Правая.Ru | Владимир Карпец | 13.02.2006 |
Контуры грядущей мировой войны становятся все более четкими и определенными. И, хотя географические ее очертания очень сильно отличаются от очертаний войны предыдущей, войны между фашизмом и национал-социализмом, с одной стороны, и сообществом «цивилизованных народов» с другой, в центре ее, в средоточии оказываются все те же, одни и те же вопросы — Израиль, земной Иерусалим, «еврейский вопрос». Увы, вновь одно и то же. При этом ту роль, которую играл во второй мировой войне германский национал-социализм, сегодня играет мировой Ислам. В статье в журнале американских неоконсерваторов National Review под названием «Усердные палачи Палестины» об этом говорится совершенно прямо. Обозревая данную тему в статье «Палестинский конфуз» (АПН, 06.02.2006) российский автор Никита Куркин указывает: «Главная идея статьи в России могла бы стать причиной возбуждения уголовного дела — „плохие народы существуют“. Радикальный ислам и национал-социализм в его гитлеровской трактовке окончательно приобрели, пусть и с оговорками, тождественность < > К этой позиции примыкает и религиозная правая (католические и протестантские фундаменталисты — В.К.)».
Сказано более чем определенно, и добавить здесь нечего.
Правда, надо сделать оговорку: в отличие от casus Hitler сегодня речь идет о конфликте внутри одной религиозной общности и одной авраамической традиции, в то время как Германия 30-х годов как раз стремилась от этой традиции максимально дистанцироваться, более того, порвать с ней. Конфликт «Ислам-Запад», в отличие от конфликта «Нацизм-Запад», не носит этнического и национального характера. Говорить об «исламском антисемитизме» в высшей степени некорректно, т.к. большинство мусульман в мире — пока что — семитского (т.е. арабского) происхождения.
Конфликт между Исламом и «иудео-христианством» есть борьба за одно и то же историческое наследие, как геополитическое (Палестина), так и идеологическое. Спор вокруг одного и того же строго очерченного места — т.н. «Храмовой горы» — яркое тому подтверждение.
Заметим прямо: как в предыдущей мировой войне, так и в грядущей, Россия, по сути, не субъект, а объект (что, конечно, не умаляет нашей прошлой Великой Победы). Но нас втягивают. Втягивают воевать за чужое.
Следует иметь в виду, что Европа как таковая сформировалась именно как регион, противостоящий Исламу, и нынешняя борьба Запада полностью аутентична его исторической природе. Само понятие «европейцы» впервые появляется в хрониках VIII века в описаниях битвы Карла Мартелла при Пуатье в противовес «сарацинам» — мусульманам. Впервые же хула на пророка Мухаммеда как такового появляется в «Золотой легенде» ХII века: впрочем, некоторые исследователи считают главу о Мухаммеде позднейшей вставкой — в данном случае, это не важно. Антиисламский пафос европейских писателей того времени вполне понятен — он стал фоном для крестовых походов по завоеванию Палестины, когда она собственно и была провозглашена святой землей (до этого «святую землю» понимали скорее символически и месту земных страданий Христа не придавали особого сакрального значения). Со времен крестовых походов западная историософия подчеркнуто израиле- и иерусалимоцентрична, в то время как восточно-православная скорее обращена к поискам Христа внутреннего, «умного света».
«Христос посреде нас», — до сих пор, как и первые христиане, возглашают, подходя к поклонной праздничной иконе, русские единоверцы и старообрядцы, и это обезсмысливает всякие вопросы об исторической и географической Палестине, о земном Израиле и земном Иерусалиме.
«Не нужен нам берег турецкий, / чужая земля не нужна», — писал после окончания Великой Отечественной русский поэт — смоленский мужик. Писал об этом. С хитринкой, с прищуром писал, как и подобает смоленскому мужику.
Характерно, что уже четвертый крестовой поход закончился всеевропейским антиправославным действом — захватом Константинополя и его разграблением. С тех пор «сарацины» и «схизматики» сливаются в сознании европейцев если не в одно целое, то, по крайней мере, в некий блок. В то же время и в самой Византии складываются две партии: одна настаивает на сохранении строгого Православия, будучи в то же время готовой на компромиссы с исламским миром, другая готова подчиниться Риму и «стать Европой», отстояв формальную государственную независимость. «Прозападная партия» принимает и западную историософию с ее иерусалимо- и палестиноцентризмом.
