Конотопская подлость

Поляк по происхождению, генеральный писарь при Богдане Хмельницком и при его преемнике Юрии, он был той бомбой замедленного действия, которую заложили католики-поляки под православную Малую Русь, недавно воссоединившуюся с Великой. Ещё совсем недавно, принося присягу, старые казаки плакали от счастья, что Господь даровал им единоверного православного Царя. Но вот умер Хмельницкий, и стало возможным нашёптывание на ухо его наследнику, что Богдан якобы мечтал о возвращении под польскую корону.

В некрологе, выставленном у гроба Богдана Хмельницкого в Субботове (август 1657 года), современник обозначил заслуги покойного:

«Польшу он низложил Козацкими полками,

Татар и Турков устрашил теми же войсками;

Наказав варварство, пресек вероломство,

Вечно того не забудет Польское потомство.

Унию он опроверг, благочестие возставил.."

Благочестие — это православие. «Польское потомство» действительно дел его не забыло. И не простило. Как и уния.

В то время ходил слух, что Богдан Хмельницкий был медленно отравлен польским агентом (тот сватался к его дочери, а после смерти гетмана исчез). Доказать или опровергнуть версию отравления теперь невозможно (или пока невозможно): вскоре польско-турецкие войска уничтожили Субботов, а «кости Хмельницкого, — как о том писал автор „Истории Русов“, — вырывши из гроба, сожгли вместе с церковью и монастырём». Не забыли. Отмстили.

Но вначале был Выговский.

Если прибегнуть к современной терминологии, то Выговского можно назвать компьютерным вирусом, «червём», внедрённым поляками в систему, для уничтожения трудов выдающегося гетмана, для запуска механизма межказацкой гражданской войны, чтобы воссоединение, «случившееся при Хмельницком предать вечному забвению».

История выдвижения Выговского в гетманы темна. Легитимность его сомнительна. По мнению, изложенному в «Истории Руссов», Юрий Хмельницкий, попав в сети интриг генерального писаря (должность хоть и не уважаемая в казацкой среде, но высокая, аналогичная главе администрации первого лица), изъявил желание подписать так называемые «Гадяцкие статьи». В статьях декларировалось равенство правительства Русского (Юрия Хмельницкого) с правительствами Польши и Литвы. Но, естественно, «под сенью одной Короны Королевской». А иначе б чего полякам огород было городить! Юрий Хмельницкий был настолько обольщён шустрым Выговским, что статьи подписал. А когда пришлось об этом объявить, то все чины и войско «тотчас нагрубив гетману, проклиная подлое его поведение и злодейские умыслы, отстали от него..». В результате Юрий бежал на Сечь, где и укрылся. А Выговский, состряпав ловкий клеветнический донос на Юрия царю Алексею Михайловичу, был выдвинут в гетманы. При этом казаков Запорожской сечи на процедуру избрания в Корсунь не допустили. Выговский стал именоваться гетманом Войска Запорожского, что выглядело курьёзно: запорожцы были настроены против него. Фактически же Выговский получил булаву, подкупив часть казацкой верхушки обещанием выгод, устранив из «избирательного списка» низы, простых казаков.

Большая игра продолжилась. Поляки, чтобы сломить оппозицию Выговскому, дали знать Алексею Михайловичу, что после смерти своего короля они хотели бы возвести его, русского царя, на польский престол — объединить Польское королевство с Московским царством. По русскому простосердечию Алексей Михайлович поначалу поверил и послал к Полякам большое посольство с дарами. Конечно, Выговский и поляки руки потирали — хихикали, перемигивались за спинами московских послов: вот русские лопухи! Перемигивание российские послы не скоро приметили, некогда было: на пирах плясали, подарки принимали.

Это у нас исстари.

Государь Алексей Михайлович верил Выговскому и не верил наказному гетману Мартыну Пушкаренко (Пушкарю), полтавскому полковнику, который присяге не изменял и прямо называл Выговского измеником.

