 |
| Радонеж | Сергей Худиев | 26.02.2009 |
«Научное и религиозное познание имеют совершенно различный характер. У них разные исходные посылки, разные цели, задачи, методы. Эти сферы могут соприкасаться, пересекаться, но не противоборствовать одна с другой. Ибо, с одной стороны, в естествознании нет теорий атеистических и религиозных, но есть теории более или менее истинные. С другой — религия не занимается вопросами устройства материи.» С этой цитаты из «Основ Социальной Концепции Русской Православной Церкви» я хотел бы начать ответ на статью талантливого православного богослова Юрия Максимова «Новомученики против Дарвина». Несомненно, что Юрий Максимов побуждаем искренней верой и стремлением послужить Богу и Его святой Церкви, однако с взглядами, которые он высказывает, едва ли можно согласиться.
Мы с благоговением обращаемся к святым как к примерам благочестивой жизни и верности Христу перед лицом страшных гонений. Однако должны ли мученики и Святые Отцы служить для нас наставниками и в естественных науках? Согрешает ли православный инженер, обращающийся при строительстве мостов к научным трудам по гидравлике и сопротивлению материалов, а не к Святым Отцам? Виновен ли православный врач в отступничестве, если он, вознося молитвы о здравии своих пациентов, вместе с тем, назначая лечение, руководствуется современной микробиологией, химией, и другими научными дисциплинами, а не святоотеческими творениями? Должен ли благочестивый авиаконструктор руководствоваться святоотеческой аэродинамикой, отвергая измышления неправославных и неверующих ученых? Думаю, мы согласимся в том, что грехом было бы как раз пренебрегать теми истинами о природном мире, которые установила наука, и, таким образом, подвергать опасности жизнь и здоровье людей. Кроме того, удаляясь от современной науки, провозглашая ее безбожной и противной благочестию, мы обречем себя на то, чтобы бороться за рабочие места дворников и чернорабочих, конкурируя с выходцами из Средней Азии.
Однако является ли настороженное отношение к науке просто чем-то глупым и смешным? Нет. У такого отношения есть свои причины, и нам стоит рассмотреть их подробнее. Первородный грех глубоко затронул все аспекты человеческой природы, и, увы, не существует ничего, что падший человек не мог бы обратить себе во вред. Даже Священное Писание, данное нам ко спасению, лжеучителя извращали на погибель себе и тем, кто следовал за ними. Невозможно отрицать великую пользу, которую приносит наука — медицина облегчает человеческие страдания, а современные методы коммуникации позволяют проповедовать слово Божие через континенты. Для верующих ученых — и не только ученых — научные открытия служат источником благоговейного изумления перед величием Божественного творения; одно устройство атома углерода, благодаря которому возможно существование органики — и, таким образом, жизни — побуждает восклицать, вместе с псалмопевцем, «все соделал Ты премудро». Однако в нашем падшем мире наука — как и все остальное — была употребляема и во зло.
Ошибка, которую нередко делают, с самыми добрыми намерениями, православные люди, состоит в неразличении собственно научных теорий, (которые, напомним могут быть истинными или ложными, но не религиозными или атеистическими) — и философских доктрин, которые приписывают себе научные основания. Говоря в этой связи о «дарвинизме» мы должны различать два разных явления, называемые этим именем. Существует дарвинизм как научная теория, описывающая развитие жизни. Существует «дарвинизм» как философская доктрина, делающая заявления, далеко выходящие за рамки науки. «Дарвинизм» втором смысле имеет мало отношения и к науке, и лично к Дарвину. Дарвин вовсе не был воинствующим атеистом; от дискуссий о бытии Божием он предпочитал деликатно уклоняться. Да, сейчас воинствующие атеисты зачисляют Дарвина в «свои» — но зачем нам с ними в этом соглашаться? Против какого дарвинизма негодуют святые новомученики? Рассмотрим слова священномученика Владимира Киевского (†1918): «Только в настоящее время нашла себе место такая дерзкая философия, которая ниспровергает человеческое достоинство и старается дать своему ложному учению широкое распространение. …Не из Божиих рук, говорит оно, призошёл человек; в бесконечном и постепенном переходе от несовершенного к совершенному он развился из царства животных и, как мало имеет душу животное, также мало и человек… Как неизмеримо глубоко всё это унижает и оскорбляет человека! С высшей ступени в ряду творений он низводится на одинаковую ступень с животными… Нет нужды опровергать такое учение на научных основаниях, хотя это сделать и нетрудно, так как неверие далеко не доказало своих положений».