В отличие от Римо-католического мира, принявшая Православие Русь хотя и интересовалась Святой землей (см., например, «Хожение игумена Даниила» XII в.), всегда делала это как бы вскользь, походя, выделяя те мотивы святоотеческого наследия, которые подчеркивают, что Израиль есть сама Церковь Христова, Иеросалим (характерно русское написание, буквально означающее «священный мip» и составленное из двух слов — греческого и еврейского — не делая различия между этими языками). Великий князь Андрей Боголюбский, а затем и Цари Иоанн Васильевич Грозный и Борис Феодорович Годунов и далее Патриарх Никон осуществляют градо- и храмостроительство по образцу описанного в Апокалипсисе св. Иоанна Богослова небесного града Нового Иеросалима, перенося библейские образы на Русскую землю. Даже Никон так думал и так делал (строил), и этого от него не отнимешь. Это было вопреки реформам, и если бы Патриарх построил Новый Иеросалим, не сломав, а укрепив перед этим Русскую Церковь, он вошел бы в историю как величайший святой. Увы, сослагательного наклонения в истории не бывает. Но все равно… «Кто по моей канавке пройдет да двести „Богородиц“ прочтет, тому и Киев, и Царьград, и Иеросалим», — говорил преподобный Серафим Саровский. А я, многогрешный единоверец, сейчас этими словами отвечаю тем «никонианам», кто задавал мне вопросы о почитании преподобного Серафима. Не вступая в формальный конфликт с авраамизмом и палестиноцетризмом, русская церковность в полном соответствии с изначальной традицией («человек есть город») создает свой образ Святой Земли, отождествляемой с самой Святой Русью. «Спор о Иерусалиме» становится для русских людей неактуальным, как бы «не своим» делом.
Только так надо понимать апостольское «несть еллина ни июдея». Всякое иное толкование от лукавого.
В этом смысле русскую православную мысль никак не следует разотождествлять с Вселенским Православием как таковым, что сейчас довольно модно среди «православной» интеллигенции. Нет и нет. Однако Русское Православие наследует скорее Александрийской богословской школе с ее символическим («анагогическим») толкованием Священного Писания, чем Антиохийской с ее толкованием буквально-историческим. Наследниками последней скорее приходится считать западных Отцов (начиная с бл. Августина), а затем католических схоластов, впрочем, вслед за ними, прежде всего, кальвинистов. Именно поэтому Московской Руси почти не был свойствен антисемитизм: скорее можно говорить о московском «асемитизме», определенном безразличии к «известному вопросу», кстати, до сих пор сохранившемуся у старообрядцев, в отличие от «никониан», воспринимающих его крайне болезненно — причем, как в одну сторону (юдофилия), так и в другую (юдофобия) сторону.
На самом деле настоящее — старомосковское, великорусское отношение к «еврейскому вопросу» лучше всех выразил — увы, какая пошлая банальность! — Александр Пушкин (неужели вправду все же «наше все»? — не хочу!): «Будь жид — и это не беда. / Беда, что ты Видок Фиглярин».
Наш враг — мировой Фигляр. Мировой актер. «Общество спектакля».
Далее. Русское православное представление о всяком храме как «Израиле» и всяком алтаре как «Иеросалиме» отвязывает Русскую Землю от геоспиритуалистской «завязки» на Палестину и открывает «множественность состояний бытия» внутри Православия.
Более того, восприняв священство «по чину Мелхиседекову» (предшествующему «чину» авраамическому). Православие, по сути, указало на собственные корни как вне-ближневосточные и, кстати, первоначально совпадало в этом с изначальным Римо-католицизмом, в котором победила, однако, «доминиканская», «ближневосточная» (как юдофильская, так и юдофобская) версия versus бенедиктинская, метафизическая и отчасти натурфилософская, даже герметическая.
