 |
| Правая.Ru | Владимир Карпец | 21.03.2009 |
18 марта Национальная Ассамблея Французской Республики утвердила решение президента Николя Саркози вернуться в военные структуры НАТО. Все происходящее — лишь реализация на глобальном уровне «плана Бжезинского-Обамы» по захвату — в союзе с Китаем — российского пространства, о котором Мадлен Олбрайт говорила, что оно «слишком велико» для России. В этих условиях только немедленный переход России к мобилизационному курсу — пока у нас еще есть ядерное оружие — может спасти положение.
11 марта президент Франции Николя Саркози заявил о решении вернуться в военные структуры НАТО. «Это в интересах Франции и всей Европы», — заявил он. «Франция желает обновить трансатлантическое партнерство между США и усиливающейся Европой», — уточнил министр обороны Эрве Морен. А глава МИД Бернар Кушнер разъяснил, что Франция, как и прежде, «полностью контролирует свою судьбу», и что участие в альянсе никоим образом не означает, что свобода выбора Франции будет поставлена под угрозу.
Когда был создан Североатлантический Альянс, именно Франция стала главной опорой США и их аппарата «холодной войны» в континентальной Европе: штаб-квартира НАТО была размещена в Париже. Однако после возвращения в Елисейский дворец бывшего руководителя антигитлеровского Сопротивления генерала де Голля, стремившегося, как и в годы Второй мировой войны, к независимости Франции и провозгласившего, как это теперь очевидно, далеко не во всем адекватную идею «Европы от Атлантики до Урала», которая в то же время имела тогда остро антиамериканскую, антиатлантистскую направленность, ситуация начала меняться. После того, как Франция стала ядерной державой, она — 1 февраля 1966 года — вышла из военной организации НАТО, а 29 иностранных баз было эвакуировано. Тогда же генерал де Голль начал сближение с СССР, который он называл «вечной Россией», «отвязал» франк от доллара, а в 1967 году, в связи с началом противостояния на Ближнем Востоке, отмежевался от односторонней поддержки сионизма. Все это стоило ему «парижской весны», происходившей одновременно с «пражской»: в результате бывшего руководителя Сопротивления вынудили «отойти от дел», после чего он вскоре скончался. Однако, даже когда дух «большого голлизма» все более выветривался, возвращаться в военные структуры НАТО Франция не стала. Как написал в газете Le Mond (5.03.09), бывший министр иностранных дел Франции Юбер Ведрин (1995−2002), «все его (де Голля — В.К.) наследники, и правые, и левые, уважали это решение, всегда остававшееся пробным камнем внешней политики и обороны Франции».
Судя по всему, целью приведения к власти Николя Саркози в мае 2007 года как раз и было возвращение «блудной» с точки зрения атлантистов Франции «в лоно Запада». Сын бежавшего от Красной Армии венгерского аристократа и дочери знаменитого парижского врача, одного из лидеров еврейской общины французской столицы, бывший адвокат, Николя Саркози — как «второе», «теневое» лицо, — стоял у истоков «ревизионизма» в голлистских структурах вместе с их главным реформаторов Шарлем Паскуа, затем возглавлял внутреннюю — в рамках «правого блока» — оппозицию Жаку Шираку и его ставленнику-«русофилу» Доминику де Вильпену. В свое время в статье «Европа Николя Саркози» сотрудник аналитического агентства Telos Алексис Далем писал о нем: «В отношении Европы у Николя Саркози три основных положения: использование европейских проблем ради саморекламы, собственная малая вовлеченность в европейские дела, согласие с британским видением Европы в ее движении к экономическому либерализму». Конечно, это последнее сегодня в связи с экономическим кризисом президент Франции сильно корректирует в сторону «евросоциализма», однако главное остается прежним: Саркози убежденный атлантист, член «международного клуба неоконов», защитник Израиля и враг Ирана, а его идейным наставником является знаменитый философ и публицист-русофоб Андре Глюксман. При этом нынешний президент Франции умело демонстрирует многообразие политического маневра — то создает «Средиземноморский союз», то союз «Варшава-Париж-Лондон», то вместе с канцлером ФРГ Ангелой Меркель проявляет неожиданную сдержанность в отношении приема Грузии и Украины в НАТО и ЕС. Впрочем, в этом последнем отчетливо проявляются экономические противоречия между «старой» и «новой» Европой в связи с конкуренцией восточно- и западноевропейской рабочей силы, особенно на фоне кризиса.
В настоящее время, согласно опросам общественного мнения, 58% французов — за возвращение в военную организацию НАТО. По крайней мере, так объявлено. Однако одно дело — «голос народа», другое — голоса тех, кто знает. 18 марта Национальная Ассамблея Французской Республики утвердила решение президента Николя Саркози вернуться в военные структуры НАТО.
