 |
| Правая.Ru | Владимир Карпец | 25.01.2006 |
Тем не менее, Высшая форма свободы проявляется в людях, выбравших служение Богу. Этот мир для них больше ничего не значит: все их устремления там, за границей этого мира. Они живут в ожидании смерти как перехода в вечную жизнь. Но если прежде такие люди воспринимались как естественные обладатели власти, то после некоторых перемен <…> они удалились от этого <…> Сегодня появился термин «социальный маугли». Науке известны случаи, когда ребенка воспитывали дикие звери, и если это длилось более четырех лет, ребенок навечно оставался животным в человеческом теле. Аналогичные процессы происходят сегодня с народом. Если человек примерно до 25 лет воспитывался «свободными СМИ», он становится социальным животным, которому неведомы высокие темы и все те качества, что составляют суть человека, то есть, понятия долга, чести и совести <…> Для нового человека не задаваться большими вопросами превратилось в норму. Вырваться из этой психологической клетки могут единицы, обладающие очень сильной волей. Основная масса состоит из слабых людей, и потому проживут остаток жизни так, как ее запрограммировали СМИ. При этом статус человека совершенно не имеет значения. Это может быть как крестьянин, так и министр, уровень их мечтаний в одной плоскости <…> Чтобы заглянуть в будущее и увидеть, к чему все идет, нужно думать в масштабе планеты. На это способно очень ограниченное число людей, которых демократическая система не культивирует, а или уничтожает, или понуждает работать на усиление процесса разрушения. И улучшить демократию невозможно в принципе.
Тем не менее, именно этим последним и пытается заниматься стоящая на позициях демократии оппозиция — как либеральной («Яблоко»), так и национальной («Родина») ориентации. Но дело не в замене одних людей другими, а в системе как таковой. В атмосфере царит ЗЛО. И виноваты в этом не люди. Человек подобен бутылке, он носит в себе то, что в него налили. Никто не в состоянии противостоять профессионально организованному напору.
Условия для этого «напора» изначально заложены демократией и органически связанным с ней «рынком», «договорными отношениями» и «договорной теорией» государства, рожденных протестантизмом. Авторы «Проекта» в целом правильно вычерчивают линии деградации христианского мира от Православия к Римо-католицизму и от Римо-католицизма к протестантизму. Останавливаться на этом нет смысла, тем более, что гораздо лучше их это сделали сами представители «протестантского ареала» культуры Макс Вебер («Протестантская этика и дух капитализма») и Вернер Зомбарт («Буржуа»).
Однако если эпоха «первоначального накопления» в Европе содержала только начаток абсолютной власти рынка и демократии, то сегодня Для достижения абсолютной власти Рынок дробит все человеческие и социальные институты. Рушится семья, община, племя, нация. Рушатся ключевые узлы государства. <…> На сегодня корпорации уже сильнее многих государств. Ни один демократический президент и правительство не могут противиться им <…> Бунтари переизбираются на ближайших выборах, строптивых заменяют послушные, и все идет своим чередом. Правительство при демократии может только приспосабливаться. Любую силу, идущую против Рынка, система объявляет экстремистской.
В этом последнем суть дела. Ярлык «экстремизма» и «терроризма» нужен системе для идентификации сил, способных — или потенциально способных — восстать против системы, каковое восстание будет «восстанием против современного мира» в целом. Сегодня таких сил — в лице государств и народов — две: Ислам — но только в лице Ирана, ибо как пресловутая «Аль Каида», так и, тем более, чеченское «сопротивление» суть дела рук англо-американских, «протестантских» спецслужб, — и Православие — в лице России, ибо все остальные православные народы от Румынии до Грузии (включая Грецию, Болгарию и, увы, Сербию и Украину) уже находятся в оккупированной зоне. Ислам — особенно после приведения к руководству в Иране Президента Ахмадинеджада — уже восстал, Православие потенциально способно к восстанию (почему его и стремятся все более подменить «общехристианскими» моралистическими установками, свести только лишь к личному воздержанию и личному соблюдению заповедей).
Почему мы, как и авторы «Проекта», все же — вопреки ужасающей апостасии современного Православия — полагаем, что для Православной России все еще «все возможно»? Помимо естественно разумеющейся для всякого православного веры в неодолимость Церкви адовыми вратами, ответ лежит в области парадоксальной: речь идет о «советском наследии»: «Коммунизм — это Православие без Бога. Капитализм — это протестантизм без Бога. Так ли уж, впрочем? На американском гербе и долларе начертано «In God we trust». Иное дело, что это за «God». Тем не менее, в данном случае дело не в этом. Авторы «Проекта» указывают: У нас и атеизм получился православным. <…> Никакой логики в православном мироощущении нет. На высокие поступки способен только носитель духовных ценностей, даже если он сам для себя не оформил их в конкретную религиозную форму. Нерациональное поведение свидетельствует о наличии этих ценностей. Поэтому большевиков, формально отрицавших Бога, можно считать верующими <…> Большевики победили. И не потому, что были сильнее, а потому, что их идеи были близки нашему естеству. Большевики создали уникальную конструкцию, но она была обречена на разрушение. Невозможно построить христианское общество — а они строили именно такое общество — без Бога. <…> Они отдавали жизнь, зачастую принимая мученическую смерть за идеалы, выведенные из христианства, не имея надежды на воздаяние в другом мире. Получается, они умирали за чистый принцип, не укрепленный надеждой. Здесь есть о чем поразмыслить. <…> Фундаментальные идеи большевиков никогда не были западными, даже если и получили начало из западных источников. Они родили в России модель, глубоко чуждую потребительскому мировоззрению. Не зря Запад, создавший коммунистическое учение, признал его своим злейшим врагом.
