Фонд «Русская Цивилизация» | Александр Елисеев | 25.01.2006 |
Итак, начнем по порядку. Российский либерал есть сверх-элитарный политик, который сознательно апеллирует именно к меньшинству. Он даже не старается хоть как-то понравиться большинству, ибо, наверное, понимает всю тщетность своих усилий. Иначе как понять вот такие слова Илларионова: «Сегодняшняя Россия — это не та страна, какой она была еще шесть лет назад. Страна была неустроенной, суматошной, обедневшей. Но она была свободной. Сегодня Россия стала другой. Более богатой. И несвободной»? То есть нам открыто говорится, что лучшая жизнь и свобода — вещи, по сути, разные. Сейчас мы живем лучше, но свободы стало меньше. А это плохо. Ну, и спрашивается, кто с этим согласится, кроме совершенно узкого круга либеральных идеократов? Попробуй, выйди с таким утверждением к народу. Ведь не поймет-с. Причем сами формы непонимания могут быть разными, наверное, и брутальными…
Поэтому либерализм в России обречен на политическую неудачу. В том случае, конечно, если он выступит как самостоятельная сила, а не войдет в блок с кем-нибудь более вменяемым. Например, с умеренно левыми. Не случайно же Ходорковский написал свой «Левый поворот». И не удивлюсь, если г-н Илларионов еще напишет нечто на эту тему.
Однако пока он еще продолжает сугубо либеральный дискурс. Нынешняя власть обвиняется в том, что является не общегражданской, как на Западе, а «корпоративистской». Само государство выстраивается по типу корпорации, этакого закрытого акционерного общества. И в такой корпорации главное не компетентность, а лояльность. Новый строй является государственным капитализмом, его основу составляют госкомпании. Частный сектор превращается в некий придаток государственного, причем здесь все избирательно — одним разрешается все, другим ничего. Илларионов находит у российского госкапитализма и собственную идеологию. Ею оказывается «нашизм» или «своизм». И вот, совершенно убойное определение, попадающее в «десяточку»: «Корпоративизм занимает центральное место и в общественной сфере. Замораживание естественных форм политической жизни ликвидирует структуры общества, которые нацелены на идентификацию, формулирование и защиту гражданами своих политических интересов. Вместо этого общественное пространство предлагается структурировать по иным признакам — профессиональным, религиозным, региональным. Ярким примером такого рода стало создание Общественной палаты, скроенной по модели корпоративистского государства Бенито Муссолини».
Любопытно, что выделенные Илларионовым черты современного корпоративизма имеют сходство со средневековым, традиционным обществом. Его реставрации и боятся (сознательно или бессознательно) наши либералы. Действительно, традиционализм не знает никакого общегражданского общества. Есть разные общности, которые живут по разным (точнее, во многом разным) законам. Например — сословия, которые представляли собой своеобразные корпорации. И главным принципом существования таких сообществ была верность (она же — лояльность), которая стояла выше компетентности. Потом пришла пора буржуазных революций, которые привели к возникновению общегражданского строя. Этот буржуазно-торгашеский строй ставил в центр всего именно прагматизм, интересы выгоды, которая стала мерилом полезности каждого. Верность не исчезла, но удалилась на второй план. Не случайно ведущая страна буржуазного Запада — США — была создана как раз иммигрантами, которые верность собственной стране сменили на выгоду.
Какой строй лучше? Сегодня почти все убеждены, что именно общегражданский. Хотя погоня за выгодой и компетентность менеджеров крупных компаний поставили планету на грань всемирной катастрофы. И если в средневековье никому и в голову не могло придти, что человек может уничтожить свой же мир, то в передовом обществе эта мысль стала весьма привычной. Впрочем, здесь уже тема для серьезной историософской дискуссии. Нам же главное заметить вот что. Россия никогда еще не жила этим самым «общегражданским строем». Даже и в советский период она делилась на разные «корпорации»: партийную, армейскую, чекистскую, хозяйственную (регионы также представляли собой своеобразные корпорации). И «феодальное» чувство верности там значило очень и очень многое. При этом, правда, народу пытались впарить разного рода прогрессистские утопии о всеобщей равенстве и всемирном братстве. Но все равно — западной демократии у нас так и не было.
Теперь же нам предлагается быстро догонять Запад, который отказался от корпоративности традиционного типа много веков назад. Как же мы успеем его догнать? Может быть, потому Илларионов и разводит в разные стороны свободу и хорошую жизнь? Ведь коли побежишь за этой самой свободой, то уже некогда будет думать о собственном процветании. Бежать нужно будет за самой идеей, которая почти недостижима.
А может быть лучше заняться улучшением этого самого корпоративизма? Не так уж он плох, а если вдуматься, то и хорош. Не очень то хочется быть похожим на западных живчиков, которые сами столь похожи друг на друга. И которые, к тому же, сегодня становятся винтиками другого корпоративизма (речь идет о космополитической тирании Транснациональных корпораций — ТНК).
Спору нет, наш нынешний режим чрезвычайно далек от совершенства — это мягко говоря. Его необходимо трансформировать в сторону согласования различных корпоративных, клановых и личных интересов в интересах уже общенациональных. А это по силам только «авторитарной» власти. Не будем забывать о том, что в средневековье власть тоже принадлежала одному человеку — Монарху, который был неким верховным арбитром и который уравновешивал различные группы. Наверное, рано или поздно в недрах нынешнего бюрократического корпоративизма возникнет фигура, которая сможет стать таким вот арбитром. Без этого нынешняя система рухнет, ослабив себя и страну. Впрочем, если к власти придут такие деятели, как Илларионов, то крах произойдет неизбежно.