 |
| Правая.Ru | Илья Бражников, Аркадий Малер, Владимир Карпец | 24.01.2006 |
Мне всегда казалось, что это, прежде всего, интеллектуал, философ, политолог, просто талантливый русский человек, который не стесняется своей русскости, не стесняется ее на телевидении, вообще является горячим патриотом нашего Отечества, появление которого в центральных СМИ в свое время вызывало определенную надежду и крайне радовало. В последнее время стала слышна критика Александра Дугина, причем критика со стороны Церкви. Оказалось, что Александр Дугин как-то неправильно «ассоциируется» с Русской Православной Церковью. Для меня это было довольно удивительно, поскольку лично я никогда Дугина с Православной Церковью не ассоциировал. Повторяю, он для меня был философ, политолог, патриот, просто талантливый русский человек. Были программы даже на радио «Радонеж», выступал уважаемый протоирей Максим Козлов с критикой Дугина. Все это вызывает массу вопросов. Действительно ли Церкви так нужно сегодня уличать Александра Дугина в какой-то недостаточной церковности? Действительно ли нужно Церкви иметь особую точку зрения на Дугина?
На эти вопросы сегодня будут отвечать наши гости в студии. Это философ, консервативный публицист, главный редактор недавно вышедшего альманаха «Северный Катехон» и глава Византистского клуба Аркадий Маркович Малер.
Аркадий МАЛЕР: Здравствуйте.
Илья БРАЖНИКОВ: И историк, писатель Владимир Игоревич Карпец.
Владимир КАРПЕЦ: Добрый вечер.
Илья БРАЖНИКОВ: Вот с этими гостями мы и решили обсудить сегодня ту критику, которая высказывается в адрес Александра Дугина, в частности, отцом Максимом и другими нашими священниками и мирянами. Вот так мы бы и обозначили тему сегодняшней передачи «Проблема Дугина». Я выбрал именно этих гостей не случайно. Потому что, например, Аркадий Малер не скрывает того, что он является учеником Дугина. А Владимир Игоревич Карпец, с одной стороны, как историк во многом занимается теми же проблемами, что и Дугин, а, с другой стороны, является прихожанином одного храма с Александром Дугиным. Я думаю, что об этом расскажет он нам сам. Пожалуйста, Владимир Игоревич.
В.К.: Я бы хотел начать с того, что в последнее время Александр Дугин как лидер Международного Евразийского движения начинает играть все большую роль в политической жизни страны. И при этом он демонстрирует свою очень четкую, откровенно патриотическую и, самое главное, откровенно государственническую позицию. Александр Гельевич — один из тех немногих людей, которые безкомпромиссно борются с проявлениями того, что сейчас стали называть «оранжевой революцией», безкомпромиссно борется с либерально западническим лобби в наших властных структурах. И, естественно, это вызывает соответствующую реакцию, порой очень злобную. И то, что эта реакция проникает и в церковную среду, очень печально. Это — во-первых.
Теперь «проблема старообрядчества» Дугина. Начнем с того, что Александр Гельевич Дугин, действительно, практикует старый русский обряд. Но он не является членом какого-либо старообрядческого согласия, отколовшегося от Русской Православной Церкви. Александр Гельевич — убежденный единоверец. Вы знаете, что единоверие возникло как явление после знаменитого указа императора Павла о предоставлении старообрядцам священства от господствующей Церкви, и с тех пор проделало очень большой путь. Единоверцы — это чада Русской Православной Церкви, Московского Патриархата. Единоверцы не принадлежат ни к какому отдельному согласию, они не являются раскольниками. Это такие же чада Русской Православной Церкви, как и те, кто практикует новый обряд. Поэтому на самом деле такого рода высказывания, на мой взгляд, противоречат и постановлению Собора 1971 года, который снял все несправедливо наложенные клятвы на тех членов Русской Православной Церкви, которые практикует старый обряд. Противоречит и последним решениям архиерейского Собора, в частности, постановлению о связях со старообрядчеством и о старообрядных приходах русской православной церкви. Сейчас, кстати, и слово «единоверие» не очень употребляется. Сейчас больше говорят о старообрядных приходах в лоне Русской Православной Церкви. Вот прихожанином одного из таких старообрядных приходов в лоне РПЦ и является Александр Гельевич Дугин. Он в жизни примерный христианин, регулярно исповедуется, причащается, ведет активный церковный образ жизни, поет на крылосе. Вот то, что я могу сказать в данном случае на эту тему.
