 |
| Правая.Ru | Александр Елисеев | 26.01.2006 |
Эти почти 50% можно соотнести с данными опросов все того же ВЦИОМ по поводу межнациональных отношений. Согласно им, 16% считают, что Россия должна стать государством русских людей. При этом 27% Россия согласились — Россия является многонациональной страной, но русские, как большинство, должны иметь больше прав. (Такую постановку вопроса могут посчитать не вполне корректной. Скорее всего, опрашиваемые не имели ввиду ограничение «инородцев» в правах. Речь шла о государствообразующей роли русского народа). В сумме получается 43% - такова, условно говоря, база русского «этнонационализма». То есть опять-таки мы имеем примерно половину респондентов, решительно отталкивающихся от «политкорректной», западной модели, которая решительно отвергает этнический (народный) национализм.
Далее будет не лишним обратиться к данным другой социологической конторы — «Левада-центра». Ее эксперты задались целью выявить отношение граждан к разного рода угрозам. Получилось следующее — 29% респондентов опасаются расхищения страны иностранцами, а 17% указывают на зависимость страны от Запада. И снова перед нами примерно тот же самый «процент».
С некоторой долей осторожности, учитывая неизбежные погрешности, можно сделать вывод, о том, что примерно 40−50% россиян ориентируются на правые, консервативные ценности — «авторитаризм», «национализм» и «антизападничество». Причем не важно, что на указанных позициях могут стоять и некоторые симпатизанты левых партий — КПРФ и «Родины». Зачастую граница между «левым» и «правым» в России весьма расплывчата. Дело в том, что за левой идей у нас стоит советская традиция, а она характеризуется причудливым сочетанием левого эгалитаризма и правого державничества. Поэтому человек правых убеждений вполне искренне может считать себя левым, тогда как он объективно находится ближе к Правой, чем настоящей Левой. И его выбор обусловлен скорее «консервативной» инерцией, остающейся с советских времен. Живи такой «левый» до революции, и он, вне всякого сомнения, симпатизировал бы Союзу русского народа, но вовсе не РСДРП или эсерам.
Исходя из этого, следует признать, что общество сегодня поделено на две примерно равные части. Одну можно назвать «Правой Россией», а другую «Левой». Это две общности, которые являются чем-то средним между субкультурой и субэтносом. «Левая Россия» (ЛР) — это постсоветская общность, которая продолжает равняться на основные постулаты времен СССР. Ведь и при коммунистах имела место апелляция к демократии и интернационализму. Просто сегодня эти ценности приобрели гораздо более либеральный окрас. Но суть от этого вовсе не изменилась. Поэтому к «левой» вовсе не следует автоматически относить только лишь социалистов и коммунистов. Напротив, как уже было сказано, многие из них могут быть объективно правыми. «Левая», в данном случае, воспринимается, как явление не столько политическое, сколько метаполитическое — с выходом на метафизику. В сакральных традициях разных народов и конфессий правое всегда соотносилось с «верхом» и мужским началом. Напротив, «левое» связывалось с «низом» и женственностью. Поэтому общества и общественные движение, устремленные в обратную сторону от высших начал, утверждающие примат «женского» над «мужским» (например, социума над властью), можно отнести к Левой. И в данном случае не важно — какой идеологии они придерживаются — коммунистической, либеральной, социал-демократической.
«Правая Россия» (ПР) — это Россия досоветская, а точнее та историческая Россия, когда существовала столетиями, основываясь на автократии и народности (этничности). Она была и при коммунистах, когда миллионы людей смирились с советской властью, исходя из элементарно государственнических соображений, продолжали оставаться верными старым (вечным) ценностям. Эти люди помнили дореволюционный (особенно сельский) быт, генсеков именовали Царями, а к Православию относились как к актуальной Вере или, в любом случае, как к необходимой культурной традиции. Конечно, в условиях советизма такие люди составляли меньшинство, но сегодня, в обстановке легальности, они уже приближаются к порогу в 50%.
В дальнейшем возможно столкновение двух Россией. И это было бы величайшей национальной катастрофой. Тем более, что разногласия между ПР и ЛР вовсе не носят антагонистического характера. В принципе ЛР, по большей части, затронута влиянием метаполитической Левой лишь поверхностно. Десятилетия советизма и демократии как бы нарастили над людьми некую корку из левых стереотипов. Но в глубине продолжает жить тот самый архетипический, изначальный русский дух, до которого необходимо добраться. Лишь несколько процентов (примерно электорат СПС) по-настоящему прониклись псевдодуховностью либерализма. Еще меньше тех, кто готов взять на вооружение идеи левого интернационализма (например, троцкизм) или классическую социал-демократию.
Однако попытка проникнуть в ЛР на манер лобовой атаки может вызвать чисто инстинктивное сопротивление. Разного рода подрывные силы, которые особенно сильны в СМИ и сфере крупного бизнеса могут использовать очень глубинные «фобии» национального сознания. Например, страх (а точнее отвращение перед) «фашизмом», то есть гитлеровским национал-социализмом. Возможно и раздувание темы многонациональной «Российской Федерации», которой якобы угрожают «великорусские шовинисты». Впрочем, отработка подобного запугивания идет уже очень давно.
