Контрэволюцонная смута

Оплечь — ружейные ремни…

Революционный держите шаг!

Неугомонный не дремлет враг!

Товарищ, винтовку держи, не трусь!

Пальнем-ка пулей в Святую Русь —

В кондовую,

В избяную,

В толстозадую!

Эх, эх, без креста!

Александр Блок

Красные и белые

История повторяется. Один раз в виде трагедии, второй раз в виде фарса. Но если она повторяется третий раз, то в каком виде? В виде маразма?! Когда я смотрю на историю Родины, мне начинает казаться, что именно ей суждено стать площадкой для вселенских экспериментов. В стране, где на живых людях ставят эксперименты, как на кроликах, где не работает принцип «семь раз отмерь — один раз отрежь». На Руси сначала режут, потом сшивают и меряют. Но выходит не совсем то, что задумывалось.

Мне могут возразить, что и в других странах происходят революции и катаклизмы. Что не только в СССР был тоталитарный коммунистический режим, что тоталитарные режимы были в Германии, Италии, Испании, Греции, что Российская империя целых триста лет жила практически без смут, в то время, как Европа. Верю. Понимаю. Но дело в том, что в Европе смуты закончились (не будем говорить надолго ли). И назвать Европу цивилизованной я могу лишь применительно к нынешнему времени. Потому что только сегодня ее не «колбасит» революционный зуд. Ведь если в Европе какие-то профсоюзы выходят на демонстрацию, то они не требуют свержения конституционного строя, а требуют повышения зарплат, социальных гарантий. На Руси все по максимуму. Начиная с «долой царя», «долой коммуняк», «долой гэбню» или «злочынну владу». И никто не скажет — почему долой, не задумается о том, какова может быть альтернатива и какие последствия этого «долой». До основания, а затем?.. А зачем до основания? Какой прок в том, чтобы все разрушить, сжечь, а потом на обломках воссоздавать? Какой смысл уничтожить половину народа, вести гражданскую войну на самоуничтожение и разгонять по эмиграциям миллионы талантливых граждан несогласных с «долой»?

Эти простые вопросы никто не хочет задавать и редко кто хочет обсуждать. Мы до сих пор «за белых» или «за красных». У одних история закончилась в 1917-м году. У других началась в 1917-м и. закончилась 1991-м. Но история народа заканчивается лишь тогда, когда он перестает существовать духовно или физически. Наша история неразрывна, как и наш род. Выбирая «красное», мы отвергаем «белое». Но это не просто цвета знамени, это наши предки, наши идеалы. У кого-то было «Боже, царя храни», у кого-то «партия Ленина», но и первое, и второе — наше, сплавленное в единое целое. В нем переплелось и хорошее и плохое. Мы не можем исправить ошибки прошлого, но мы можем не повторить их вновь.

Нить истории

Странная революция произошла в феврале 1917 года. Николай ІІ отрекся от престола как какой-то менеджер среднего звена, проваливший свой фронт работ. Понять, чем руководствовался царь, до этого именуемый в народе «кровавым», сложно. Ушел. Безвольно. Устало. Обреченно. Война затягивается. Революция становится неизбежной. Почему? Когда революция стала неизбежной? В школе как-то рассказывали о том, что революционная ситуация, это когда «верхи не могут.., а низы не хотят..». В советские годы задумываться над этим воистину «шекспировским» утверждением не было ни желания, ни смысла. Партия сказала «надо» — «есть» ответил ученик. Но сегодня появилось не только желание поговорить на эту тему, но и сама беседа обрела новый смысл.