ИБ: — Откуда же тогда возникает эта тема о нецерковности Дугина? Мне постоянно приходится слышать такую точку зрения, что Дугин, мол, «нецерковный человек». Почему такая точка зрения существует? С чем это связано, Аркадий, как Вы думаете?
АМ: — Я думаю, что такая точка зрения может возникнуть у тех людей, которые очень плохо знают богословское творчество Александра Гельевича, и которые, видя в текстах Дугина обращение к каким-то неправославным типам мировоззрения, каким-то параллельным Православию учениям, считают, что их присутствие означает его склонность к неким ересям. Это достаточно частый случай в истории Церкви, когда многие ревнители ортодоксии не воспринимали каких-то богословов или философов только потому, что они обращались не только к ортодоксальному учению, но и к каким-то иным. Я считаю, что подобное восприятие не верно. Очень плохо, что сейчас оно заново всплывает, скорее всего, потому что за этим стоят какие-то силы, которым просто хочется убрать Александра Дугина из политической жизни страны.
ИБ: — То есть Вы считаете, что за церковными обвинениями может стоять политический заказ?
АМ: — В данном случае, безусловно. Дело в том, что полемика, которая сейчас развернулась против деятельности Дугина, на самом деле направлена не против Дугина. Дугин здесь выбирается некоей удобной жертвой для того, чтобы скомпрометировать вообще идею воцерковления современной интеллектуальной культуры, идею диалога церкви и общества, для того, чтобы загнать православную церковь в некое гетто, наподобие того, в котором оно существовало при Советской власти, и поэтому любые открытые миссионерские проекты (а Александр Гельевич, безусловно, является православным миссионером), сейчас со стороны определенных групп, связанных с либерально-западническим лобби в нашем государстве, будут пытаться дискредитировать миссионерское движение, и Дугин здесь выбирается такой первой жертвой.
ИБ: — А кто будет следующим?
АМ: — Я думаю, что следующими будут все богословы, политические и общественные деятели, которые призывают Православную Церковь к миссии, все, кто настаивает на необходимости симфонии Церкви и государства, все, кто пытается посмотреть на Православие как на целостное самостоятельное и активно позиционирующее себя мировоззрение, а не как очередную секту на территории РФ…
ВК:— Я бы даже добавил, что все те, кто воистину ревнует о преодолении того раскола, который потряс нашу Церковь, нашу страну в 17 веке, и без которого не было бы и революции 1917 года. То есть все, кто действительно ревнует об исцелении нашей Церкви и нашей Родины. Ну, а что касается использования Александром Гельевичем в своих трудах той философии, которая не может быть отнесена к философии православной, то что по этому поводу можно сказать? Давайте вспомним, святые отцы тоже использовали греческую философию. И более того, они ее воцерковили. Это очень важный аспект их деятельности. Александр Гельевич действительно радеет о воцерковлении целых направлений современной философии. Прежде всего, разумеется, это философия традиционализма в самом широком смысле этого слова. И это очень благородная миссия. Это с одной стороны. С другой стороны, все-таки Александр Гельевич не является лицом в духовном сане и поэтому он может себе позволить иногда апеллировать к таким работам и таким областям жизни, знаний и мысли, к которым, может быть, не всегда пристало апеллировать духовному лицу. В данном случае, Александр Гельевич выполняет огромную работу светского миссионера. И против этого никто не должен был бы возражать.
ИБ: — Почему же тогда возникают возражения? Значит, не все считают, что миссионерство в Русской Православной Церкви уместно? Или, может, имеется какой-то другой проект миссионерства?