К сожалению, надо отметить, что зачастую некоторые националисты дают повод для обвинений в фашизме или даже русском сепаратизме. Речь идет о крайне немногочисленных, но весьма крикливых организациях, желающих создать то ли «Русскую Пору», то ли «Русскую Республику». Пока еще эти движения не столь раскручены, но в случае серьезного политического кризиса можно ожидать и радикализацию в разных политических субкультурах. В рамках ПР может оформиться действительно серьезное радикальное течение, настроенное крайне оппозиционно. Его революционность настроит против правых самые широкие общественные слои, а к тому же еще и подтолкнет власть к репрессиям. Не исключено, что попытки оживить национал-радикализм будут предъявлены как русская версия «оранжизма». А если еще удастся навесить на радикалов ярлык фашистов и сепаратистов, то это вызовет страшную реакцию отторжения. Тогда в стране возникнет антифашистское либеральное движение, активно использующее лозунги патриотизма и этатизма. (Прообразом такого движение можно считать пресловутых «Наших».) Общество объединится вокруг либеральной идеи как государственной, что еще больше ослабит государство и усилит либерализм.
Но даже если национал-радикалы и победят, то это также ослабит страну и народ. Любой радикализм, так или иначе, несет в себе разрушение. А оно крушит и то, что должно быть разрушено, и то, чего трогать никак нельзя. Не исключено, что победивший национал-радикализм начнет отделять от России «нерусские» регионы или же, напротив, пытаться русифицировать «инородцев», объединив их с этническими русскими в одну, «политическую» нацию. Впрочем, вариантов здесь может быть очень много.
Примеры в новейшей истории найти можно, причем достаточно легко. В свое время крайний националист Гитлер попытался вывести революционность во вне Германии. Вспомним, что он пришел к власти мирным и даже легитимным путем, а последовавшие затем репрессии были гораздо более мягкими, чем в Советской России 1917−1937 годах. Однако, НСДАП все же была радикальной партией, и именно это обстоятельство позволило ей мобилизовать значительную часть нации и победить в борьбе за власть. Но радикализм надо был все-таки куда то девать. Тогда фюрер выплеснул его за пределы Германии.
И что же? Да, Гитлеру удалось избавить немцев от кошмаров классовой войны, но при этом они оказались в водовороте войны расовой. Агрессивная политика Гитлера настроила против Германии едва ли не весь мир. В результате нацизм пал, а идея национального возрождения оказалась серьезно дискредитированной. Конечно, Россия вряд ли когда-нибудь пойдет по пути гитлеровской Германии, но радикализм и у нас найдет свою лазейку для ослабления нации.
Поэтому представляется, что русским правым необходимо выбрать иной путь. Не правый радикализм нужен нам, но правый консерватизм. Он означает непримиримость по отношению к идеям, но не людям (подобно тому, как православная аскетика предписывает ненавидеть не грешников, но сам грех). Либерализм и другие формы левой идеологии должны быть побеждены. Однако для этого не нужно стремиться к политической власти, для чего потребна жестко организованная радикальная партия (иная просто не справится со множеством препон). Необходима власть духовная, которая создаст в стране особый политический климат. Правая идея должна показать себя как самая яркая и эффективная. Тогда она станет идеологией как общества, так и власти, ибо вообще-то у властей нет иного выбора. Россией можно управлять только на базе тех политических традиций, которые складывались у нас столетиями. А эти традиции — «авторитарные». Либерализм или социализм никогда не смогут оправдать «авторитаризм». Правый консерватизм — сможет.
Получается, что правым необходима совершенно особая форма самоорганизации, отличная от партийной. Между тем, с самого начала перестройки (времен «Памяти») правые упорно создавали именно партию, хотя зачастую не признавались в этом и сами себе. Делались даже попытки подменить партию орденом, однако все орденские идеи так или иначе все равно отдавали партийностью. Все дело в том, что ордена, в их традиционном — средневековом понимании, были структурами инициатическими. Они сохраняли живую духовную преемственность и являлись своеобразной частью церковной организации (так, например, характеризовались «калики-перехожие» в «Уставе Владимира».) Но все нынешние попытки возобновить деятельность орденов предпринимались политиками в политических же целях. Поэтому неизменно выходила партия. Вернее сказать, «партии"-то как раз и не выходило. Все попытки создания организации правых националистов завершались закономерным провалом.
Зато более или менее успешными были попытки создания национальной прессы, особенно в области Интернета. Правоконсервативные сайты пользуются определенной известностью, их посещает значительное количество людей, на них ведется постоянная разработка идеологии традиционализма. Здесь можно назвать такие ресурсы, как Правая.Ру, «Русская цивилизация», «Русская линия» и т. д. Представляется, что именно информационные ресурсы скажут свое решающее слово в создании настоящей правой политики. Между прочим, это вполне впишется в реалии нового, постиндустриального (информационного) общества. Партии — это пережиток индустриальной эпохи с ее машинно-заводским коллективизмом. Они могут только расшатать государство, но не способны его укрепить и обновить, сделать традиционным, национальным, подлинно русским. Но русские СМИ на это способны. Конечно, это вовсе не означает, что им стоит сосредоточиться исключительно на издательской деятельности. Напротив, именно такая деятельность должна стать тем стержнем, вокруг которой сложится широкая организация. Только ее структура станет гибкой, сетевой, вполне соответствующей новым, современным условиям. Надо искать новые подходы и тогда у нас будет одна, новая Россия. Новая — и она же старая. Правая Россия.