Что подразумевается под «низами» в России? Крестьянин? Рабочий? Или интеллигентская «прокладка», бредящая переустройством мира? Крестьянам нужна земля и орудия производства. Рабочим заводы и нормальная зарплата. Кто в России не хотел царя? Ленин с Керенским? Или Милюков? Или все те, кто до них бродил по России? Не Стенька Разин с Емельяном Пугачевым, а вполне приличные и грамотные люди, назвать которых «низами» язык не поворачивается. Именно потому вопрос возникает к элитам, которые «не могут». Или не хотят? Почему в роковом 17-м году именно элиты довели ситуацию до точки, когда она стала революционной? Почему, рядом с императором не оказалось ни одного человека, который «подсказал» бы своему государю, к чему приведет его отречение? Куда подевались все те, на ком в нормальном обществе должна держаться власть? Когда это произошло? Почему «революция» в России была желанна для большинства причисляющих себя к элитам? И тут крутиться в голове крамольная мысль: к 17-му году в России уже не было элит. Они выродились и начали они свое «вырождение» в самом начале 19 века. Когда пропитались какой-то «особенной любовью» к своему народу, странной, абстрактной, нацеленной не на народ, а на мертвые теории заграничных мыслителей.

«Вольнодумцы» — не самая огромная по численности партия России, но точно самая влиятельная и активная, как бы грустно это ни звучало. Вроде бы и «сатрапов» тьма, и «прессуют» «свободную мысль», но крамолы меньше не становится. Часть общества, именующая себя «прогрессивной», традиционно оппозиционна власти. Служат государю-императору, а Пушкиным, Лермонтовым, Герценом, Белинским, Толстым, Чеховым зачитываются. А ведь великая русская литература всегда имела свое «особое мнение», где что ни мысль, то призыв к топору! Если не «немытая» Россия, то точно «забитая» и «стонущая». И одно дело, когда простой народ о Стеньке Разине песни слагает, когда тянет свою лямку бурлака на Волге, а другое дело, когда по нему Гиляровский стонет. Когда симпатии элит, хочешь — не хочешь, перемещаются на сторону народа, без понимания, в чем проблема России и куда это «брожение умов» заведет. И вместо того, чтобы на своем высоком месте служить народу, элиты начинают расшатывать общество, вносить смуту в дремучие умы.

Красиво звучащее выражение Маркса о «призраке коммунизма» у меня вызывает лишь ухмылку. Потому что никакого коммунизма в Европе, кроме как у Маркса в голове, я заметить не могу. Разумеется, если не брать в расчет «разработки» Лондона по «подъему национально-освободительного движения» в Империях континентальной Европы.

Тем более далеко этому призраку Маркса было до лапотной России. Если уж и бродил по России кто-то, то имя ему было граф Лев Николаевич Толстой. Интересный призрак? Как однажды пропел Булат Шалвович Окуджава: каждый пишет то, чем дышит. А тот, кто читает, погружается в «дыхание» пишущих. И образуется дикая смесь, в которой гуманизм, сострадание к своему народу переплавляется в ненависть к своей стране. Любовь и ненависть. Все перепутывается. И нередко то, что называют любовью на самом деле ненависть. Дело не в том, что граф Толстой или кто-то другой из гуманистов дореволюционной России хотел смуты, а в том, что посеянные ими семена справедливости и общего блага переродились в среде «шариковых» и выросли в бесовщину гражданской войны.

В 1905 году государство побороло смуту, но ужаснулось этой кровавой борьбе. Ведь не смутьянов вешали на «столыпинских галстуках», не Ленина с Троцким, а простой русский народ, соблазненный сладкой утопией. И когда в 1917-м году началось очередное брожение в обществе, царь отрекся от престола. И никто из рода Романовых не пожелал взвалить на себя ношу кровавого спасителя России. Царь отрекся, а Россия растерялась. Царя нет. 300 лет был, а тут сам ушел. Его не задушили шарфиком, не ударили по голове «табакеркой», не свергли. Даже те, кто давно мечтали о переустройстве России, не знали что делать! Как и те 80% населения, которым 300 лет внушали, что жить стоит за Веру, Царя и Отечество! Но ведь царя-то уже не было? «Темные люди» вдруг осознали, что царя нет, а веру и отечество вроде бы нельзя забрать. Русское выражение «без царя в голове» приобрело зловещее воплощение.