Многие компетентные политики, причем, и социалисты, и постголлисты (по разным причинам), критикуют очередной «евроатлантический» шаг Саркози. Первый секретарь Социалистической партии Мартина Обри говорит, что для такого решения «нет ни срочности, ни фундаментальной причины, кроме одного лишь атлантизма, ставшего идеологией». Бывший министр обороны социалист Поль Киле называет его «опасным», поскольку «вхождение в объединенное командование создает презумпцию подчиненности французских сил, „приписанных“ к НАТО». Другой бывший министр обороны — тогда тоже социалист, а ныне председатель Республиканского гражданского движения (MRC) — сенатор Жан-Пьер Шевенман назвал предполагаемое предоставление Франции руководящих постов в Объединенном командовании «откидной скамеечкой», смягчающей «механику, в обязательном порядке снижающую уровень независимости» страны. «Все это крайне опасно для безопасности Франции, поскольку делает ее частью концепта „западного мира“, — восклицает Жан-Пьер Шевенман. — Мы не должны дать втянуть себя в войны, которые для нас не свои». А экс-кандидат в президенты Республики, ныне председатель «Союза за Французскую демократию» (UDF) Франсуа Бэйру называет происходящее «поражением для Франции и Европы». Именно Европы — поскольку Европа оказывается в еще большем подчинении у внеевропейских сил, «ставящих на кон» независимость Франции. Только общенациональный референдум, по мнению Бэйру, может решить этот вопрос, а «выбор де Голля не может быть продан, как и брошен в грязь». Многие убеждены, что референдум даст совершенно иные результаты, чем избирательные «опросы».
Разумеется, атлантисты, декларирующие свое решение как «свободный выбор», утверждают, что за этим последует неизбежное «усиление Франции и Европы». Так, одним из условий возвращения в военную структуру НАТО французские власти выдвинули назначение представителя Франции на один из двух важнейших военных постов альянса — командующего стратегическим командованием НАТО по трансформации в Норфолке (штат Вирджиния, США). Для этого Франции нужно заручиться согласием 26 стран-членов альянса. Согласно информации газеты Le Monde, Франция и США уже достигли на этот счет договоренности. Соглашение предусматривает, что французские генералы будут руководить командованием трансформации Объединенных Вооруженных сил (ОВС) и постоянным штабом ОВС в Лиссабоне. Говорят также о том, что в мирное время (sic!) французские войска не будут подчиняться Объединенному командованию, а ядерные силы Франции сохранят самостоятельность. А в военное?
В редакционном комментарии Forum.msk.ru оценивает военно-техническую составляющую решения французского президента следующим образом: «Если рассматривать НАТО как вероятного противника, то он сегодня стал сильней на размер экономики, большей, чем российская <…> В принципе, серьезно сместить ядерный баланс в пользу НАТО СЯС Франции на сегодня не способны, однако с прогрессирующей деградацией российских РВСН и на фоне сокращения морской и воздушной составляющих российской ядерной триады доля французских СЯС в общем потенциале НАТО может стать существенной». Франция является сейчас четвертой мировой державой по размерам ядерных сил (6 атомных подводных лодок с 80 боевыми ядерными блоками, 45 самолетами «Мираж», способных нести ядерное оружие, 18 шахтных пусковых установок, а также ракет средней дальности с радиусом действия 6000 км в разработке).
В связи с объявленной США и НАТО т.н. «перезагрузкой» отношений между евроатлантическим сообществом и Россией (напомним, что речь в основном идет о разоружении имеющей у себя на восточной границе никак не участвующего в этом процессе китайского ядерного гиганта России, да и Запад всерьез разоружаться вряд ли собирается) среди российского «политического класса» также появились «евроскептики» (их очень мало) и «еврооптимисты». К числу последних теперь, похоже, относится и Постоянный представитель РФ при Альянсе Дмитрий Рогозин, впрочем, вообще неоднократно на протяжении своей карьеры менявший политическую ориентацию. В своем интервью радио «Эхо Москвы» он сказал, что в возврате Франции в НАТО больше символики, чем серьезного изменения позиции страны. Согласно Рогозину, Франция никогда не выводила своих военнослужащих из штаб-квартиры и из военного командования НАТО. При этом, уточнил Рогозин, «надо иметь в виду, что, даже не будучи членом военной организации, Франция принимает самое активное участие во всех военных делах альянса. Возврат Парижа в структуры НАТО приведет к тому, что Франция будет подчинять свою собственную волю атлантической солидарности, то есть фактически, воле Вашингтона, либо будет тормозить те решения альянса, которые будут противоречить интересам союзников Франции и, в частности, России».