И далее: Примечательно, что идея построения западной модели потерпела в России крах. Тот факт, что либеральные партии получили в 1905 году власть, но не могли реализовать ее в течение 12 лет, подтверждает, что либеральных идей Россия не приняла, не логически, а интуитивно. Сегодня ситуация повторяется с поразительной точностью. Мы вновь не принимаем либеральных ценностей, чувствуя за ними гигантский подвох. Тем не менее, время стремительно истекает: Если говорить о России, то с уходом старой гвардии, учившей, что такое честь, у общества не останется даже теоретических шансов на исправление ситуации. На смену идет поколение, не помнящее родства и не знающее иных ориентиров, кроме потребительских.
О последнем знаю не понаслышке. И речь идет не о морали в смысле «классных дам». Читая лекции в современных вузах, сам неоднократно наблюдал весьма «занятную картину». Если мы в свое время, зная, кто из нас «стучит», чуждались общения с ним, то теперь все, борясь за оценки и «рейтинги», стучат на всех, а потом тут же вместе идут пить пиво и умильно празднуют безконечные «дни рождения». Понятия «чести» не существует вообще. Это не мелочи. Это, действительно, уже такая мутация сознания, которой при социализме не было. В чем-то это даже хуже, чем наркотики. Поэтому что-то менять можно только до того времени, когда уйдет поколение людей, хотя бы помнящих о том же самом понятии чести. И не только о нем.
Единственное спасение — в срочной и кардинальной смене ситуации. При этом надо понимать, что, если даже мы прямо сейчас приступим к решительным действиям, за все, что натворено, придется расплачиваться. Каждый день, проведенный в режиме «пир во время чумы», потребует нескольких дней труда и лишений. Чем сильнее пьянка, тем сильнее похмелье. Сегодня мы похожи на запойного пьяницу. У нас два пути — или остановиться и пережить страшное похмелье, или умирать.
Надежда авторов «Проекта» — на появление совершенно нового, можно сказать, «иного» типа людей, который они называют — впрочем, не совсем точно — воинами-монахами. Насколько удачно это определение, не знаю: дело в том, что в истории России воинство и иночество все-таки соединялись редко — разве что на Куликовом поле и во время войны с поляками в 1612 году — а, в принципе, военно-монашеские ордена, скорее явление католическое — однако, понятно, что имеют в виду авторы. Речь идет о людях, готовых идти на смерть в любую минуту, знающих, что выше всего нематериальная субстанция, душа, которая после смерти тела будет существовать в каком-то другом мире, сохраняя при этом все свойства личности, о людях с метафизической шкалой ценностей, для которых окружающая действительность не более, чем суперреалистичная компьютерная игра. Впрочем, возможно, нынешние особые условия, в которых оказалась Россия, равно как и очевидно близящиеся последние времена, приведут к появлению у нас действительно сословия воинов, принимающих иноческие обеты или, по крайней мере, близких к тому положению, в каком находились в том числе казаки Запорожской Сечи. Эти люди должны составить новую аристократию, отличающуюся как от дореволюционного дворянства, так и — тем более — от позднесоветской номенклатуры. «Люди длинной воли», как назывались они в Золотой Орде. Итак, свободные воины, определившие себя как рабы Бога, превращаются в князей, отцов народа. Заметим, кстати, что свободные воины в раннем средневековье назывались франками или русами, и именно они дали начало великим государствам и империям. Общество, если оно хочет выжить, должно вновь восстановить — по-новому установить — принцип пирамиды. Ведь и прежде Уровень пирамиды жестко соответствовал уровню риска. Как пишет Гегель, рисковавшие жизнью получали власть и статус князя. Если один занес меч, второй должен или сражаться, рискуя жизнью, или покориться. Кто не был готов рисковать, тот признавал над собой власть князя. На самом деле, соблюдение принципа пирамиды соответствует человеческой природе. Страх перед смертью и страданием усмиряет амбиции. Большинство признает себя не способными достичь идеала и довольствуются вторым, третьим и так далее местом.<…> Человечество разбивается на такие группы-пирамиды. Верхние места каждой занимают самые свободные, благородные и умные. Остальные занимают более низкие ступени социальной пирамиды. Возникает гармоничная структура, при которой большие заботятся о меньших. <…> Финиш выражается в восстановлении классических приоритетов. Экономике возвращается статус обоза, идеологии — статус боевых частей. Время правления завхозов и коммерсантов заканчивается. Новые воины под идеологией будут понимать не политические теории, выведенные из того или иного философского учения, которое, в свою очередь, было выведено из рациональной логики, а ориентиры, выведенные из религиозных постулатов. Третье тысячелетие — это в любом случае тысячелетие метафизики. Материализм и атеизм себя полностью дискредитировали. Восстановление религии автоматически восстановит честь. Восстановление же чести — путь к пирамидальной структуре общества и государства. Какая же пирамидальная структура оптимальна? В рамках каждого направления множество подвидов, но генеральное направление неизменно. Власть или выбирают, или захватывают силой, или считается, что ее дал Бог. Чтобы определить оптимальную модель, рассмотрим все варианты. Так как демократию мы уже изучили и нашли неприемлемой, остается рассмотреть силовой и метафизический источники власти. Силовой источник власти (диктатура) для авторов «Проекта» неприемлема как ситуационно — они считают и оговаривают с самого начала, что при современном техническом развитии и расстановке сил (неизбежность «оранжевого», сепаратистского, как они полагают, окраса любого «резкого движения») — так и в принципе. Все будет хорошо до тех пор, пока у тирана все получается. Как только начнется невезение — начнутся ошибки <…> Из благородного отца отечества он в глазах народа превратится в деспота. Потеря авторитета будет компенсироваться полицией и армией. Но это, — считают авторы, — не вечно. Начнется гниение. Но самое непреодолимое обстоятельство — тиран когда-нибудь умрет, и это вновь породит борьбу за власть. С этого момента власть перейдет от диктатора-человека к диктатору-партии. Но с приходом партии к власти политкомиссаров всегда сменяют политкоммерсанты. Произойдет то, что произошло в СССР, когда круг «от февраля к августу» замкнулся.
