Русская линия
Одна Родина Олег Слепынин06.08.2009 

Александр Ленский — рыцарь русского театра (II)

Часть 1

2. Уход по-царски

Не лишено любопытства то, что театральное имя «Ленский» было взято им не напрямую «у Пушкина», а как бы через звено — имя принято в честь драматурга-водевилиста Дмитрия Тимофеевича Ленского (Воробьёв, 1805 — 1860), который, скрывая в юности от родителей своё присутствие в театральном мире, взял имя убитого в романе поэта. Дмитрий Ленский нам безусловно известен как автор водевиля «Лев Гурыч Синичкин» и как автор слов пронзительного романса Александра Алябьева «Нищая» (перевод из Беранже): «Зима. Метель. И в крупных хлопьях, / При сильном ветре, снег валит. / У входа в храм одна в лохмотьях / Старушка нищая стоит..» В каком-то его водевиле, а было их у Д. Ленского сотни, и дебютировал Александр Павлович. Театральный псевдоним со временем стал и официальной его фамилией.

Александр Ленский 10 лет работал в провинциальных театрах, где и снискал себе славу хорошего артиста, а в 1876 году он перебрался с семьёй в Москву. Его пригласили в императорский Малый.

Ленским сыграны сотни разноплановых ролей, в их числе Ромео, Гамлет, Дон Жуан, Фауст, Фигаро, Отелло, Ричард, Чацкий, Глумов, Паратов.

Гастролируя в Киеве в 1878−79 годах, он принял участие в создании там театрального общества.

Ленский был необыкновенно литературно одарён, остаётся искренне сожалеть, что писание мемуаров остановлено им на начале своей театральной деятельности.

Образец. Воспоминание о старом суфлёре, незабываемая сценка: «Василий Петрович сидел в своей будке трезвый, но мрачнее тучи, и хрипло подсказывал стихи. Из-под нависших бровей он бросал свирепые взгляды на Ральфа, репетирующего Ермака. И вот, когда подошла сцена, в которой Ермак узнаёт в Марии свою дочь, и Ральф во всю глотку заревел „Дочь!..“ — Василий Петрович с шумом захлопнул книгу, вылез из будки, подошёл к Ральфу и, злобно глядя ему в глаза, прошипел: „Ах, оставьте, что вы-с!.. Я Мочалову суфлировал!.. Павел Степанович не орал-с, шёпотом произносил: дочь!.. и весь театр замирал-с!.. Да-с!“ И на воспалённых глазах Василия Петровича навёртывались крупные слёзы. „Ах, оставьте, что вы-с!..“ — закончил он и, нарисовав указательным пальцем под носом у Ральфа какой-то крендель, быстро ушёл из театра».

В течении трёх десятков лет на сцене Малого Ленский без замен играл Фамусова, попадание в образ было столь точным, что современники никого другого и представить не могли в этой роли (Станиславский в Художественном лишь в 1925 предпринял попытку, но помнившие «Горе от ума» в Малом оставили победу за Ленским). Ровно двадцать лет, с момента открытия Драматических курсов Московского театрального училища в 1888 году, Ленский преподавал «Практику драматического искусства», душу вкладывая во всё талантливое (или кажущееся таковым). В год его смерти, в 1908-м, шестьдесят процентов огромной труппы Малого театра — его ученики.

О его игре скажем здесь лишь вот что.

Сохранился рассказ о последнем выходе Ленского на сцену. Он играл в дуэте с Ермоловой, роль была почти без слов. Он слушал. Но как Ленский слушал! Один из зрителей был глухонемым, он плакал, неотрывно наблюдая его лицо, на котором отражалось произносимое Ермоловой.

В своих исканиях по созданию режиссёрского театра (традиционным был актёрский) Ленский шёл впереди Станиславского и Немировича-Данченко, но не обладал их ресурсами, их свободой. «Контора», которую упомянула Ермолова в цитированном письме — Контора императорских театров, — учреждение чиновничье. В какой-то момент Ленский, которого в 1907 году начальство и артисты уговорили стать главным режиссёром, оказался явно между молотом и наковальней. На него ополчились все. Чиновники и его бывшие ученики объединились, устроили травлю. Артисты искали себе хороших ролей, писали жалобы, обвиняя его, что он делает из артистов марионеток, превращая Малый в Художественный. Один из начальников, по воспоминаниям А.И. Южина, «доходил до такой степени клеветнического восторга, что доносил на Ленского директору, будто он берёт взятки с актрис сладкими пирожками..». Малый превратился в бурлящий котёл, в газетах помещались лживые статьи.