АМ: — Это, действительно, очень серьезная проблема, потому что, к сожалению, у православных есть некая установка, что идеи миссии — это не православная и не русская идея, и Православие должно сохраниться в состоянии этнографического гетто, и поэтому любые попытки выхода за пределы церковной ограды воспринимаются критически. Я вообще довольно подробно и хорошо себе представляю на текстологическом уровне творчество Александра Гельевича. За последние 15 лет он написал очень много разных книг, я уже не говорю о статьях, которые могут составить отдельную книжную полку. Но ни в коем случае не нужно воспринимать все это творчество как некое единое систематическое учение. Эти книги отражают его эволюцию, и в данном случае не так важно, откуда эта эволюция начиналась. Важно то, что это, безусловно, была всегда эволюция в сторону ортодоксального, последовательного догматического православия. В этом сомневаться не приходится. Александр Гельевич никогда не был в догматическом смысле слова еретиком. Тем более он никогда не корректировал учение Церкви с каких-либо нецерковных позиций. Наоборот, он очень много уделял внимания критике еретических учений именно с позиций вероучительных, почему, кстати говоря, многие ересиархи и многие проповедники неправославных учений к нему относятся довольно плохо. Они упрекают его в том, что он пытается воцерковить их сторонников и расширить сферу влияния Православия. Я думаю, что если мы представим себе все те параллельные и перпендикулярные учения, которыми увлекался и использовал Александр Дугин, то вся их совокупность не сделает его в меньшей степени православным философом, чем любого представителя русского религиозного ренессанса. И я даже думаю, что на фоне всей этой галереи достаточно серьезных и великих мыслителей в плане ортодоксальности Дугин даже выиграет. Во всяком случае, например, у него нигде не было рассуждений о Софии как о четвертой ипостаси Троицы, и при этом почему-то отец Сергий Булгаков у нас считается православным философом, а Александр Дугин — нет. Я думаю, что это обращение к неким параллельным Церкви учениям связано с очень простой задачей, простой в умозрительном плане, но очень сложной в плане практическом. Это задача донести основные положения Церкви, истину Православия до сознания современных, прежде всего молодых интеллектуалов, которые, уверяю вас, сейчас заняты какими угодно течениями и направлениями, но, к сожалению, не Православием и не христианством. И на поприще воцерковления нашей интеллектуальной молодежи, я считаю, что Александру Дугину просто можно поставить памятник при жизни. Потому что я знаю довольно много разных молодых людей, которые именно благодаря тому, что они открыли для себя тексты Дугина, вообще познакомились с этой личностью, узнали после этого о существовании Православия как такового и вошли в лоно Православной Церкви. Очень много людей, которые могли бы стать еретиками, благодаря Александру Дугину, приняли крещение. И, кстати говоря, если говорить о его церковной деятельности, я знаю, что достаточно много людей, которые могли бы уйти в старообрядческий раскол, именно благодаря авторитету Александра Дугина уходят в единоверие, то есть в каноническую церковь. И не замечать этой работы одного человека, на мой взгляд, просто не благодарно.
ИБ: — Работа не то что не замечается, просто ей выносится некая отрицательная оценка. Получается, что Александр Дугин очень много полезного сделал для Церкви. Как можно этого не замечать? Но тогда в чем же он неправ, с какой стороны, так сказать, приходит искушение? Может быть, ему стоит покаяться в каких-то своих старых работах? Его упрекают за оккультизм в раннем творчестве. Или, может быть, ему стоит объяснить более четко свою догматическую позицию сегодня. Как Вы думаете, Владимир Игоревич?
ВК: — Прежде всего, хотелось бы сказать, что начиная с середины 17 века у нас происходит постепенная примитивизация Православия. За счет его упрощения. Дело в том, что до середины 17 века само Богослужение содержало такие метафизические глубины, которые постепенно не только в момент церковного раскола, но и позже, особенно в 18 веке, после Петровских церковных реформ, были утрачены или забыты. И соответственно, и Богословие все больше и больше двигалось то в сторону прокатолическую, то, в еще в большей степени, в сторону пропротестантскую. Отсюда, может быть, тот чрезмерный морализм, который господствовал в православном Богословии в синодальный период. Кстати, прекрасную книгу на эту тему написал протоирей Георгий Флоровский. И поэтому многие положения книг Дугина кажутся просто непривычными. Именно потому, что он открывает такие глубинные Богословские и догматические пласты нашей веры, о которых многие из нас просто забыли. Но дело в том, что если Православие будет сознательно идти на самоупрощение, самопримитивизацию, то ни о каком торжестве Православия и речи не будет.