Что такое февральская революция? Где и когда она произошла? В поезде под Псковом? Что произошло потом? «Октябрьский переворот» или Великая октябрьская революция? Большевикам надоело вошканье «временного правительства» и они его разогнали? Ведь совершенно верно сделали большевики, когда решили не оказывать никакой поддержки Временному правительству. Бессмысленно с временщиками играть в большую политику. Большая политика начинается там и тогда, когда есть большие цели на сотню лет вперед. У политических трупов целей и будущего не было. А большевики пошли в народ, как единственный «источник власти» и начали лукаво говорить с ним. Они не стали призывать воевать за то, что для них не существовало. Они начали агитировать за то будущее, которое им виделось, за то, что стоит, с их точки зрения, защищать и за что можно умереть. За светлое будущее. Понятное и доступное. Это сегодня мы смотрим на коммунизм, на свободу, равенство и братство, как на утопию. Тогда для многих это была реальность. Бессмысленно разбирать причины поражения Белого движения. У белых после 17-го уже не было будущего. Все, что оставалось Белому движению — это покинуть страну или умереть с честью, вслед за той Россией, которой уже не было. Уйти в небытие и слагать о стране стихи, петь песни. о России которую они потеряли.

Гражданин Романов, Керенский и Ленин

Сегодня во всех бедах Российской Империи винят большевиков. Они оказались крайними. Забыты все те, кто довел ситуацию до катастрофы. Забыто «временное правительство», чье преступное бездействие сделало неизбежным кровавую развязку. Либеральная интеллигенция, которая аплодировала оправдательным приговорам для террористов и стала, чуть ли ни образцом для потомков. Гражданин Николай Романов с семьей, по собственной воле отрекшийся от престола, сперва зверски убит, потом канонизирован.

Можно отыскать тысячу свидетельств того, где большевики действовали во вред своей стране, ее предавали и продавали. Но, в отличие от всех остальных политических течений, они четко и ясно представляли себе, что хотят получить в результате своей деятельности. Им нужна была власть любой ценой ради радикального переустройства всего мира. Не России, а всего мира. Россия, как спичка должна зажечь революционный пожар во всем мире. Сгореть, но дать миру новое, совершенное в их понимании устройство. Даже ценой жизни миллионов сограждан. Расходный материал истории. Поэтому, не было у большевиков жалости ни к Руси, ни к ее народу, ни, тем более, к тому сословию, которое правило страной до них. Они могли пойти на временную сделку с интеллигенцией, буржуазией, военными, но рано или поздно все «старое» должно было умереть. Сгореть, как горит старая трава на русском поле весной.

Ради переустройства мира они были готовы пойти на сговор с самим чёртом. Они могли брать деньги у немцев, англичан и американцев. Почему они не могли этого сделать, если мировой пожар пролетарской революции спишет все долги? Сомнительно, чтобы большевики планировали отдавать свои долги Германии. Ведь и ее ждала та же участь. Но не сложилось. Как не сложились революции в Венгрии, Турции и на Востоке. Чего-то марксизм-ленинизм не учёл.

И совершенно логично поступил Сталин, когда свернул всю эту мировую революцию, вместе с головами отдельных горячих товарищей. Потому, что революция это не прогресс, не эволюция, это радикальная расчистка строительной площадки от всего старого, того что считают хламом. В первое время после революции хламом оказалась Великая русская культура с ее гуманизмом. Произведения искусства вагонами за бесценок продавались «за бугор» ради восстановления всего того, что за годы гражданской войны было разрушено. Мусором оказался русский народ. Или кирпичиками, строительным материалом, который живьем вмуровывали в фундамент светлого будущего.

Хламом стала православная вера. Мне всегда было трудно понять, как и почему так быстро выветрился из России ее православный дух? За каких-то пару месяцев после победы большевиков были разграблены и разрушены православные храмы. Еще «вчера» народ валом валил в церковь, а «сегодня» накидывает петлю на православный крест и ставит «к стенке» священнослужителя? А ведь все очень просто. Царь отрекся от престола. За крушением одного столпа России, как костяшки домино, начали падать другие. Если можно убить царя, то можно убить и Бога!

Ничего другого, кроме разрушения Русского Мiра у «большевиков» не оставалось. Не они начали эти процессы брожения и разрушения России. Они влились в процесс и возглавили его, когда никого впереди не оказалось. Более сильного. Более наглого. Более убежденного и готового идти до конца, до победы коммунизма, хотя бы в отдельно взятой стране. Россия слетела с катушек и понеслась в бездну. Вернуться назад было уже невозможно.