Именно поэтому Православная Русь никогда не противостояла Исламу, не имея с ним предмета спора (если не считать шутки св. Владимира о «веселии Руси»). Рюриковичи всегда отказывались от любых предложений европейцев об антиисламском союзе и от какого-либо участия русских в крестовых походах, в том числе и за захваченный турками Константинополь. Идея «Третьего Рима» носила чисто духовный характер и не преследовала цель восстановления «Второго Рима» («что упало, то пропало»), равно как и земной Иерусалим осознавался русскими как «дом пуст» (по словам Спасителя). Геополитическая экспансия Руси осознавалась нашими предками, прежде всего, как стояние на двух океанах — Тихом и Индийском (Ермак — Афанасий Никитин — Император Павел — Петр Бадмаев — Император Николай II) — по отношению к которой вопрос о Константинополе выглядел как сугубо вторичный. Начиная с Иоанна III русские Цари осознавали себя как представители и предстоятели не только православной, но и исламской общности, а Василия III западные путешественники вообще подозревали в «тайном мусульманстве» (см. в т. ч. «Записки Михаила Литвина»). Иоанн III, а за ним и Иоанн VI решительно отвергали все достаточно соблазнительные псевдоимперские предложения римо-католиков с условиями антиисламской «христианской империи». Даже брак Иоанна III с Софией Палеолог не поколебал этой политики. Публицист XVI в., скрывшийся под псевдонимом «Иван Пересветов» (некоторые исследователи подозревают, что это был сам Царь Иоанн Васильевич), писал о соединении «веры русской» и «правды турской». «Греческий проект» с самого начала был исторической ошибкой новой династии, равно как и многочисленные проекты «воссоединения церквей» (чему был в частности, привержен сын Петра I цесаревич Алексей) в антитурецком и антимусульманском контексте. К сожалению, Романовы оказались заложниками этой тенденции. Она, в числе прочего, была и причиной раскола XVII века — впрочем, наряду с иными.
К сожалению, в Русской Церкви и при дворе оказалось достаточное число людей, проникшихся идеями «библейского буквализма» и «общехристианства», для которых Ислам (на самом деле, очень частный и вторичный извод креационистского мировоззрения) оказывался главным врагом. Причем, люди эти не были евреями по происхождению — скорее, наоборот, в быту они были настроены как раз антисемитски — однако, идея «избранного народа» была их идеей — до самых глубин сознания. К числу людей с мировоззрением такого типа, к сожалению, приходится причислить и таких почитаемых русской правой авторов, как Л.А.Тихомиров и С.А.Нилус. Это, увы, точная аналогия «религиозной правой» в Америке. Впрочем, все они просто дети церковных реформ XVII века с их чисто «библейско-креационистской» идеей линейного времени («Егоже Царствию не будет конца» в Символе веры вместо «несть конца», как это было до реформы).
Идея «освобождения Константинополя» от мусульман, религиозно безсмысленная — ибо есть Третий Рим! — геополитически спорная — поскольку естественным направлением русской экспансии следует считать не Средиземное море, а Тихий и Индийский океаны, — и экклезиологически вредная, уже вызвавшая раскол в XVII веке, на протяжении XVIII и ХIХ веков, остается манящим призраком русской внешней политики, в жертву которому приносятся тысячи и тысячи русских солдат и матросов на Балканах и в Средиземноморье. Эта идея, впервые подброшенная иезуитами Лжедмитрию I, ставшая мотором политики Алексея Михайловича, а затем Екатерины II, некритически воспринятая даже славянофилами и Достоевским, до сих пор задает нам ложные маяки и мешает формированию жесткого евразийского континентализма, южным полюсом какового являются Индия и Иран. К сожалению, «греческому проекту» отдавал дань даже И.В.Сталин.
Мы же должны помнить: «парадигма Константинополя», равно как и «парадигма Иерусалима», заложили в истории основу для последней, сверхразрушительной мировой войны. Последней войны.