Странно звучат иные обвинения «московитов» в коварстве, если и сын Алексея Михайловича, Пётр Первый, через 50 лет будет до поры до времени точно так же безоглядно доверять другому гетману-изменнику — Мазепе.

Но вот Алексей Михайлович выказал беспокойство тем, что Выговский призвал орду крымского хана на Русь для решения своих проблем. Запорожская сечь ненавидела Выговского (он не был козаком, а был писарем, да ещё и из польской шляхты, что было хуже всего), поэтому опереться тот мог лишь на наёмников. Выговский признавал: «Многие пристают к Пушкарёву совету; у полковников, которые теперь при мне, не много людей, другие идти не хотят, и если бы я не пошел, то все бы пристали к Пушкарю». Вопреки прямому царскому запрету, Выговский взял в осаду Полтаву, чтобы уничтожить Пушкаренко. Мартын Пушкарь был, безусловно, воином талантливым. Он совершил вылазку и разбил войско Выговского. Незадачливые каратели пустились наутёк, бросив обоз. Как пишут, Выговский при этом потерял гетманскую булаву. Пушкарь увлёкся содержимым обоза и был убит при налёте татарской орды. Полтава вновь заперлась. Выговский поклялся, что пощадит город. Но лишь ворота распахнулись, его войска и татарские наёмники «стали жечь, грабить, не пощадили и монастыря, а татары начали забирать в плен жителей». После того как Выговский с татарами, на манер карателей всех времён, разграбил и сжёг Полтаву, он продолжал заверять московского царя в своей верности ему. Гипотетически существовала угроза, что орда может двинуться и на Москву. Игра продолжалась недолго. В Малороссию была направлена армия боярина князя Трубецкого. Предполагалось предложить Выговскому «начать доброе дело таким способом: ратных людей с обеих сторон развесть без крови и татар вывести». Народ приветствовал приход Трубецкого: «Слышим, что должен прийти сюда князь Трубецкой: пусть приходит, чтоб скорее конец был с панами нашими начальными».

Смысл договора Выговского с крымским ханом состоял в том, что Выговский и его войско будут не только загребать жар чужими руками, но и сражаться с войском московского царя, единственного в мире царя православного. Для большинства казаков это было делом совершенно немыслимым. Наверняка в душе каждого было то же, что и в душе Богдана Хмельницкого, когда тот писал царю Алексею Михайловичу, что он, Богдан, предаёт «вечной анафеме и суду Божию всякого, мыслящего неприятельски» на единоверных православных. Мыслящего! Не говоря уже о воюющем!

Поэтому «армия» Выговского преимущественно и состояла из наёмников — поляков, немцев и пр. Ну, а основное войско, нацеленное против армии Трубецкого, было войско крымского хана — огромная орда. Украинский историк Дмытро Яворницкий, желающий описать ситуацию честно, именно армию князя Трубецкого называет объединенной русско-украинской армией, имея в виду, что против Выговского выступили верные православному царю казаки во главе с новым наказным гетманом Иваном Беспалым.

29 июня 1559 года, на святых Петра и Павла, тяжёлая конница князя Семёна Пожарского (двоюродный племянник освободителя Москвы), преследуя казаков Выговского, которые имитировали бегство, угодила в засаду к татарам и была перебита. Под Конотопом, по данным российских архивов, потери князя Трубецкого составили — «городовых дворян и детей боярских, и новокрещенов мурз и татар, и казаков, и рейтарского строю начальных людей и рейтар, драгунов, солдатов и стрельцов побито и в полон поймано 4761 человек». Казацкая летопись называет 20−30 тысяч погибших. Историк Сергей Соловьёв, чей известный пассаж очень любят цитировать нынешние украинские авторы, экспрессивно рисует такую картину: «Цвет московской конницы, совершившей счастливые походы 54-го и 55-го годов, сгиб в один день; пленных досталось победителям тысяч пять; несчастных вывели на открытое место и резали как баранов: так уговорились между собою союзники — хан крымский и гетман Войска Запорожского! Никогда после того царь московский не был уже в состоянии вывести в поле такого сильного ополчения».