Несомненно, что любой православный человек может только подписаться под этим словами. Но идет ли здесь речь о научной теории Дарвина? Нет; речь идет об определенной философии, делающей утверждения, не имеющие отношения к науке. Рассмотрим это подробнее. Наука характеризуется своим методом. Этот метод включает в себя сбор данных, путем повторяющихся наблюдений и воспроизводимых экспериментов, выдвижение гипотез, которые могли бы объяснить эти данные, а потом верификацию (подтверждение) или фальсификацию (опровержение) этих гипотез. К области естественных наук относятся утверждения, которые можно подтвердить (позитивный критерий) или опровергнуть (негативный критерий Карла Поппера) при помощи наблюдений и экспериментов. Научны ли заявления, что «человек произошел не из Божиих рук», «человек находится на одной ступени с животными» «не имеет души»? Нет. Не существует экспериментов — или наблюдений — которые могли бы подтвердить или опровергнуть эти тезисы. То, что воинствующие атеисты выдают за науку, на самом деле — философия, которая не может быть подтверждена научно. Разумеется, эта философия неприемлема для христианина; но и с точки зрения добросовестного ученого она представляет собой злоупотребление понятием «науки». Идеологизация — это не грех науки; это грех против науки. В ХХ веке самые людоедские идеологии — и коммунизм, и расизм, и социал-дарвинизм — апеллировали к теории эволюции, и настороженность верующих людей тут вполне объяснима. Однако порочные люди способны извратить и использовать все что угодно в своих порочных целях. Составлять мнение о научной теории по безбожным идеологиям, которые объявляют ее «своей» было бы также неверно, как составлять мнение о Писании по каким-нибудь сумасшедшим сектам.
Если же говорить о Дарвинизме как о научной теории — о наследии самого Дарвина, а не об идеологических спекуляциях на этом наследии — то эта теория, как и полагается научной теории, не является атеистической или религиозной. Священное Писание говорит «И создал Господь Бог человека из праха земного, и вдунул в лице его дыхание жизни, и стал человек душею живою. (Быт.2:7)»; наука рассматривает процесс, в ходе которого прах земной был преобразован в человеческое тело. В рамках библейского взгляда на мир не существует противопоставления между естественными процессами и Божественным творением. Псалмопевец, например, говорит, обращаясь к Богу: «Ибо Ты устроил внутренности мои и соткал меня во чреве матери моей. Славлю Тебя, потому что я дивно устроен. Дивны дела Твои, и душа моя вполне сознает это. Не сокрыты были от Тебя кости мои, когда я созидаем был в тайне, образуем был во глубине утробы. Зародыш мой видели очи Твои; в Твоей книге записаны все дни, для меня назначенные, когда ни одного из них еще не было. (Пс.138:13−16)» Супружеские отношения, беременность, роды — естественный процесс, в результате которого ребенок появляется на свет, но псалмопевец, прекрасно зная это, видит в этом творческое деяние Бога. Биологические виды могли быть созданы сразу, а могли быть сформированы в результате длительного процесса, который выглядит столь же «несверхъествесвенным», как беременность — в том и в другом случае мы имеем дело с творческой активностью Бога.
