв сегодня возглавит Президент Путин — тем лучше: мы пойдем за ним и с ним вместе. Если нет, мы все равно пойдем, ибо не властны не пойти.
Будущее пребывание «царства» или «великого княжества» Корейского в составе Империи возможно было бы в виде «священного протектората» по аналогии с первым вариантом Российско-грузинского Георгиевского трактата, то есть, с сохранением за правящей династией именования Царей с представлением тех или иных инсигний (как тому же Хлодвигу или Владимиру Мономаху). Но сейчас об этом говорить рано.
В любом случае на данный момент совершенно очевидно, что для политического аспекта Православия иной идеологии, кроме евразийства — причем, в конечном счете, трансцендентального, надисторического евразийства — нет и быть не может.
С точки зрения уже практической Русской Православной Церкви в этой ситуации следует срочно подготовить и предоставить образующимся в Северной Корее православным общинам священников, обезпечить новообразующуюся Церковь богослужебной литературой и утварью. Северная Корея — как раз тот случай, когда миссионерство (лучше сказать «православное просвещение») абсолютно необходимо. Вопрос, однако, в том, какое Православие следует проповедовать и распространять в Корее русским просветителям. Совершенно очевидно, что речь может в этом случае идти о строго уставном богослужении — вполне соответствующем корейскому умострою — без каких-либо сокращений, о строгом унисонном пении, погружательном крещении, канонической исповеди и иконописи и т. д. Из литературы распространению подлежать должны труды Святых Отцов. Для внутренне созерцательного (при внешней дисциплине) человека Востока творения, например, святых Дионисия Ареопагита, Григория Богослова, Григория Нисского, Григория Паламы просто могут быть сразу и во мгновение восприняты как свое. Без святоотеческих подлинников Православие в Корее будет воспринято как «христианство Запада» и не найдет глубокого отклика.
В то же время все то, что так характерно для северо-корейского народа, — «священная бедность», восторженный общенародный труд, безпрекословная преданность вождю, неприятие «духовного антихриста» в форме цивилизации Запада и в то же время готовность к усвоению всех новейших достижений науки, техники и медицины — подлежит воцерковлению и преображению в лучах Спасовых.
Однако, если бы все происходило в Корее и только в Корее, дело обстояло бы просто, а именно — так и только так, как изложено выше. Однако за собственно Кореей стоит истинное могущество, вторая на сегодняшний день мировая сверхдержава — Китай, до сих пор всегда изгонявший со своей территории всех проповедников христианства, приходивших из стран Запада, — католических и протестантских.
Китай внимательно присматривается к Православию. Безусловно видит в нем радикальное отличие от западных ветвей христианской религии. Более того, видит, что Православие вообще не религия, а онтология. Однако для Китая онтология — это не все.
Будучи осколком древних — прадревних — океанических цивилизаций Южного полушария, собственно китайцы (народ «хань»), в отличие от бореальных народов Северного Китая — монголов, уйгуров, чжурчженей, да и корейцев — сохраняют прапамять о «несуществующем». Конфуцианство, «фацзя» (китайский легизм), а в ХХ веке национал-демократия (у Суть Ятсена и партии Гоминдан) и коммунизм — все это лишь внешние проявления, манифестации дэ — бытия, в свою очередь манифестирующего Дао, включающее в себя как бытие, так и небытие. Именно то, что на Западе называют «даосизмом», есть подлинное, глубинное сознание Китая. Поэтому Китай остается глубинным образом погруженным в самого себя при приятии любой идеологии и религии, более того, соглашается с любой онтологией, ибо глубинно Китай не делает различий между онтологиями. В то же время, стремясь к неподвижности, он оказывается вынужденным к экспансии взрывным характером рождаемости (сегодня его население составляет уже полтора миллиарда человек), и эта экспансия становится геополитическим «Большим китайским проектом», Рах Sinica, явленным, разумеется, в категории дэ, не в метафизике, а в онтологии. Причем онтология приемлема любая. На онтологическом уровне Китай может принять Православие, как прежде принял «марксизм-ленинизм», но это всегда будет «Православие плюс», как и прежде — и до сих пор — коммунистическая идеология воспринимается в Китае как «марксизм-ленинизм и идеи Мао Цзедуна», причем под «идеями Мао Цзедуна» разумеются не столько высказывания «Председателя» (пресловутая «красная книжка»), сколько скрываемое этими высказываниями «сверхнебытие» (намеки на которое мы, впрочем, может встретить и в Православии у святых Дионисия Ареопагита и Максима Исповедника). Иными словами, Православие для Китая будет, прежде всего, языком, на котором он собирается разговаривать с главным своим стратегическим партнером — и одновременно главным эсхатологическим противником — Россией, в точной аналогии с языком марксизма в отношении СССР (той же Россией).
На самом деле китайское Православие может лишь по форме напоминать авраамичесакое христианство Запада — и России в той мере, в какой она пронизана его излучениями — а по сути оно будет чем-то совершенно иным. Ибо Бог Авраама, Исаака и Иакова, Сущий, «Сый», Чистое Бытие для полуторамиллиардных потомков тихоокеанского «чего-то», «Желтого Предка» Чжуанцзы есть лишь проявление — истинное, но не единственное — Неименуемого. Строго говоря, китайцы могут стать православными, но никогда не станут христианами. Как никогда не были и коммунистами. Китай — иное. Радикально иное.