В том, что сговорились и резали — сомневаться не приходится. Выговский выступил в роли кровавого мясника, каким он себя проявлял и прежде. Ну, а прочее. «Цвет московской конницы» всё-таки был более храбр и безрассуден, чем силён, тем более в болотистой местности, куда Пожарского заманили. Несмотря на предупреждения о засаде, князь Пожарский нёсся вперёд с криком: «Давайте мне ханишку!» Татары налетели сбоку и сзади. Он попал в плен, а когда был приведён к хану, плюнул тому меж глаз. Не мечом так иным — достал. И тут же был убит.

Украинские авторы прокатолической ориентации аж повизгивают: «Позорная гибель русской армии!» Это вызывает лёгкое недоумение. Ну, во-первых, отчего же позорная? В те времена лихость, даже не всегда оправданная, на войне — была делом славным. Было такое в русском дворянстве, да и не только, — безоглядно атаковать во славу своего царя православного и Святой Руси! А если учесть, что неудавшаяся атака совершилась в день памяти святых апостолов Петра и Павла, то значит, что многие русские воины (по окончании поста, накануне праздника) исповедались и причастились. Так ведь они все в рай ушли! Доблестная гибель! Ну, а во-вторых, погиб отряд, но не армия. Армию-то князь Трубецкой под прикрытием пушек благополучно вывел из-под Конотопа в Путивль. А потом вернулся.

«Конотопское дело было явлением случайным, не могшим иметь никаких важных последствий», — заключение Сергея Соловьёва, которое иные авторы предпочитают не цитировать.

Хан вскоре заспешил в Крым, потому что запорожские и донские казаки начали активно совершать в его владения партизанские рейды. Выговский, которого все будут гнать, скроется в Польше и там будет казнён за попытку затеять свою очередную измену. А дальше. Сергей Соловьёв пишет: «5 сентября Трубецкой выступил из Путивля в черкасские города, и везде в этих городах принимали его с торжеством; полковники и поспольство при пушечной стрельбе присягали на верную службу великому государю..»

Трагический эпизод под Конотопом, который не имел в стратегическом смысле никакого значения, нынешний украинский президент считает уместным называть «Конотопской битвой» и отмечать её исход как выдающуюся победу. Ющенко фактически предлагает праздновать то, что некий его предшественник (получивший власть, как и он сам, при сомнительных обстоятельствах), заманил православное русское войско под удар вековечного противника. Празднует оранжевый президент то, что этот его предшественник принял участие в резне тысяч православных, попавших в плен.

Интересно, сам-то Ющенко, чествуя кровавого мясника, не боится перепачкаться кровью православных? Судя по всему, не боится. Возможно, если судить по делам, об этом и мечтает.

О героической гибели князя Семёна Пожарского народом сложена песнь. А гетман-изменник в народное сознание вошёл как подлый персонаж присказки: «Ну и обманщик, провёл, как Выговский Москву!»

Сторонники Ющенко твердят, что он создаёт нацию, народ. То есть как бы «подправляет» Творца-Вседержителя? Однако всё-таки правильнее говорить, что он пытается переформатировать духовно ослабленный и люмпенизированный народ. Ющенко, изобретательно прилагая усилия для насильственной «украинизации» населения страны, как бы ставит исторический эксперимент: героизируя изменников и палачей, призывая считать подлое и низкое — благородным, проклятое Церковью — «святым». Идеологи «переформатирования» и празднования «Конотопской битвы» говорят о столкновении двух цивилизационных платформ. Действительно, антиправославная «платформа» на Украине ныне очень активна; многовековая атака на Святую Русь — продолжается.

Ющенко издал указ, предлагая всемерно прославлять изменника Выговского, его приверженцев и наёмников, называть их именами улицы, снять фильм, очевидно, комплиментарный. Во Львове уже и открытки с надписью «350 лет победы над москалями» выпустили…