Здесь с авторами не во всем можно согласиться. В принципе диктатура не всегда плоха, но при этом она должна изначально провозгласить иные, более высокие государственные цели. Генерал Франко в Испании такую целью провозгласил — установление «традиционной католической социальной и представительной монархии», то есть, такого государства, какое автор этих строк считает — за вычетом, разумеется, католицизма — наилучшим (см. наши статьи «От демократия и демотии», «Земщина и опричнина» на Правой.ру). Однако генерал Франко «затянул» все дело до собственной смерти и в результате монархия получилась не католическая (упоминание о католицизме как ее основе из Конституции изъято) и не социальная, а представительство осуществляется ныне по либерально-демократическому принципу. Государство — проамериканское, как и все европейские псевдомонархии, а если говорить о Pax hispanica, то так же, как и Чили после Пиночета, до которого оно, кстати, было просоветским, то есть, объективно антиатлантистским, «проевразийским», несмотря на марксистскую оболочку (как в то время все просоветские государства). Впрочем, это уже иная тема.
«Сухой остаток» анализа авторов «Проекта» — только монархия. При этом авторы осознают, что Запрограммированное сознание ставит слово «монархия» в один ассоциативный ряд со словами «соха», «прошлое», «угнетение». Слово «демократия», напротив, расшифровывается как «свобода», «равенство» и «прогресс». Отрицательное отношение к «сохе» перекидывается на монархию, положительное отношение к свободе связывается с демократией. <…> Никому нет дела, что реальное положение никак не связано со штампами. Монархия — это принцип управления, который и по сей день используется в каждой структуре, начиная от вашего тела и заканчивая любым ларьком, заводом или армией. Государственное устройство монархического типа — это не возврат в XV век, как принято сейчас думать, и монарх — вовсе не царь Горох. Монархия — это не предание старины глубокой, а принцип единовластия. Он никуда не исчезал. Он есть во всякой здоровой структуре. <…> Пожалуй, из всех возможных вариантов монархии ничего лучше, чем наследственная передача власти, придумать нельзя. Это единственная форма непрерывной и последовательной власти, потому что отец воспитывает сына в рамках проводимой им политики. Сын продолжает дело отца, то есть, возникает власть, чем-то похожая на партию, с той лишь только разницей, что руководствуется она Священными текстами, а не самостоятельными уставом и конституцией <…> Верующий царь венчается на Царство точно так же, как верующий муж венчается с женой. Народ и царь, как муж и жена, берут на себя обязательства в первую очередь не перед людьми, а перед Богом. Свобода их действий ограничена не силой или юридическим законом, а заповедями Бога. Над обществом царит принцип, возвышающийся над сиюминутными обстоятельствами. Не капитал и не личные страсти задают обществу направление, а Божественный принцип, равно понятный сильному и слабому, умному и глупому, богатому и бедному (при том, что тот же самый принцип требует от сильного поддержки слабого, от умного — водительства над глупым, от богатого — создания нормально оплачиваемых рабочих мест для бедных, а не вложения их в развитие иностранных государств — В.К.). При подлинной монархии страной правит не монарх (в смысле конкретный человек), а принцип, который в свою очередь, основан не на мнении человека или группы лиц, а на слове Бога. <…> Чтобы до конца быть честными, нужно признать, что начало династии тоже происходит благодаря поддержке той или иной силы. В одном случае это гвардия, в другом — бояре, в третьем — промышленный и финансовый люд. Но по мере своего дальнейшего существования эти обязательства исчезают. Уже во втором поколении возникает максимально свободная, насколько это вообще возможно, верховная власть. Наследник никому не обязан своей властью, кроме как факту своего рождения, то есть, Богу. Любая иная власть, в силу того, что постоянно должна выбираться или завоевываться, рождается и умирает в зависимости. Это ее неотъемлемый порок, который не устраняется даже теоретически, если не заходить в абсолютную утопию <…> Монархия есть единственная система, выводящая высшую власть за границу борьбы за власть.