На данный момент все это, однако, ничего не меняет: если Китай, как и Северная Корея, открывает ворота Православию, Россия и Русская Церковь обязана сделать все, чтобы это Православие было русским — с русским священством и епископатом со всеми вытекающими отсюда церковными (и не только) последствиями. Но для этого сама Россия, в которой сегодня невозможно добиться даже преподавания государствообразующей религии в школах, а православные политики заносятся в черные списки задуманной вначале как подобие Земского собора, а затем превращенной в сборище чандал (актеров, танцоров, юмористов) Общественной палаты, должна совершить то срочное и окончательное самоопределение и самопреодоление, о котором уже говорилось в связи с «царством Корейским». Выбора здесь нет, а промедление смерти подобно. В противном случае китайцы придут к нам как «Христово воинство», уничтожающее человеческий мусор, а, точнее, делающее незримое ничто зримым. Не апокалиптические ли «прузи» (саранча)?
Только что прошедший государственный визит Президента Путина в сопровождении невиданной по числу членов делегации в Китай и нервная реакция на это в США — именно ко времени этого визита была приурочена публикация в журнале Foreign Affairs статьи о возможности и безнаказанности американского ядерного удара по России и Китаю — отчетливо свидетельствует о складывающейся у нас на глазах Евразийской Империи Конца, хотя на данный момент в очертаниях, несколько отличающихся от намеченных Карлом Хаусхофером и трансцендентально спроецированных в книге Жана Парвулеско «Путин и Евразийская Империя». В частности, Парвулеско вообще указывал, что Китай в силу его океанического происхождения (кроме северных областей, Синцзяня и Манчжурии) вообще не принадлежить к великоконтинентальному сообществу. Если Жан Парвулеско прав — а он в свете сказанного нами о потенциальном китайском «православии без христианства» все-таки прав — то что означает безусловно начинающееся сегодня российско-китайское евразийское имперостроительство без Европы, то есть, без Западной Евразии? Не уготована ли Европа все-таки для Ислама, как мы о том уже неоднократно писали? Не исчезнет ли Ватикан? Будущее, причем, недалекое, покажет.
А пока что именно китайский фактор оказывается тем, что делает объективно неизбежным русское — и в том числе православное — пробуждение на всех уровнях. В этом мы вполне согласны с аналитиками газеты «Завтра», вообще-то всегда крайне оппозиционной к Владимиру Путину, но в данном случае преодолевающей «заведомость» своей позиции, Александром Нагорным и Владимиром Коньковым: «Казалось бы, чего могут опасаться янки? Кремль если и не полностью подконтролен «вашингтонскому обкому», то, во всяком случае, вполне управляем, на ключевых постах в правительстве и естественных монополиях находятся надежные и проверенные «агенты влияния», которые всячески будут профанировать и спускать на тормозах любых начинания российских властей, противоречащие и даже просто не соответствующие интересам США <…> Но «логика вещей», «логика обстоятельств» гораздо сильнее «логики интересов». И реальный рост мощи «красного Китая» на фоне явного торможения обремененной «глобальным лидерством» Америки способен привести к хорошо известному в истории явлению «отвязывания агентуры». («Завтра», в том же N). Это может иметь отношение ко всем составляющим российской власти, которые, если не «отвяжутся», уйдут в никуда, по самой логике обстоятельств.
Следует иметь в виду, что раскрытые нами по мере сил онтологические измерения имеют также отчетливые военно-политические проекции, о которых следует сказать хотя бы кратко.
Секретарь Союза военных китаеведов П.А.Гваськов в своей статье «История будущего в ракурсе чужих проектов» (www.analysclub.ru от 03.07.2005) пишет: «Китай и США делят сферы влияния с 1979 года. После визита Дэн Сяопина в Вашингтон и китайского «контрудара в целях самообороны» по Вьетнаму появилось полусекретное (в США о нем не сообщалось) китайско-американское соглашение «О стратегической координации» <…> В 1999 году соглашение было пролонгировано Б.Клинтоном. Китай последовательно требует от США убраться из Евразии. США же считает Россию и все постсоветское пространство своей добычей. Именно «недвижный Китай» на волне американского триумфа 1991−1993 гг. сохранил единство России, ибо расчленение России есть лишение Китая стратегического тыла. В борьбе за Россию Китай неизбежно предпримет меры пресечения экспансии США на российский Дальний Восток. Следует ожидать, что Китай вскоре открыто заговорит об американской угрозе России и на этом фоне начнутся китайско-американские переговоры о разграничении сфер влияния на Дальнем Востоке».
И далее: «В 2007 году Китай из невидимого центра силы перейдет в видимый и в противостоянии США объявит о своих амбициях на сферы влияния».