Одно из возражений против эволюционной теории относится к понимаю связи греха и смерти. Действительно, теория эволюции предполагает, что смерть животных существовала очень долгое время до появления (и греха) человека. Надо, однако, отметить, что-то обстоятельство, что животные жили, умирали, и оставляли после себя ископаемые останки, задолго до появления (и греха) человека, не есть теория — это есть наблюдаемый факт. Стоит ли нам предполагать (вместе с некоторыми американскими протестантами) что Бог специально расположил ископаемые останки таким образом, чтобы создать у людей непреодолимое впечатление, что животные умирали до человека, и таким образом, испытать нашу веру? Это представляется крайне затруднительным. Но главное — это просто не нужно. Писание вовсе не утверждает, что смерть животных является результатом человеческого греха, и ничто не обязывает нас к вере в бессмертие животных до падения человека. Рассмотрим, что Писание говорит о грехе и смерти:
«Посему, как одним человеком грех вошел в мир, и грехом смерть, так и смерть перешла во всех человеков, [потому что] в нем все согрешили. Ибо [и] до закона грех был в мире; но грех не вменяется, когда нет закона. Однако же смерть царствовала от Адама до Моисея и над несогрешившими подобно преступлению Адама, который есть образ будущего. Но дар благодати не как преступление. Ибо если преступлением одного подверглись смерти многие, то тем более благодать Божия и дар по благодати одного Человека, Иисуса Христа, преизбыточествуют для многих. (Рим.5:12−15)»
О чьей смерти тут речь? О смерти человеков в результате греха Адама и об искуплении человеков же в Иисусе Христе. Библия не говорит о том, что смерть животных — результат человеческого греха.
Мы знаем, что диавол пал до человека — в 3 главе бытия он уже является падшим и соблазняет прародителей. Внесло ли падение денницы какие-то негативные изменения в органический мир мы не знаем, хотя это представляется правдоподобным. Мы можем, однако, определенно утверждать, что противление воле Божией и грех существовали в тварном мире до падения человека, поскольку сатана пал раньше.
Другое возражение относится к тому, что Шестоднев, по-видимому, ничего не сообщает нам об Эволюции. Как эмоционально формулирует это Юрий Максимов, «Бог по неизъяснимой прихоти солгал Своему пророку Моисею, вместо того, чтобы честно рассказать про эволюцию». Я могу только согласиться, что Бог не наставлял Моисея в эволюционной биологии. Бог также отнюдь не преподал Своим Пророкам современных научных представлений о ядерной физике, химии, астрономии и тому подобном, и позволил им придерживаться тех представлений о устройстве природного мира, что и их современники. Цель Библейского Откровения — отнюдь не наставление в естественных науках, а откровение о Боге и Его отношениях с творением. Вспомним, что еще Лютер негодовал на Коперника, указывая на то, что Иисус Навин (10:12) велит остановиться именно Солнцу, а не Земле. Будем ли мы негодовать на гелиоцентризм, как на учение, противное слову Божию, и будем ли задаваться вопросом, не солгал ли в этом случае Бог? Может быть, мы просто согласимся на том, что образный, символический и поэтический язык, к которому часто прибегает Священное Писание, часто не предполагает буквального толкования?
Было бы ошибкой полагать, что истина православной веры зависит от состоятельности (или несостоятельности) той или иной научной теории. Было бы ошибкой также отдавать науку безбожникам, чтобы они ссылались на ее авторитет для провозглашения своих философских доктрин; православные христиане должны быть готовы, со знанием предмета, распознать, когда собственно наука подменяется идеологией.
Среди видных ученых, признанных научным сообществом, есть люди верующие и благочестивые. Как говорил выдающийся эволюционный биолог (и православный христианин) Феодосий Добжанский, «Я креационист и эволюционист…. Приходит ли эволюционная доктрина в столкновение с религиозной верой? Нет. Рассматривать священное Писание как школьный учебник по астрономии, биологии, геологии или антропологии — грубая ошибка. Воображаемый (и неразрешимый) конфликт возникает только тогда, когда символы священного Писания истолковываются в том смысле, который в них никогда не вкладывался». Очень часто нападки представителей научного мира на христианство связаны с крайне приблизительным представлением о христианстве; надо признать и то, что часто нападки христиан на науку связаны с крайне приблизительным представлением о науке. Когда мы рассудительно подходим к тому и другому, мы видим не конфликт, а возможности для сотрудничества.
Как сказал Святейший Патриарх Кирилл, выступая 15 февраля 2009 г. на открытии XVII Рождественских образовательных чтений, «..Мы должны ясно и с полной ответственностью понимать, что у нашего народа вообще нет будущего, если наука и образование не станут национальными приоритетами».