Все это, на самом деле, прописные истины государствоведения, но они впервые открыто — а Интернет это уже не «книга ДСП», а именно открытое СМИ — и, главное, последовательно изложены за все советское и постсоветское время. Каков бы ни был источник «Проекта», это неоспоримый факт.
Неоспоримым фактом является и стремление авторов уйти от «опереточного монархизма» и всевозможных неомонархических проектов первой половины 90-х, когда неведомо — а иногда очень даже хорошо вéдомо — откуда появлялись всевозможные кандидаты на Русский Престол с сомнительными родословными или просто больные люди, «дети безвременья» (хотя сам по себе феномен самозванчества неизмеримо сложнее, и мы отдельно разбирали его, поместив статью об этом в нашу только что вышедшую книгу). Несомненно и стремление уйти от псевдомонархизма, который выражается в попытках навязать России «конституционную монархию», а, по сути, парламентскую республику с декоративным «монархом», новоевропейского типа: Наша идея — монарх, власть которого ограничена религией. Власть, стоящая на двух ногах — алтарь и трон. Обратите внимание, мы желаем восстановления системы и принципа, а не какой-либо монархической фамилии.
Здесь, действительно, начинаются основные трудности. Автор этих строк внимательнейшим образом прочитал все возражения очень им уважаемого Григория Борисовича Николаева (собственно, все они известны давно), равно, как и «Посетителя сайта» (можно догадаться, что в ряде случаев это он же) и не может в принципе с ними не согласиться (разве что кроме плохо скрываемого скепсиса в отношении Единоверия, но это вообще-то иная тема, хотя, конечно, все связано). Но Г. Николаев высказывает только мистико-историософскую точку зрения — в принципе, совершенно верную в целом, но, быть может, трагически ошибочную в деталях, особенно когда он «разводит» Божие избрание и единую «златую цепь» Царского рода, — и посылки государственно-правовые (в принципе это та же самая антиномия, что и в связи с Победой 1945 года, которую ковали и молитвы старца Серафима Вырицкого, и сталинская индустриализация). Но дело здесь не в этом, а в том, что трудности, действительно, огромные, действительно, человеческими силами не решаемы. Безусловно легитимного будущего Царя на данном видимом — впрочем, подчеркну, именно видимом — политико-историческом отрезке нет. В одних случаях это препятствия церковно-канонические, в других — политико-юридические, а некоторых столь обсцентно-неудобосказуемые, что лучше просто промолчать. Не будем ничего уточнять. Впрочем, возможно, я и ошибаюсь, и здесь как в алхимии — «наша вещь», которая не стóит ничего и стóит более всей вселенной, у нас под рукой, но мы ее — быть может, в силу нашей слепоты и к нашему счастью — пока не видим и не способны определить. Очевидно следующее: Если завтра президента сделать монархом, над ним будут смеяться, сочинять про него анекдоты и показывать на него пальцем. (Так сказано в «Проекте»). Тем не менее, Президент — как и любой временный верховный правитель, гипотетически даже генсек партии — может «готовить путь», как это делал, например, генерал де Голль (здесь мы также вынуждены сослаться на нашу книгу, на главу «Французский эзотеризм глазами историка»), и только спровоцированные США и еще одним государством, называть которое мы сейчас не будем, события 1968 года, вызванные в частности этой причиной, с последующим уходом генерала (у нас есть сведения, что он пытался обращаться за поддержкой к советскому руководству, но последнее, не желая нового раскола в «международном коммунистическом движении», не откликнулось — подробнее попытаюсь написать когда-нибудь позже, когда «придет время», если «придет"…) низвергли Францию под то же самое внешнее управление, под каким она была прежде. Повторим, Президент может — и, если внимательно читать «Проект», — должен быть «врáтарем».
Но есть ли Царь?
«Проект «Poccия»»: Минин и Пожарский знаменем своей борьбы объявили спасение России, а не воцарение свергнутой династии Годуновых или Шуйских. Успех 1612 года во многом обязан именно такой позиции. Предыдущие попытки сплотить людей под династическими лозунгами провалились на корню. Народ пошел «за Россию», а не «за Шуйских». Мы хотим постараться для России, а не для заранее определенных лиц. Определять монархов — это вообще не наше дело. Наше дело — восстановить систему. Мы открыты для диалога с претендентами на престол, но диалог возможен только в рамках спасения России. Престол не покупается. Кто будет монархом — решать Богу и народу, а не нам с вами. Мы создаем организацию идеи, а не фамилии, и не берем на себя функции Земского собора. Наша задача — создать условия для возрождения самодержавия. Сначала на Руси, а потом во всем мире. Постепенно, незаметно, в череде как бы текущих сами собой событий.