Таким образом, очевидно, что Китай является тактическим союзником России в настоящее время и — парадоксально — стратегическим противником и одновременно союзником в отдаленной перспективе в имперском единстве. Такого парадокса, такого соединения несоединимого мировая история еще не знала. Причем примерно к 2015 году, тогда же, когда по расчетам военных — если, конечно, не будут предприняты срочные меры, вплоть до самых крайних, типа общенациональной мобилизации и выхода из всех «договоренностей» с США о «взаимном контроле» под предлогом надуманной, а, точнее, спровоцированной Западом, угрозы «международного исламского терроризма» — придут в упадок все средства ядерной защиты России, США смогут осуществить на нас военное нападение, а Китай от «тихого проникновения» перейти к военным действиям. На самом деле только отказ от либеральной демократии как государственного устройства и всеобщая мобилизация людей, ресурсов и сил — причем, уже сейчас, только сейчас — дает России возможность пройти сквозь «роковой» 2015 год и реально осуществить соединение несоединимого, о котором было только что сказано, как Знак Конца. Сaмого Конца.
А пока что нормализацию — разумеется, относительную — на Дальнем Востоке П.А.Гваськов видит следующим образом: «Наиболее серьезные территориальные претензии к России выдвигает Япония. Отказ Японии от территориальных претензий к России был бы достойным выходом из положения. Для этого Японии можно предложить ассиметричный обмен. А именно: отказ от территориальных претензий увязать с обязательством Японии стать ядерной державой. При этом — именно от России принять ядерные боеголовки, техническую помощь по их обслуживанию и двойной контроль над ядерными силами Японии. Превращение Японии в ядерную державу гармонизирует ядерную проблему КНДР: создает треугольник Китай-Япония-Корея. Объявленный весной 2005 года ядерный статус Северной Кореи, бывшей колонии, это «потеря лица» Японии, почти такая же, как уничтожение суверенитета России от двойного контроля. С другой стороны, ядерный статус КНДР — это проблема США, теряющих контроль над обстановкой как минимум в Северо-Восточной Азии и, прежде всего, над состоянием духа в Южной Корее и Японии. Ядерный статус Японии вырвет ее из-под плотной опеки США, что позволит строить с Японией, как с полноправным субъектом мировой политики, треугольники гармонии <…> Финансирование создания инфраструктуры коридора, а заодно и модернизации Японией всего портового хозяйства и российских железных дорог на Дальнем Востоке (объемом примерно $ 200 млрд.) можно поставить условием к принятию Японией от России статуса ядерной державы. <…> Затягивание в рамках ВТО капиталов Японии и Китая на территорию российского Дальнего Востока обезпечит финансово-экономическое выдавливание США из Евразии (не обернется ли тем самым ВТО, западная ловушка для России, ловушкой для самих Соединенных Штатов и Евросоюза, и не потому ли Владимир Путин все же держит «главного лоббиста» ВТО Германа Грефа на его посту? — В.К.). А это закрепит за Сибирью и Дальним Востоком России статус стратегического тыла Китая и Японии в их противостоянии США и, следовательно, вывод России из-под прямых ударов, ведь тыл — не фронт. В противном случае Россия неизбежно превратится в «театр военных действий» между США и Китаем».
Быть может, таким образом удастся избежать и гибельного для России проникновения Китая в Сибирь и ее захвата? Или же Россия и Китай просто образуют единое имперское пространство — включающее в себя также Индию — в рамках Третьего Рима у последней грани видимой истории?
В любом случае если Северная Корея как мощный духовный центр Православия на Востоке Евразии (восстановленное Regnum Sanctum) станет духовным лидером треугольника Корея-Китай-Япония, при том, что Китай также начнет принимать православное просвещение из России, а в Японии уже есть дочерняя по отношению к РПЦ автокефальная Японская Православная Церковь, то можно будет говорить о России как о военном тыле «азиатского треугольника» — в противостоянии США со стороны Тихого Океана — и в то же время как о духовном — а в случае восстановления власти Православного Белого Царя (как всегда называли Русского Царя и японцы, и китайцы, и монголы) — и политическом, имперском центре всей Азии, то есть, восточной части Великого Континента. Повторим, над западной его частью — если она вообще сохранится — тогда скорее всего будет развеваться зеленое знамя Ислама. Шанс «большого голлизма», по-видимому, упущен. Хотя невидимо «старшая дочь Церкви», конечно, существует в неподвижной эонической конфигурации континентов, готовая всплыть, но уже на преображенной, «новой земле», под «новым небом».
Преподобный Серафим Вырицкий, иеросхимонах: «Восток будет креститься в России. Весь мир небесный и те, кто на земле, понимают это, молятся о просвещении Востока».
Эти слова чаще всего применяют к России побежденной, «захваченной Китаем», что, конечно, существует как «близкая политическая возможность», но является ли эта возможность безусловностью? Это зависит от того, что внутренне, в сердце важнее для нас: Христос исторический или Христос Воскресший, «Царь Иудейский» или Царь Славы? Запад или Восток?
Аристоклий Афонский, иеросхимонах: «Конец будет через Китай. Какой-то необычный взрыв будет, и явится чудо Божие. И будет жизнь совсем другая на земле, но не на очень долго». (1918 г.).