Став полновластными хозяевами страны, большевики были вынуждены защищать себя и свою власть. Теперь из разрушителей они превратились в государственников. Это вполне логичная смена мировоззрения всех революционеров.

Появилась потребность представить всё свершившееся как результат неких «объективных социально-экономических процессов». Для этого начали постепенно, страница за страницей, переписывать историю. Тогда никто не знал, сколько лет просуществует советская империя, во что она переродится. Вот почему Вторая Отечественная война стала Империалистической, «октябрьский переворот» — Великой Октябрьской революцией. Естественно — «неизбежной». А «царский режим» — «кровавым и ужасным». Жизнь при нем — сплошь «беспросветной». Экономика страны — «отсталой», наука — «провинциальной». Многие советские люди доверчиво полагали, что электричество в стране появилось только благодаря ленинскому плану «ГоЭлРо», что «тёмное царство» ушло в небытие лишь при свете «лампочки Ильича», что только большевики, как Данко Горького, вырвав свое сердце, осветили русскому народу путь в светлое будущее.

Не вымарав все лучшее, что было в России до Октября 1917, трудно было объяснить народу, кому и зачем понадобилась «Великая Октябрьская социалистическая революция», что она дала гражданам, кроме «красного» и «белого» террора?

Потеря территорий (Прибалтика, Финляндия, часть Юго-Западного края и Кавказа), разруха, голод, миллионы погибших в ходе гражданской войны, полчища нищих, калек и беспризорников. Какие идеалы и свободы стоили таких жертв?

Можно долго спорить о том, какие мотивы заставили миллионы русских дворян, интеллигентов, предпринимателей, учёных, священников и офицеров покинуть страну. Возможно, более мужественным поступком было бы остаться в России и до конца разделить с её народом всю трагедию революции. Но нельзя не признавать тот факт, что Россию покинули большая часть её человеческого «золотого фонда». Страна откатилась назад и была вынуждена ликвидировать свою отсталость титаническими усилиями, ценой жизни миллионов людей. Героически выглядят «комсомольские стройки», трудовые подвиги Стаханова, Паши Ангелиной. Но неужели этим свершениям помешали бы опытные русские инженеры и экономисты, учёные, мастеровые. Если бы воспитанник Первой Киевской гимназии Игорь Сикорский остался в России, мы бы встретили Великую Отечественную войну с боевыми вертолётами! А сколько было таких как он?

Неужели кто-то думает, что без революции и концлагерей нельзя было построить дороги, заводы, каналы и плотины? Революция разрушила страну «до основания», а затем превратила ее восстановление в подвиг.

Россия заплатила слишком высокую цену за «революционный эксперимент». К сожалению, геополитика устроена так, что гражданские войны всегда выгодны лишь «миротворцам», наблюдающим за ними со стороны.

Вся последующая история СССР превратилась в большую «работу над ошибками». Вопрос ведь не в неприятии отдельных фактов, не в личностях товарищей Сталина или Брежнева, а в том, что все их действия были следствием процессов запущенных во второй половине 19 века, которые в 1917-м году вылились в революцию, белый и красный террор, кровавую гражданскую войну. Столь же логичными были чистки 20-х, 30-х, 40-х годов, шахтинские дела и процессы Каменева-Троцкого. Совершенно не важно, за что расстреливали «врагов народа». Их просто должны были расстрелять, хоть за вредительство, хоть за сотрудничество с «японской» разведкой.

Потом совершенно логично произошла хрущевская оттепель, где Никита Сергеевич повесил всех собак на товарища Сталина, пытаясь демонизировать «режим», тем самым снимая с себя часть ответственности за участие в терроре. Списали на мертвого Сталина всех и вся, при этом, совершенно не желая говорить о том, почему были репрессии, кто был репрессирован и по какой причине. И все это вылилось в конечном итоге в то, что в период «перестройки» и «гласности» в списке репрессированных оказались откровенные подонки, те, кто до этого занимался тем самым террором и репрессиями. Более всего этот маразм развился в последнее время на Украине, когда одновременно чтут «жертв голодомора» и «жертв сталинских репрессий». Но ведь «репрессировали» как раз тех, кто проводил политику, которая привела к массовому голоду на Украине!