Казалось бы, все верно. Но много здесь и «подводных камней». Что значит «восстановить систему»? Когда в истории удавалась какая-нибудь Реставрация? Не «восстанавливать систему» следует, но радикально переворачивать всю ситуацию современного мира не в «прошлое», а в «сверхпрошлое», которое есть проявление того, корни чего находятся по ту сторону прошлого и будущего, и только так выйти в будущее, если оно вообще может наступить, а не уже обернуться по ту сторону самого себя. Это последнее в любом случае не в нашей воле. Однако если от нас все же что-то зависит, то сакральная основа того, чего мы можем добиваться, лежит в основании Московской Руси, юридическая — Российской Империи, а оперативная, политическая, индустриальная и социальная — Советского Союза. Исходя из этого, и, прежде всего, из сакральной основы, утраченной — точнее, сокрытой — после собора 1666−67 гг., мы и должны действовать.
Здесь у авторов «Проекта» возникает путаница (она есть и в других местах, и мы это покажем). Причем эта путаница опять-таки в деталях (вспомним, впрочем, что, а, точнее, кто в них обычно таится) — в целом же все вроде бы верно:
Начало всякой монархии лежит в религиозном сознании народа. Когда народ дорастает до понимания монархической системы, возникает вопрос, кто будет основателем династии. Для ответа на этот вопрос проводится подлинно народный акт — Собор. Основоположника будущей династии соборно выбирают лучшие представители со всей России. Так в 1613 году выбрали 16-летнего Михаила Романова, первого царя династии Романовых.
И хотя дальше авторы совершенно правильно говорят, что «монархические выборы» радикально отличаются от демократических, во-первых, тем, что соединены с постом и молитвой, во-вторых, и юридически — наличием принципа единогласия, то есть, обсуждение идет до тех пор, пока все не придут к одному мнению, все-таки есть важное «но»: Собор не выбирает монарха, а только определяет, кто из возможных лиц наиболее близок к легитимной — подлинно легитимной, а не случайной и не узурпаторской — династии или ветви. Насколько в этом смысле решение Собора 1613 года было верно — уже иной вопрос. В чрезвычайно интересной, хотя во многих отношениях спорной, книге Юрия Соловьева «Гробница Рюрика и Возвращение Государя» автор напоминает о чрезвычайно важном правовом обычае всех арийских народов: царем (rex, riks, roi) должен становиться не служивший при предыдущих правлениях — то есть, по-русски, по-московски «ушедший в нети» — представитель Царского рода. В 1613 году произошло не совсем так (не будем соблазнять никого «сослагательными наклонениями истории»), но произошло так, как произошло, и не в праве человеческом было что-то менять. Тем не менее, на невидимом небе новой династии все равно было начертано «Ушедший в нети Рюрикович», и эта «деталь» разразилась Расколом, разбойничьим собором 1666−67 годов и только после этого Петром. Будем откровенны: в действиях Совета Всея Земли (так точно назывались земские соборы) 1613 года присутствовало «семя тли» демократии, «семя тли» человеческой воли, и для радикального переворачивания ситуации — в будущем! — понадобилась искупительная жертва Царя-мученика и его семьи в 1918 году в доме Ипатьева. Этих вещей авторы «Проекта» не понимают или просто не знают. В последнем случае простим им это. Но до тех пор, пока мы, вслед за славянофилами, будем, как наши авторы, повторять, что во всем виноват Петр, мы будем путаться в потемках, делая всегда и во всем неверные шаги. Русский народ разделили надвое не при Петре, а при его отце, втором Романове, в эпоху Раскола. Петр — следствие, а военно-организационная и геополитическая стороны его реформ вообще были верны. «Отмыслить» середину XVII века невозможно.
На «блуждание в потемках», на «неверные шаги» — точнее, на их повсюдуприсутствующую возможность, нам указал в ходе обсуждения первой части некий «поСетитель сайта» (видимо, другой). Желая нам возразить, точнее, указать на нашу непоследовательность, он задал четыре вопроса:
«1) Т. е. один и тот же текст может оказаться и истиной, и провокацией?
2) Или то, что сегодня — истина, завтра может оказаться провокацией?
3) Или истиной является сам текст, а провокацией его публикация?
4) Или, наконец, истинность текста зависит от его авторства?»
Да — отвечаем мы на каждый вопрос из всех четырех, особенно на последние два. Повторим, особенно на последние два.
В связи с этим мы вынуждены обратиться к очень опасным и двусмысленным положениям «Проекта», о которых хотелось бы не говорить, однако говорить приходится. Впрочем, обратимся к самому тексту.