АМ: — Я хочу еще раз сказать, что, к сожалению, когда не только в светских, но и в наших церковных кругах обращаются к текстам того же Дугина, то видят в них все, что угодно, но не попытку донести православную истину. Я бы лично на месте Дугина, и я бы даже советовал ему это сделать, заново написал бы некий достаточно сухой и ясный текст в отношении собственного понимания Православия и тех задач воцерковления неправлославной культуры, которые перед ним стоят. Как говорится, именно для тех людей, которые упрощены, которые по-другому воспринять философию Дугина не способны. Но если бы Вы окунулись в тот бесконечный мир интеллектуального творчества, который представляет книги Дугина, то Вы бы знали, что его обращение к неким параллельным учениям не просто является попыткой использовать их на благо Церкви, но и попыткой их жестко подчинить церковной догматике. Можно привести пример, понятно, что сейчас нет времени подробно обсуждать его философскую эволюцию, но ее вершиной в свое время была работа 1997 года «Илья Пылающий», весь смысл которой заключался в том, что вообще вне Православия истины нет. И именно Православие является абсолютной истиной. После этой работы Александр Гельевич испытал колоссальную критику со стороны неправославно ориентированных интеллектуалов. И именно эта работа в свое время многих сомневающихся и ищущих людей привела к Церкви. Этот момент достаточно важен. Потому что это философия, серьезная философия. Она рассчитана на достаточно образованных людей, и поэтому в этом вопросе нужно разбираться и понимать, что эта философия выполняет очень серьезные миссионерские задачи, подобные тем, которые отцы Церкви выполняли в 4 веке нашей эры, когда происходила попытка воцерковить греческую культуру. Этот опыт у них удался, и я считаю, что этот опыт удается и у Дугина.
ВК: — Я знаю, что в выступлении уважаемого отца протоиерея Максима Козлова содержались упреки в том, что Александр Гельевич в целом ряде работ подвергал достаточно жесткой критике синодальный период в истории нашей Церкви. Но ведь синодальный период в очень похожих выражениях критиковали самые разные пастыри и архиереи русской Православной Церкви, начиная с Владыки Антония Храповицкого, с Владыки Андрея, князя Ухтомского, и другие многие деятели Русской Церкви, в том числе и те, которые сейчас причислены к лику святых новомученников. Поэтому в данном случае Александр Гельевич ничего нового и не открывает. Другое дело, он говорит об этом несколько иными совами, не теми словами, которые подобают духовному лицу, а теми словами, которые подобают философу, но это вполне естественно.
ИБ: — Отец Максим также фактически обвиняет Дугина в том, что возглавляемое им неоевразийство не является на самом деле евразийством, а является фашизмом, «типологически близким к тому движению, которое получило в Италии название фашизма, а в Германии название социал-социализма». Как Вы думаете, правомерно ли обвинять Дугина как теоретика евразийства именно в фашизме или в национал-социализме?
АМ: — Нет, конечно. Вообще вся идеология евразийства и неоевразийства прямо противоположна какому бы то ни было нацизму. В этом смысле я должен сказать еще одну важную вещь, что на этом поприще Александр Гельевич тоже очень много сделал, потому что множество молодых людей, которые могли бы сейчас оказаться рядом с какими-нибудь нацистскими организациями, в итоге ушли к нему и осознали свою неправоту. Евразийство — это геополитическая программа русского православного империализма. Это попытка перевести на геополитический язык те задачи политического миссионерства, задачи возвращения отторгнутых от России территорий, утверждения русской государственной позиции в пространстве Евразии и всего мира, которые стоят и перед нашей страной, и перед нашей Церковью. В чем в чем, а в нацизме неоевразийство Дугина обвинять нельзя. Это совершенно однозначно.