Союзников? Надо иметь в виду, что Россия и Франция всегда, даже при де Голле, были, скорее, «полусоюзниками». Во-первых, потому, что политическая, военная, культурная элита страны в этом вопросе жестко разделена надвое (немалую роль здесь играет этнокультурный фактор и политическое самоопределение, уходящее еще в 60-е годы прошлого столетия, в те же самые «деголлевские» времена). Во-вторых, потому что и для России с геополитической точки зрения важна не столько сама Франция, сколько полноценный франко-германский полюс, выступающий как самостоятельный политический субъект (что, на самом деле, столь же важно и для коренных французов и немцев). Добавим, что даже голлистский проект «Европы от Атлантики до Урала» является крайне двусмысленным, ибо по сути, вне выдвигавшегося в 60-е Генералом контекста, отдает Сибирь на откуп США и Китаю. Не случайно тогда же, в 60-е, создатель «консервативно-революционной» организации «Европа молодая» Жан Тириар выдвинул альтернативный проект «евросоветской империи от Дублина до Владивостока». Россия — не часть Европы, но «сердце Континента», у которого Европа является лишь «западной украйной», хотя и очень, конечно, важной.
Добавим, что позиция «еврооптимистов» — в Европе и России — в связи с решением Саркози с точки зрения тех, кто знает ситуацию изнутри, крайне шатка. Юбер Ведрин уверяет, что все, что говорится о «европеизации альянса», не заслуживает доверия. Речь идет только об «исправлении» того, что с точки зрения атлантической идеологии и американцев является «аномалией в центре Европы», — независимости Франции.
«Ревизия голлизма», которую ведет Саркози, заключается в том числе в том, что его изначальную двойственность он доводит до такой степени, при которой сами определяющие идеи Генерала превращаются в свою противоположность. В истории с возвращением в НАТО это проявляется в полной мере. «Франция хочет строить отношения партнерства с Россией, если Россия этого желает и готова обсуждать с ней безопасность нашего континента», — разъясняет Саркози свою позицию в связи с новым политическим решением. «Мы будем продолжать конкретный диалог в соответствии с нашими интересами», — говорит он, уточняя при этом, что «Франция ведет диалог с Россией, Сирией, Ливией, Ираном, Венесуэлой и Кубой». Отметим, что президент называет вещи своими именами — он называет страны потенциального «антиглобалистского», даже «антикапиталистического» блока, причем, причисляет к ним и Россию, что свидетельствует о его понимании неотменимого и объективного вектора развития нашей страны (даже поперек воли всех ее «элит»). Франция никогда не относилась к числу стран, руководство которой догматически относилась к «культу» рыночной экономики (Саркози был едва ли не первым, провозгласившим ее во время президентской кампании как некий идеал). В новых условиях акцентирование на отношениях со странами потенциально некапиталистическими (России, если она продолжит существование, все равно придется вернуться на некапиталистический путь) действительно характерно. «После краха закрытой социалистической экономики капиталистическая экономика тоже стоит на грани краха. Либеральная экономика и свободный рынок пали», — говорил недавно президент Ирана Махмуд Ахмадинеджад на саммите Организации экономического сотрудничества.
Франция это учитывает. Не мудрено — кризис. Тем не менее, Саркози не называет в этом, казалось бы, естественном, контексте Белоруссию, «роман» которой с ЕС (во многом по вине тех же самых российских элит) входит во все более активную фазу, — а это свидетельствует, конечно же, о том, что Саркози «припрятывает» в карманы козыри, которые рано или поздно будут выброшены. Козыри эти в конечно счете крайне примитивны. Нельзя забывать о том, что антироссийские стратегии неотъемлемо вплетены в политическую ткань «саркозизма». Можно вспомнить о скандале, который примерно года назад вызвала «утечка» в СМИ, рассказавшая о содержании готовившегося проекта новой военной доктрины Франции. В проекте этого документа, принятие которого — исключительная прерогатива президента, Россия называется «потенциальным противником». Проект предусматривает возможность ведения военных действий французской армии на территории бывших советских республик или даже самой России. Это, в частности, может, по словам одного из лидеров правящей партии Пьера Лелуша, в случае «усиления устремлений России на Южном Кавказе» (там же).
Не будем обольщаться. Все происходящее — лишь реализация на глобальном уровне «плана Бжезинского-Обамы» по захвату — в союзе с Китаем — российского пространства, о котором Мадлен Олбрайт (тоже представительница демократической партии США) говорила, что оно «слишком велико» для России. В этих условиях только немедленный переход России к мобилизационному курсу — пока у нас еще есть ядерное оружие — может спасти положение. Это не означает курса на мировую войну. Это означает курс на ее предотвращение. И начать России надо хотя бы с приостановки и пересмотра губительных «военных реформ».