Мир стоит на пороге революционных изменений. Новые силы должны или уничтожить его, или так изменить, что нет шанса даже предположить, каковым будет новый мир. Как доблесть уживается с ядерным оружием? Запад превращается в колосса на глиняных ногах. Азия и Ислам, благодаря сохраненным традициям и религии, в новых условиях активизируются. Россия и Израиль стоят особняком. Они никогда не утрачивали фундамента и никогда не сходили с мировой арены <…> Даже если Запад каким-то чудом, с помощью фантастических технологий, запустит в восточных странах процессы, аналогичные российским, которые смогут развратить и обанкротить Восток, то и тогда он обречен. Что он будет делать с Израилем? Эта уникальная система показала чудеса выживания. Она две тысячи лет сохраняла государство и религию, не имея собственной территории. Ее граждане были рассеяны по всему миру, не утратив национальности и традиции. Ясно, что никакому Западу Израиль не по зубам. Сегодняшний Запад стал домом без фундамента, кораблем без ориентира. Он подобен флюгеру, которым крутят сиюминутные материальные обстоятельства. Запад давно не создает ситуацию, он только приспосабливается. Создавать ситуацию могут только духовно структурированные системы, интересы которых лежат за границами земных интересов, что позволяет оперировать масштабами веков и континентов. Так как у Запада ничего подобного нет, он сам стал объектом манипуляции. Западные правительства, подчиненные Рынку, превращают свой народ в пыль. Многие понимают это, но никто ничего не может сделать. Если бы даже им удалось весь мир превратить в пыль, для них ничего бы не изменилось. Просто обозначились бы тысячелетние чаяния Израиля, самой жизнестойкой структуры из всех известных человечеству. Кругом безродная человеческая пыль, оторванная от всяких корней, с животными интересами, и только один Израиль — гармоничная живая структура, вытянувшаяся к небесным целям.
О каком Израиле идет речь? Мы знаем, что с момента Пятидесятницы существует только один Израиль — Православная Церковь Христова, и об этом не могут не знать авторы «Проекта», если они православные христиане. В тождественности современных этнических евреев Древнему Израилю сомневаются даже многие крупные историки еврейского происхождения, например, Артур Кестлер, даже некоторые сионисты, в том числе в самом Израиле. Что же до некоторых направлений святоотеческой мысли, то укажем лишь, что т.н. «Александрийская школа», полностью признавая, в отличие от еретиков-маркионитов, богодухновенность Ветхого Завета, в то же время видела в рассказанном в нем истории Израиля прикровенный, отличные от прямого текста, смысл и даже «историю ангелов». Израилем является любой православный храм, а Иеросалимом — любой алтарь (заметим здесь, что и сам Патриарх Никон, введший своими реформами на Руси «линейное августиново время» Запада, заменив в Символе веры «несть конца» на «не будет конца», в то же время в переписке с боярином Стрешневым и в книге «Рай мысленный» отстаивал эту древнюю, совершенно не «линейную» и не «никонианскую» точку зрения, равно как и использовал старое написание «Иеросалим сиречь священный мip», а не «Иерусалим»). «Иерусалимоцентризм» и «Израилецентризм» — как, впрочем, и любое заостренное, «болезненное» восприятие «еврейского вопроса», будь то юдофилия или юдофобия — вообще более свойственно западному христианству, нежели восточному. Отсюда крестовые походы, отсюда болезненная тяга к земному Иерусалиму у католиков и у нас после Никоновых реформ (вопреки мнению самого Никона). В своей работе «Крестовый поход Солнца» А.Г.Дугин высказывал предположение, что деятельность тайного общества под условным названием «Приорат Сиона» является «франко-монархической и иудеофильской одновременно». Похоже, это так и есть, и это не парадокс, а неотъемлемая черта западного христианства, его «дополняющей», «эзотерической» линии. Причем, ссылки на «династию Меровингов» для этого «общества» являются лишь прикрытием, ибо к самим Меровингам, как и единым с ними Рюриковичам, все это не имеет никакого отношения. Мы подробно разобрали этот кажущийся частным, но на самом деле принципиальный вопрос в книге «Русь Mipoвеева», имеющей самое прямое отношение ко всему, что так или иначе связано с обсуждаемыми здесь темами. Не исключено — нельзя исключить, имея в виду приведенные выше цитаты! — что перед нами серьезная попытка перенесения деятельности некоторых западных кругов в Россию, причем речь идет не о «сионизме» в обычно понимаемом смысле этого слова, а о своеобразном «эзотерическом, герметическом католицизме», выступающим под антикатолической оболочкой. В этом случае не случайно совпадение появления обсуждаемого нами документа со скандальной и провокационной книгой Дэна Брауна, этого «Жириновского от эзотерики».
Так ли? Возможно, все же, нет. «Израилецентризм» вполне логичен в духе «Антиохийской школы» православного богословия, более близкой к блаженному Августину и вообще Западу, нежели к «александрийцам», и воспринимавшей Священное Предание прежде всего как исторический и нравственно-обязательный документ. В русской философско-политической мысли именно на этих позициях стоял Лев Тихомиров, выделявший «исторический Израиль» как самостоятельный полюс и чаявший его обращения ко Христу. Речь идет, прежде всего, о статье «Апокалипсическое учение о судьбах и конце мира», книге «Религиозно-философские основы истории» и особенно повести «В последние дни». Следует, однако, помнить — без всякой, впрочем, оценки этого факта — что в пору написания последних двух работ, совпавшей с событиями революции 1917 года, Лев Тихомиров уже считал свой монархизм — как прежде народничество — явлением для себя пройденным: он признал Временное правительство, а Православие в его поздних текстах все более растворялось в «общехристианстве».