ВК: — Я бы еще добавил. Очень жаль, что в данном случае уважаемый отец Максим повторяет слова, которые подобают только лишь представителям самой примитивной части нашей либеральной интеллигенции. Дело в том, что это ведь, как правило, люди, которые не могут дать грамотного политологического определения фашизма и национал-социализма. Что такое фашизм изначально? Это теория корпоративного государства с сильным лидером. Это конкретное явление исторической жизни Италии первой половины 20 века. Что такое национал-социализм? Это тоже специфическое чисто германское явление, вызванное поражением Германии в 1 мировой войне и ситуации, которая сложилась в Веймарской республике. Национал-социализм — это попытка некоей чисто немецкой, даже не общеевропейской альтернативы марксизму. Попытка очень неудачная, которая в конечном счете привела к тому, что Германия была ввергнута в войну с нашей страной. На самом деле Германия и Россия, с точки зрения геополитики, должны были бы быть союзниками. Это страны, принадлежащие к одному великому континенту, страны с очень родственной и близкой культурой. Тем не менее национал-социализм явился той провокацией, которая была затеяна для того, чтобы вторично столкнуть Германию и Россию. К чему это привело Вы прекрасно знаете. Вот что такое национал-социализм. Все же разговоры о «русском фашизме», о русском «нацизме», которые сегодня приходится слышать, это как правило пугало, которым либеральная интеллигенция пугает саму себя. И, кстати говоря, у Александра Гельевича в свое время была написана очень остроумная статья, которая называется «Фашисты приходят в полночь». В этой статье он показывает, что фашизм — это некая садомазохистская изнанка либеральной личности и современного интеллигента, которая таится в нем самом. Это некая проекция собственного экзистенциального страха. И причем, Александр Гелиевич в этой статье использовал весь аппарат современной экзистенционалистской философии, причем сделал это с большим юмором и блеском. И всякому, кто сегодня говорит о русском фашизме, я бы советовал эту статью прочитать.
АМ: — Я еще хочу сказать, что, на мой взгляд, любая критика в данном случае, такой фигуры, как Дугин, такого учения как неоевразийство, всегда должно иметь за собой какой-нибудь позитивный план. А что вы предлагаете взамен? Потому что сейчас мы живем в обществе, которое находится в состоянии интенсивного очень нервного и хаотически направленного поиска, наша молодежь, в том числе молодежь интеллектуальная, испытывает колоссальный интеллектуальный голод, потому что наше государство сейчас серьезно не занимается вопросами образования. И если появляются такие фигуры, как Дугин, то на самом деле наша Церковь и наше государство должны пытаться их использовать во благо общества. И если наша Церковь и наше государство не может восполнить этих лакун, тогда наоборот, надо приветствовать то, что делают люди такого миссионерского масштаба. Что в данном случае тот же протоирей Максим Козлов мог бы предложить молодому ищущему активному человеку взамен того, что ему предлагает Александр Дугин? Одного утверждения о том, что нужно идти в Церковь, что Церковь — это Истина, для молодого ищущего человека не достаточно. Я знаю, что протоирей Максим Козлов является настоятелем прихода при МГУ. И регулярно бываю в МГУ и хорошо знаю студенческую и аспирантскую молодежь, и не могу сказать, что там идет какая-то серьезная миссия. Там есть все, что угодно. Там полно либералов, полно коммунистов. Там даже есть свои нациствующие господа. Но сказать, что там есть какая-то православная миссия, нельзя, кроме разве что действий диакона Андрея Кураева, который действительно, в этом направлении очень активно себя ведет. А вот именно через работы Александра Дугина, как ни странно, очень многие молодые люди, как я уже говорил, приходят к православию, хотя казалось бы, Дугина никто в этом не уполномочивал, это просто его личная жизненная позиция, которая должна быть жизненной позицией любого христианина.
ИБ: — Будем заканчивать. Вы упомянули дьякона Андрея Кураева. Я тоже позволю себе сослаться на недавно состоявшуюся с ним беседу. Мы с дьяконом Андреем Кураевым тоже разговаривали о Дугине, о сегодняшних проблемах Церкви. Он сказал, что, если обратиться к сфере демографии, то все очень определенно: русскому народу осталось существовать 60 лет, если все будет продолжаться в таком же духе, как сейчас. То есть, в среднем, по миллиону в год мы теряем людей. С такими темпами самый оптимистический сценарий существования русского народа — это 60 лет. «Оптимистический» в том смысле, если не будет войны, внешней агрессии. Причем, из этих 60 лет есть 15−20 лет, когда можно еще поправить ситуацию, хоть как-то. Если и не полностью, то частично ее выправить. И вот если в эти 15−20 лет не произойдет радикального воцерковления общества, то ситуация будет непоправима. Поскольку рожают детей, как показывает та же социология, сегодня только православные и бомжи. Бомжи, наверное, будут в любом случае рожать много детей, а вот православные, если их будет мало, если они будут исходить из позиции, что давайте замкнемся в нашей общине, никого туда не пустим, будем чистые, канонически точные, все у нас будет безукоризненно, не будет никаких сомнительных личностей в приходе и.т.д. — одним словом, если православные сделают так, то, несомненно, через 30−40 лет русского народа не станет. И, цитирую дьякона Андрея Кураева, «церковь будет в ответе за то, что не сберегла русский православный народ. Хотя возможность к этому была, но она не заметила».