«Перекос» романовской политики в антиисламскую сторону породил у большевиков «перекос» обратный. Не будем забывать: одним из первых актов Советской власти было ленинское обращение «К трудящимся мусульманам России и Востока». Это не случайно. Вопреки — а, быть может, как раз благодаря — доминированию лиц еврейского происхождения в первоначальном советском руководстве политика его носила четко антизападный и «провосточный», евразийский характер. Евреи-большевики, по сути, отпали от «еврейства», «Idischkeit», и их чаяния слились с толстовско-штундистскими упованиями миллионов отпавших от Православия русских. Так было, и этого не вычеркнешь. «Монотеизм», «антитринитарность» сознания большевиков во многом стала причиной идеи «диктатуры пролетариата». Однако к восприятию идеи «русского ислама» они — в силу декларируемого атеизма — оказались, в отличие от сегодняшних «отвязанных» Г. Джемаля или В. Полосина — и слава Богу! — неспособны, хотя и задали весь «происламский крен» советской политики, обратную сторону романовского «палестинофильства».
К сожалению, династия Романовых попалась в ту же ловушку, которую создавало. «Палестинофильство» развивалось не без поддержки некоторых клерикальных кругов (именно клерикальных, то есть, ставящих целью непосредственную мирскую власть Церкви, как это впервые пытался сделать Патриарх Никон), тайно завидующих всевластию Ватикана на Западе и стремившихся к упразднению в России монархии. Так, будущий глава Русской Зарубежной Церкви митрополит Антоний (Храповицкий) — общепринятое мнение о его «монархизме» крайне спорно — выдвинул проект заселения Палестины русскими крестьянами — при абсолютно незаселенной Сибири! Идея вращения всей мировой истории вокруг «Ближнего Востока» и еврейского народа завоевывает все новые позиции. Это создает предпосылки для возникновения как гитлеризма, так и антигитлеризма, как двух тупиков политической мысли.
В советскую эпоху поддержку арабского мира против Израиля осуществляли уже не евреи-большевики, но русско-советские генералы-«почвенники», что во многом способствовало развитию мифа об «исламском антисемитизме» и даже об «исламском фашизме» (вспомним знаменитый популярный стишок о «полуфашисте — полуэсере» Насере). Как раз в 70-е годы многие советские евреи из интеллигенции принимают Православие и привносят свои политические представления в Церковь. Тогда возникают «православный антисоветизм», «православный либерализм» и «православный антиисламизм». Все это одно и то же. В то же время США и страны Запада — после советского вмешательства в Афганистане — начинают разыгрывать «исламскую карту», что сильно запутывает ситуацию. Наиболее радикальные исламские движения — «Аль-Каида», талибы, вакхабизм и т. п. — не могли бы получить развития без поддержки американской и английской разведок.
Очень важная деталь: когда в европейских газетах были напечатаны карикатуры на пророка Мухаммеда, мусульмане не унизили себя до того, чтобы издеваться над Христианством (в отличие от «чеченских боевиков», которые на самом деле никакие не мусульмане, а просто подонки). Иранские газеты вместо этого стали печатать карикатуры на «Холокост». Тем самым была выявлена истинная «священная корова» Европы, истинная ее религия. Новая — абсолютно новая — ее религия, в которой Холокост заменяет и подменяет жертву Христа — как предвечную, так и историческую. Президент Ахмадинежад попал точно в цель. Но это не проблемы России.
Первая и особенно Вторая мировая войны были развязаны не в интересах России, каковые всегда заключались в установлении долгосрочного и последовательного сотрудничества с Германией. В принципе Россия (СССР), Германия и исламские страны могли бы установить длительный и прочный мир в Евразии вместо того, чтобы их народы уничтожали друг друга в интересах третьих сил — прежде всего, США и Англии. Главным результатом Второй мировой войны стало создание государства Израиль. И тем самым была заложена основа той войны, которая еще только будет. «Вбрасывание» в наши отношения с Германией «еврейского вопроса» — с обеих сторон и по-разному — сделало так, что два великих арийских народа, по сути, уничтожили друг друга. Ибо сегодня по земле ходят уже «не те немцы» и «не те русские». Впрочем, бoльшая часть вины за нашу войну лежит на паранойе и личных комплексах Адольфа Гитлера, а не на России-СССР. Не будем забывать и того, что в своем предсмертном завещании Гитлер возлагал особую надежду в продолжении своего дела на мусульманские страны. Не поняв этого, нельзя понять ничего.
Что это означает? Совсем не то, что может показаться на первый взгляд. Совсем наоборот: это означает, что Россия должна так же стремиться к русско-исламскому союзническому пакту, как она стремилась к советско-германскому пакту 1939 года. Ибо у России и Ислама, как и тогда у России и Германии, один и тот же враг — «евроатлантическая цивилизация».