По большому счёту конфликт в Малом — это отголосок всеохватной надвигающейся катастрофы. Разве лишь в театре всем хотелось ведущих ролей? Вскоре откроется, что и в армии солдаты возжелают возвыситься над офицерами, а некоторые священники решат, что Церковь тоже нуждается в демократическом обновлении.

Когда он понял, что из театра ушло святое отношение к искусству, он написал заявление об уходе.

И всем стало страшно.

Высшее театральное начальство предложило ему необыкновенно выгодные условия: шесть тысяч в год (сумма огромная), постановку спектаклей, другие блага. Ученики подписали письмо, составленное Яблочкиной, уверяя его в своей любви.

От всего отмахнулся. Он уже увидел нацеленные на него глаза измены, рожу измены. Александр Южин, его друг и родственник (Южин, Ленский, Нимирович-Данченко женаты на сёстрах Корф) описал его ответ: «Нет, Сашура, ни к кому я не поеду. Мне этот театр, со всеми их рожами, до того опротивел. когда я сегодня утром проснулся и почувствовал, что всему этому конец, что я свободен..» Южин отмечает, что лицо его при этом сделалось «совершенно детски ясным и милым». Ленский всё понял. Поэтому и не надо венков.

Желающих погрузиться в контекст личных отношений той поры отошлём к литературным источникам**.

Он просто взял и умер.

На Брянский вокзал (в 1934 переименован в Киевский) проститься с Ленским пришли Станиславский, Немирович-Данченко, труппа Художественного театра; была отслужена лития.

Похоронили Ленского по его распоряжению на кладбище в селе Селище. Небезынтересно, что при предыдущих владельцах это старинное село, расположенное в местности, которое ныне известно как Тальбергова дача, переименовалось в Эдем; хозяева его, носящие имена Адам и Ева, называли рождающихся своих детей в библейской последовательности, но, кажется, с пропуском «Каин».

Всё ушло под воду.

«Почти полвека спустя, в 1955 году, — рассказывает в своих мемуарах актриса Наталья Алексеевна Белёвцева (1895 — 1974), знавшая Ленского с девятилетнего возраста, — я была командирована в город Канев на перезахоронение праха Александра Павловича. В этом прелестном уголке Украины Ленский проводил отпуск в последние годы своей жизни. Наша делегация — представители ВТО и я от Малого театра — должна была присутствовать на процессе перезахоронения. Могила Александра Павловича на берегу реки была сильно размыта. Переложив останки в новый гроб, мы перенесли его в Канев, где ныне в центре города, в парке на высоком берегу Днепра, находится памятник прославленному деятелю Малого театра. Прежде чем покинуть Канев, мы еще раз посетили имение Ленского, осмотрели дом и созданные артистом рисунки, скульптуру. В этих работах — одиночных и групповых фигурках, в набросках окружающей природы, в эскизах костюмов, декораций, гримов — чувствовался не только талант, но и знание эпох, стилей, умение найти характер человека. По дому и имению нас водил бывший садовник Ленского, глубокий старик, проживший тут всю свою жизнь. Он с большой любовью вспоминал своего хозяина, много о нем рассказывал и подчеркнул, что незадолго до смерти Александр Павлович с тяжелым чувством покидал свой любимый уголок, уезжая в Москву. „Жил бы здесь, так, может, и не помер так рано“, — сказал он сокрушенно. Мы уехали из Канева с обновлённой тоской и уважением к „первому из первых“, как называли Ленского его товарищи по театру».

_______________________________

** «А.П.Ленский. Статьи. Письма. Заметки» (1935, 1950, 2002), Н. Зограф «Александр Павлович Ленский» (1955), Л.Н.Пажитнов «А.П.Ленский».

http://www.odnarodyna.ru/articles/3/773.html


Каталог Православное Христианство.Ру Рейтинг@Mail.ru Яндекс.Метрика