В свете этого можно предположить, что авторы «Проекта», стремясь выстроить свою схему строго «по Тихомирову», восприняли его идеи сугубо статично, не в движении его мысли постоянный «экзистенциальный разрыв». Поэтому обращение их к Израилю не нарушает того, что мы назвали в первой части нашей работы «русской органикой» «Проекта»: такой извод мысли действительно живет внутри русского религиозного сознания, его разделяют и многие «библейско-креационистски» настроенные священники. Отсюда, кстати, широко распространенная, например, любовь православной интеллигенции к Льюису — это именно тяга к «общехристианству». Это далеко не всегда либерализм, особенно в нравственных вопросах, где скорее перед нами выступает весьма значительная строгость, но это именно тяготение к Десяти заповедям и Христу историческому, к Нагорной проповеди. Но при этом мы должны отдавать себе строгий отчет: политический аспект «общехристианства» предполагает республику (пусть и с теократическим уклоном); монархия в данном контексте всегда выглядит как «уклонение в язычество». Это, кстати, было прекрасно показано Н.Н.Алексеевым. Но если так, то зачем тогда вообще весь «Проект «Россия»»? Исходя из презумпции благонамеренности его авторов, следовало бы признать, что они все-таки не углублялись в «окончательную метафизику», не ответили для себя — или внутренне ушли от ответа — на глубинный вопрос «или — или"…
На самом же деле никакого «общехристианства» нет: так или иначе, пусть сокрыто, оно оказывается даже не католицизмом, а протестантизмом.
Все же о том, что наши авторы — кто бы они ни были — все-таки идут поперек замыслов установления «Нового мирового порядка», свидетельствует огромная — на всю страницу — статья в принадлежащей сегодня Борису Березовскому «Независимой газете» (20 января с.г.) под названием «Безымянный монархизм». Статье-доносу, на самом деле, почему ее авторов мы, не желая загаживать даже Интернет-пространство, и не именуем, как не именуют некоторые аспекты твари (так или иначе каждый все равно получит свое). «Как призвать к изменению государственного строя и не оказаться за решеткой» — таков подзаголовок этой статьи. И далее начало: «Трагедия в московской синагоге на Большой Бронной с полной очевидностью продемонстрировала: несмотря на все усилия власти, националистические настроения в обществе растут. Причем для каждого социального слоя у националистов находятся свои аргументы. Кому-то, как юноше, устроившему резню в синагоге, достаточно компьютерной игры и нацистской брошюрки. А кому-то те же, по сути, идеи преподносятся гораздо тоньше: через возрождение государственности и самодержавия».
Абсурд? Разумеется. Начать с того, что омерзительный эпизод в синагоге — злостное хулиганство, выходка невменяемого, все что угодно — но никак не «трагедия»: слава Богу, все живы, и совершивший это безобразие, видимо, предстанет перед судом, и правильно предстанет — людей нельзя резать ни в синагоге, ни в парке, ни в подъезде и нигде вообще. Но публике этой надо все нагнетать, нагнетать… Хотя с точки зрения УК-то состав не более тяжкий, чем если пьяный муж жену порезал! Ну ладно, нашей психопатичной интеллигенции нужен скандал, как водится. Но причем здесь вообще «Проект «Россия»»? В огороде бузина, а в Киеве дядька… Где в «Проекте» национализм? Уж скорее наоборот. Читавший если не сам «Проект», то хотя бы нашу статью, думаю, прекрасно это понимает. Пусть еще раз перечтет сказанное так об Израиле.
Авторы статьи в НГ делают все, что угодно, но только не защищают евреев! Скорее наоборот: естественный испуг многих представителей этой национальности событиями на Большой Бронной они пытаются использовать отнюдь не в еврейских, более того, очень далеких от собственно еврейских национальных и религиозных интересах. Будем точны: их интересует именно защита демократии. Но в этом случае НГ следовало бы аргументированно доказать, что национальные и религиозные идеалы всех евреев жестко связаны с либерально-демократическим и обязательно республиканским государственным строем. Они этого никогда не смогут сделать! Да им это и не нужно: чем чудовищнее ложь, тем скорее в нее поверят, как любил говорить один известный «антисемит».
Давайте все же почитаем, что сказано в «Проекте» о национализме:
Ни одна империя, ни прошлая, ни настоящая, не может похвастаться такой же терпимостью, как Россия. Наша религиозная нетерпимость сочетается с терпимостью так же, как понятие «господин» содержит в себе понятие «слуга». Евангелие говорит: «Кто первый будет между вами, будет вам слуга», то есть, господство отца проявляется в служении всей семье, а не в ее использовании для удовлетворения своих личных нужд. В Английской империи нельзя было представить англичанина, живущего хуже индуса. Во Французской империи нельзя было представить себе француза, живущего хуже араба. Поэтому этих империй больше нет. В России можно было видеть раньше, можно увидеть и сейчас, что основной народ, русские, живут беднее прочих народов. Кажется, несправедливо, что грузинский крестьянин живет лучше русского! Европейский рационализм, к которому нас подталкивают, требует восстановить «справедливость» через грабеж грузинского крестьянина под любым благовидным предлогом. Но мы не восстанавливаем «справедливость» и дальше ворчания не идем. В этом особенность нашей культуры. Мы не рассматриваем себя выше кого бы то ни было. Мы принимали и принимаем в Россию другие народы на правах члена семьи, и вот этого Запад боится, как черт ладана. Мы единственная, уникальная и неповторимая империя, империя семейного типа. Живут южные члены нашей большой семьи лучше, ну и пускай живут. Им так Бог дал. Лермонтов писал: «И Грузия цвела среди садов, не опасаяся врагов за гранью дружеских штыков». Русские штыки не грабили, а защищали. И такое наше качество — отнюдь не минус, как это пытаются представить, а плюс. Сортность в России присутствует только на моральном уровне. Людьми низшими считаются вор, развратник или обманщик, но даже и такая сортность размыта. Народ относится к преступникам не свысока, не как белый плантатор к негру — такого и близко нет — а как к больным, которых пожалеть нужно. Все империи распались именно из-за деления людей по сортам. А Русь стоит. Для нас плохой человек определяется не формой носа, а наличием или отсутствием принципов. Если у тебя есть непоколебимые принципы, значит, с тобой можно иметь дело. Если ты стремишься «брать от жизни все», это само по себе делает тебя человеком второго сорта, с которым нельзя иметь дела, потому что ты — флюгер, ориентированный на выгоду. Кому нужен такой товарищ.