Чеченская война здесь совершенно не в счет: Россия в Чечне воюет не с Исламом, а с чеченским национал-сепаратизмом, имеющим корни в XIX веке. Сепаратистские движения в Татарстане и Башкортостане также имеют не столько исламскую, сколько сепаратистскую, даже демократическо-«оранжевую» природу и Исламом только прикрываются. Имперская политика допускает в мусульманских районах даже введение шариата. Однако такие проекты, как «Русский ислам» В. Гвардировского и В. Полосина, должны быть запрещены, а их адептам следует, по меньшей мере, указать на свое место понятно где. Равным образом мы полагаем, что и на обращении в Православие этнических мусульман настаивать не следует, разве что это будет личный выбор отдельных людей (впрочем, это сугубо моя личная точка зрения). Во всяком случае, мы должны помнить, что на территории России всегда преобладал конфессиональный мир. Мир между Православием и Исламом.
В случае же нападения США на Иран перед Россией открываются три возможности. Первая — сомкнуться с западным миром и продолжать играть роль его «передового заградотряда». Вторая — принять сторону Ирана и решительно «сомкнуться с Востоком». Третья — заявить о нейтралитете и действовать соответствующим образом. Первая возможность для России абсолютно негативна — хотя именно ее будут стремиться осуществить влиятельнейшие политические и деловые элиты, имеющие на Западе свои финансовые интересы, а также широкие круги либеральной интеллигенции, уже охваченной «нравственным негодованием» по поводу «антисемитизма» Президента Ахмадинежада. Вторая и третья возможности имеют как положительные, так и отрицательные стороны.
Прежде всего, следует ясно отдавать себе отчет в том, что в ближайшие полтора-два десятилетия США ожидает крах, сравнимый с распадом СССР в эпоху «перестройки». Он связан как с неизбежным обвалом доллара, так и с общей ситуацией в Западном полушарии, в том числе и в Латинской Америке, вновь возвращающейся в передовой строй «антиимпериалистической» борьбы. Латинская Америка вновь обретает место «пылающего континента», вновь революционным образом осваивает наследие Симона Боливара и Хуана Доминго Перона. Президент Венесуэлы Уго Чавес уже обещал Ирану поддержку на «нефтяном фронте». Если же доллар рухнет, Америка «поползет». Русские в 1991 году сжали зубы и ушли в себя. Русские профессора и кинорежиссеры дворничали, торговали пивом и собирали грибы. Это нормально. Кто-то сбежал за границу за хорошей жизнью. Кто-то стал бандитом и погиб на этом «фронте». Но в целом мы не «прогнулись», не превратились в мерзкую жижу. С американцами такого не будет: это показали события в Новом Орлеане прошлым летом. Они начнут метаться, орать и уничтожать друг друга. Пускай. Но мы должны помнить: становиться на сторону «мировой цивилизации» мы не можем. Она не защитит нас, как не защитила Византию в 1453 году.
Второй вариант предполагает заключение ряда оборонительных договоров, прежде всего, с Ираном. При этом Россия могла бы обговорить их условиями типа ненападения Ирана на Израиль и даже отказа его от ядерной программы и перехода под российский «ядерный зонтик». В то же время Россия взяла бы на себя обязательство вмешаться, быть может, совместно с Китаем — в случае нападения на Иран, возможно, с применением ядерного оружия. То же самое касается и палестинского «Хамаса». В случае противодействия Европы — разумеется, под американским давлением — можно просто перекрыть газ. Такой жесткий вариант вообще мог бы предотвратить большую войну и обезпечить России руководящую, имперскую функцию на континенте на ближайшие 20 лет как минимум. Однако, честно говоря, трудно верится, что российское руководство сейчас готово к такому революционному шагу. Даже «питерские чекисты» имеют слишком тесные финансовые связи с Западом, а людей типа генерала Рохлина, похоже, больше нет.