Вот так «брожения в умах» и «поиски истины» привели к величайшей трагедии целого народа. «Декабристы разбудили Герцена..», продолжили традицию разночинцы с народовольцами, а кровавую точку поставили большевики. Именно созданная ими порочная методология, разрывающая единый исторический процесс на «классовые» составляющие, вносит столько сумбура в наши головы.

Отказавшись от марксистско-ленинского догматизма, мы не только сможем понять Русь как органическое целое, но и по достоинству оценить то действительно великое, что было в том же СССР. Ведь у одних Россия с 1917 по 1991 год ассоциируется с «репрессиями и лагерями», а у других — с Великой Победой и Гагариным. А всё дело в том, что мы и сейчас продолжаем гражданскую войну и никак не поймём, что в родной стране всё — и хорошее, и плохое — принадлежит только нам, а не дяде Сэму или Карле дель Понте.

Приступы ностальгии по СССР не должны нам мешать видеть будущее «шестой части земли с названьем кратким Русь». Ведь разумное и рациональное возможно не только по приказу свыше. У советского проекта есть альтернатива, и она заключается не в повторении прошлого, а в созидании нового. Не отрицая истории, не замалчивая недостатки дореволюционного и послереволюционного времени, нужно двигаться вперёд.

За стеной

В 1979-м году вышел альбом рок-группы «Pink Floyd» «The Wall». Я, наверное, не ошибусь, если скажу, что для многих из нашего поколения «Стена» была «программным текстом». Ведь то, что пели «Pink Floyd», было очень близко к нашей действительности.

Мы сыты по горло учебой,

Мы не хотим, чтобы на наши мысли набрасывали узду,

С нас довольно черного сарказма учителей.

Учителя, оставьте детей в покое!

Эй, учитель, оставь нас в покое!

В целом это всего лишь еще один кирпич в стене.

В целом ты — лишь еще один кирпич в стене.

Мне тогда казалось, что «Стена» — это о нас. о нашем обществе, о нашей жизни, лицемерии, грубости, пошлости. Мне казалось, что давно пора разрушить стену, которая отделяет нас от «нормального» мира. Что это неправильно, когда существуют запрещенные художники и поэты. Когда человек не может увидеть «заграницу», не получив характеристики из «обкома». Когда человек должен при поступлении на работу заполнять анкету, в которой надо писать: родственников за границей не имею, в белом движении не участвовал, в плену не был. Сегодня можно тысячу раз перечислять весь «советский абсурд». И можно объяснить всю его природу, первопричину, историю. Но нельзя отрицать того, что он был. И думать надо не о том, как объяснить его или оправдать, а как не допустить абсурд в будущем! Как построить другой мир, нормальный, справедливый, честный, духовный.

«Перестройка», казалось, разрушила все советские «стены», сняла «железный занавес» и. за ним оказалась пустота. Для меня, для многих людей поколения «кому за тридцать» она оказалась гораздо страшнее «советской стены». Если раньше, у нас была иллюзия более совершенного государственного строя, общественных отношений, и образ просвещённого Запада, мечтающего общаться с нами на равных, то с падением «железного занавеса» миражи растворились. Запад оказался ничуть не лучше, чем СССР. Он был попросту другим. И противостояние Запада и СССР во многом это не противостояние капиталистического мира и коммунистического, а конфликт цивилизации: русской и западной.