Нигде в последнее время так ярко не выразился тоталитарный характер нашего либерализма, как в этой статье в НГ. Вот стиль ее: «Следовательно, если «Проект Россия» все-таки станет фигурантом уголовного дела, придется решать, можно ли, к примеру, усмотреть в этих словах (из «Проекта» — В.К.) призыв к изменению государственного строя или нечто в этом роде». Как те же либералы в свое время пародировали в свое время так же ненавистных им монархистов, крикнем хором: «Урядника!»
Можно было бы и не обращать внимания на эту мерзость, если бы не было ясно, что статья заказная. Кем? Это бы тоже хотелось знать, хотя без согласия с хозяином газеты такие вещи не печатают. Но на обвинения все-таки надо бы ответить: призывы к изменению государственного (конституционного) строя образуют состав преступления только тогда, когда речь идет о его насильственном изменении. А вот именно этого в «Проекте» нет. Опять-таки, все обстоит абсолютно противоположным образом.
«Проект «Россия»»: Если даже существует какая-то тайная команда из десятка-другого честных людей, объединенных не желанием прорваться к бюджету и власти, а крепкой идеологией и достаточным ресурсом, они ничего не решат. Если даже, допустим, они получат власть, страна будет напоминать гигантский парусник, которым пытается управлять команда из трех человек, тогда как только для постановки паруса нужно в десять раз больше людей. Развитие событий по такому сценарию принесет анархию. Фактически честными намерениями будет совершена разновидность «оранжевой революции». Это не эмоции, это факты. Как бы ни было горько признавать это, но если существующую команду завхозов сменит новая команда таких же завхозов, ситуация ухудшится. Раз в России нет настоящей команды, которой можно доверить постоянную власть, разумно пойти на компромисс. Нужно сделать все, чтобы не допустить новых катаклизмов, которые гарантированы с приходом любой новой команды. Любая новая власть по необходимости будет сбродом, объединенным идеей личной выгоды. Украина, Грузия, Киргизия и прочие страны, где к власти пришло новое правительство, демонстрирует весь ужас положения. И это только начало. Выбирая из двух зол худшее, мы вынуждены признать, как бы против этого ни возмущалась душа, что резкая смена правящего слоя в сложившихся условиях вызовет процессы, описанные в самом начале работы, когда рассматривалась оранжевая угроза. Учитывая все сказанное, раз у нас нет сил остановить разрушение, самым оптимальным вариантом является…сохранение нынешнего темпа разрушения. Главное — не допустить резкого увеличения этого темпа. Кутузов сдал Москву, и победил. Если бы он пошел «в лоб», то потерял бы Россию. Нам нужно выиграть время, чтобы успеть создать настоящую команду. И только потом, при наличии такой команды, можно делать громкие заявления и резкие движения. До этих пор любая активизация будет означать профанацию и дискредитацию идеи. Разумеется, мысли о необходимости сохранить нынешнее плохое правительство не означают, что его нужно сохранить на 100%, в полном составе. Было бы хорошо, если бы правительство отказалось от явно вредных фигур и смешных заявлений, что у них нет политических и идеологических предпочтений, что они просто за все хорошее. Правительство должно понять, что главная его функция есть не заведование хозяйством, а определение направления, то есть, идеология.
Приведенная цитата, самая спорная в «Проекте», для тех, кто предполагает изменить ситуацию с помощью некоего — в конечном счете, тоже направленного извне — «национального восстания» (не будем уподобляться писакам из НГ и называть имена), начисто опровергает все выдвигаемые либералами обвинения криминального свойства.
Но не «высвечивается» ли сквозь призму «Проекта» всякий? Это, разумеется, тоже важный вопрос. Впрочем, страшиться здесь уже нечего: в нынешнем, подобном аквариуму, информационном мире, всякий «высвечен» и всякому видно, где всякий плавает.
Но трагическая — быть может, все-таки и провокационная — неопределенность вокруг «Проекта «Россия»» заключается в том, что всякому в конечном счете приходится делать свой выбор между «Сим победиши» и «А был ли мальчик (читай: студент Костя)?»