Третий — мягкий, но также очень перспективный вариант — мог бы предусматривать официальное заявление МИДа о нейтралитете России в том виде, в каком об этом было сказано в Коммюнике ОПОД «Евразия» 17 сентября 2001 г. (пп. 10, 17) «Единственно правильное решение для России в такой ситуации будет сохранение полного нейтралитета < > Участие России в военных действиях на стороне США будет означать на практике отказ от многополярной модели и признание однополярного мира во главе с США < > Нейтралитет сегодня — это спасение, это подвиг, это героизм». Если большая война между Западом и исламским миром начнется, такой нейтралитет стал бы знаменем миротворчества России — и ее победой: вступление в войну на последнем ее этапе дало бы нам ключ к овладению всей послевоенной международной ситуацией. Причем в данном случае Россия могла бы встать на позицию «непредрешения» — предпочтение следовало бы отдавать не по идеологическому признаку, а по принципу имперского объединения «Великого Континента»: выбор между Исламом и Европой — но не США — следовало бы делать по ходу противостояния, в зависимости от ситуации. Нейтралитет оставлял бы России свободу рук.
Тем временем надлежит избрать и модель оптимального развития самой России. Совершенно очевидно, что какой бы выбор не был сделан — присоединение к новому «восточному блоку» или нейтралитет — сама Россия должна превратиться в единый и неколебимый военно-тягловый стан по типу старомосковской Руси Иоанна III и Иоанна IV, но с использованием всех сверхсовременных технологий. «Чингизхан с телефоном», как с ужасом говорил Николай Бухарин. «Русский Царь с компьютером» — уточним. На какой стадии вступит Россия в Третью мировую войну и вступит ли вообще — не так уж важно, важен сам факт готовности вступить в нее в любую минуту, как только она начнется. А это немыслимо без коренной перестройки — в истинном смысле слова — всей современной политической системы, в основу которой должны быть поставлены Вооруженные силы России с их аппаратом разведки, пропаганды, физической и психологической подготовки молодежи. Необходимо вспомнить знаменитую формулу Константина Леонтьева о том, что народ должен быть «отечески стеснен», а государство «сурово вплоть до жестокости» при предельно смягчающей, «утишающей» функции Церкви.
В идеале, конечно, речь идет о монархии. Но и система «суперпрезидентского принципата» — с Путиным или уже без него — на этом этапе пока подойдет.
Это последнее невозможно без определенного «антиклерикализма» и самоустранения Церкви из идеологической борьбы, основное поле каковой должно быть отдало Русской армии. Следует решительно предпочесть «александрийское богословие» «антиохийскому», по возможности трактуя все, что касается Израиля и Иеросалима символически, без какого-либо отношения к ближневосточной Палестине. Это логика нейтралитета, это логика Православия. Хотят евреи строить «Третий Храм» — пусть строят. Хотят мусульмане его взрывать — пусть взрывают. Нас это не касается. Мы знаем, что Иеросалим есть сейчас у нас почти в каждом селе, и этого довлеет. Антихрист не овладеет землей до тех пор, пока он не овладеет Православной Церковью («не сядет в храме Божием яко Бог»). К «новострою Палестины» (по выражению Г. Кремнева) все это не имеет никакого отношения.
У нас тоже есть своя «религиозная правая» — псевдоправая, на самом деле. Не будем называть имен: они всем известны, в том числе и на «Правой.ру». Не надо думать, что это обязательно этнические евреи, хотя «по факту» таких действительно большинство. Это могут быть и «вполне арийские» — формально — персонажи. Укажем только на следующее: Ислам для них есть «фактор страха». Экзистенциального страха. Самый простой пример: любая «православная» девица, не желающая носить «богородичного платка», уже заведомо будет ненавидеть мусульманку в хиджабе. А «православный содомит», например, — бояться хорошей порки. И правильно. Это безсознательно и подсознательно. Иными словами, насколько наш — русских, православных людей — образ жизни приближен к «Кормчей», настолько Ислам нам не страшен. Он перестает для нас существовать. Растворяется.
Что никоим образом не означает, конечно, что опасность войны для России исчезает. Скорее, наоборот. Война будет. Ей следует смотреть в глаза прямо.
И помнить, и знать: мы русские, с нами Бог.
И еще: с нами наши святые, наши цари и князья, наши волки и вороны, наши северные ветры, наши щуки и наши боровики. Только так.
Dixi.