Сегодня «железный занавес» заменили на «бумажный» — долларовый. Деньги стали и цензором, и отделом по идеологии ЦК, и мерилом всего. Но ведь не об этом мы думали в те годы. Мир может строиться совершенно на иных принципах, где не все покупается и продается. И в то же время, где не регламентируется то, как я должен думать, что я должен смотреть и кого любить. Современные адепты советской системы уподобляются гоголевской Агафье Тихоновне, которая выбирала себе «жениха»: «Уж как трудно решиться, так просто рассказать нельзя, как трудно! Если бы губы Никанора Ивановича да приставить к носу Ивана Кузьмина, да взять сколько-нибудь развязности, какая у Балтазара Балтазарыча, да, пожалуй, прибавить к этому еще дородности Ивана Павловича». Точно так же мыслят реаниматоры «коммунизма». Они совершенно не хотят видеть то, что невозможно взять самое здравое из политики сталинской, хрущевской или брежневской. Невозможно получить счастливый для многих брежневский застой без десятилетий репрессий, «ГУЛАГов» и гражданской войны. СССР был разным на протяжении всей своей истории. Эпоха Леонида Ильича разительно отличалась от эпохи Иосифа Виссарионовича и Владимира Ильича. Все, что у них было общее, это декларируемое следование марксистско-ленинскому учению, которое на самом деле «подстраивалось» в угоду требованиям времени.

«Твердая рука» исключает многие вещи, которые дороги нам сегодня. Пастернак, Булгаков, Набоков, Бунин, Ахматова, Цветаева, Высоцкий. Джаз и романс, абстракционизм и сюрреализм. Андрей Тарковский, Эльдар Рязанов, Марк Захаров — все это невозможно при «твердой руке». Это «другое мнение», альтернатива, которой быть не может при диктатуре. Инакомыслие несовместимо с «твердой рукой».

Новые власти бывших союзных республик СССР во многом похожи на диктаторские режимы. Они декларируют демократию, свободу слова, но при этом считают своим долгом навязывать населению исключительно свой взгляд на историю, свои культурные ценности, свой взгляд на путь развития государства. Не случайно, что в период становления советской власти большевики делили людей на «сознательных» и «не сознательных». Подобное мы наблюдаем на Украине, где существуют «свидомые» и все остальные, которые априорно — несознательное русифицированное быдло. Как для большевиков «темным царством» и «тюрьмой народов» была Российская Империя, так и для современных проводников в светлое независимое будущее главной «проблемой» является СССР. Но что бы они ни придумывали и как бы ни переписывали историю, другой истории у них не было и не будет. Все, что они будут переписывать, перевирать, будет бумерангом бить по ним самим, мстить за «невыученный урок». Можно унизить, втоптать в грязь своего политического предшественника, но надо знать, что подобное произойдет и с тобой. Самостийники забывают, что тем же самым переименованием городов, улиц, площадей и сносом памятников занимались большевики. Но большевиков уже нет, площади и города в очередной раз поменяли свои названия. Однако пройдет время, придут другие люди и все начнется с самого начала. И так будет продолжаться до тех пор, пока люди не поймут, что, не положив конец войне с собой, не получиться сойти с порочного круга русской смуты, которую на Малой Руси сейчас модно называть «украинской».

Как бы мы ни любили страну, в которой родились, какими бы светлыми ни были наши воспоминания детства — пионерские лагеря, бесплатная медицина, образование, минимальная преступность — вернуть ту страну уже невозможно. Как дважды войти в одну и ту же реку. И если, не дай Бог, Русь захочет повторить «ленинский» эксперимент, то начинать его придется с гражданской войны, с миллионов трупов и лавины эмиграции.

Все честные люди, которых чья-то злая воля разбросала по разные стороны баррикад, одинаковы дороги и близки моему сердцу. Не вытравив из себя яд классового/национального подхода, невозможно сдать в музей кровавый штык революции. Геополитические конкуренты и просто враги Руси всегда будут сеять «научное» обоснование любых наших внутренних конфликтов: имущественных, классовых, религиозных, национальных, культурных, языковых. Никаких средств не пожалеют они, чтобы рекрутировать новых адептов марксизма-ленинизма, «свидетелей Иеговых», борцов за права сексуальных меньшинств, «солдатских матерей за ликвидацию армии» и свидомых украинцев. Всё что вносит смуту в наши сердца и головы, что разрушает наше хозяйство и традиции, что ставит под сомнение или даже высмеивает наши святыни — это их старое проверенное оружие.

Уроки 1917 года должны указать ЭВОЛЮЦИОННЫЙ путь в будущее Руси, которая впитает в себя всё лучшее из Руси Киевской и эпохи династии Романовых, из СССР и современной России и Украины, из опыта социальной политики братской Белоруссии и сбережения культурной идентичности Приднестровья.