Итак, наша сегодняшняя беседа с уважаемыми гостями Аркадием Малером и Владимиром Карпцом выявила очень любопытную ситуацию, которую сейчас, как мне кажется, переживает наша Церковь и наша культура. Действительно, Церковь сейчас стоит перед очень серьезной развилкой. Чем-то это даже напоминает времена первых христиан, точнее христиан II—IV вв.еков. Когда стоял вопрос: либо открываться, идти в общество, которое в лучшем случае будет посмеиваться, как посмеивался афинский ареопаг над Апостолом Павлом за его благовестие о смерти и Воскресении Спасителя. В худшем же случае будет очень жестко сопротивляться и убивать этих людей, которые осмелились придти к этому миру с благовестием, со свидетельством о смерти и воскресении Христа. Либо — идти с открытым забралом навстречу этому миру, либо остаться замкнутыми, хотя и связанными между собой, но разрозненными группами христиан, о которых этот мир будет болтать всякую чепуху. Как сейчас о православных болтают всякую чепуху. Тогда болтали, что христиане едят младенцев, а сейчас говорят еще какие-нибудь глупости, которые мы все прекрасно знаем.
Одним словом, ситуация непростая. Раскол между миром и Церковью сегодня заметен как никогда. И вот эти две тенденции — хранить чистоту, не отступать, но при этом замыкаться в своей чистоте, или же, напротив, идти с активной миссией, не бояться. Известно, что некоторые православные сжигают некоторые книги. А вот Александр Дугин не сжигает. Он их читает, изучает, использует в своей миссионерской работе. Ясно, что это два метода. И, может быть, для кого-то и нужно сжигать книги. Но совершенно было бы неправильно то, если бы люди, которые сжигают книги, потребовали от людей, которые используют их для миссии, чтобы они тоже начали их сжигать. А в противном случае — перестали бы общаться с ними. Мне кажется, что тогда мы окажемся в каком-то очень неприятно новом средневековье западного типа с процессами над ведьмами и т. п. Очень бы этого не хотелось.
Итак, выяснилось, что, во-первых, Александр Дугин несомненный миссионер и работает на воцерковление социума. Многочисленные факты, подтверждающие это, привели сегодня наши гости. Во-вторых, мы выяснили, что Александр Дугин — это человек живой, изменяющийся. Кстати, отец Андрей Кураев тоже мне об этом сказал в нашем разговоре: его радует, что Александр Гельевич человек живой и изменяющийся. И он, несомненно, от каких-то эзотерических доктрин эволюционировал в сторону ортодоксального Православия. В-третьих, мы говорили о том, что Александр Гельевич Дугин возвращает Православию присущую ему с Золотого века сложность, он не мирится с упрощением Православия, а работает с его сложностью, наверное, именно с тем, что наш выдающийся философ Константин Николаевич Леонтьев называл «цветущей сложностью». Действительно, с точки зрения «цветущей сложности», фигуру Александра Дугина можно было бы только приветствовать. Он делает наше Православие, нашу миссию неодномерной, не сводимой к каким-то шаблонам. Он задевает, он цепляет, вовлекает, провоцирует. Но итогом этой провокации часто оказывается именно воцерковление людей. Мы, конечно, не в праве давать какие-то рекомендации, выступать с критикой нашего священноначалия, наших иерархов церковных, и мы не будем этого делать. Мы просто хотели этой программой поставить вопрос: скорее приобретет или скорее потеряет Русская Православная Церковь оттого, что дистанцируется от Александра Дугина? Это не праздный вопрос. Что приобретет и что потеряет Церковь? На этой вопросительной ноте я бы и хотел закончить нашу сегодняшнюю передачу. Напомню, что это была программа «Старый стиль», совместный проект православно-аналитического сайта Правая.ру и радио «Радонеж». Ведущий этой программы — Илья Бражников, и наши гости — Аркадий Маркович Малер и Владимир Игоревич Карпец. Всего вам доброго, до свидания, спаси вас всех Господь.
АМ: — До свидания, спасибо.
ВК: — Спаси вас всех Христос!
