Россия — США: перспективы ядерного сдерживания

Согласно Договору о сокращении стратегических наступательных потенциалов (СНП), подписанному В. Путиным и Дж. Бушем, к 2012 г. США и Россия должны иметь по 1700—2200 боезарядов межконтинентальных баллистических ракет (МБР), баллистических ракет подводных лодок (БРПЛ) и стратегических бомбардировщиков. У американцев эти боезаряды, вероятнее всего, будут размещены на 500 МБР «Минитмен», 14 атомных ПЛ («Трайдент-2»), а также на 97 стратегических бомбардировщиках (В-52 и В-2). И 2200 боезарядов для США никакой проблемы не создают.

По имеющимся данным, американцы сегодня имеют порядка 8000 боеголовок, подпадающих под СНП. США решают задачи сокращения путем снижения числа носителей, числа боеголовок на них и вывода из боевого состава четырех ПЛАРБ (подводная лодка атомная с баллистическими ракетами) типа «Огайо» для (внимание!) переоборудования их под крылатые ракеты морского базирования (КРМБ) «Томахоук». Часть боезарядов (неизвестно, сколько именно), снимаемых с носителей, американцы просто складируют, часть отправляют на модернизацию (перезарядку) и часть утилизируют. То есть создают так называемый возвратный потенциал, когда боеголовки со склада можно вернуть на тот же «Минитмен» или «Трайдент».

Но не только это обстоятельство вызывает серьёзную озабоченность. Идущие на смену названным типам ракет крылатые ракеты «Томахоук» перспективны, они способны нести ядерный боевой заряд и обладают высокой точностью благодаря использованию космической радионавигационной системы, а также могут перенацеливаться в ходе полёта. В ближайшие два-три года США начнут производство крылатой ракеты воздушного и морского базирования, обладающей фантастическими боевыми качествами: скорость — 5 Махов (Мах равен скорости звука), дальность — свыше 5 тыс. км.

Замечу особо, что КРМБ не ограничены никакими соглашениями и внешне ядерные ракеты неотличимы от неядерных.

А теперь представим себе ситуацию: подводные лодки типа «Огайо», несущие по несколько десятков крылатых ракет, выходят на боевое дежурство в Баренцево, Охотское и Японское моря и сразу берут под прицел все позиционные районы российских РВСН, пункты базирования морских ядерных сил и стратегической авиации. Им не обязательно наносить крылатыми ракетами ядерные удары по «Тополям» грунтового базирования, аэродромам, командным пунктам стратегических ядерных сил (СЯС) и другим слабо защищенным объектам инфраструктуры СЯС. По шахтным пусковым установкам вполне возможны удары с применением глубоко проникающих боеголовок, оснащённых малогабаритным ядерным зарядом.

У нас остаются ракетные подводные крейсеры стратегического назначения (РПКСН), находящиеся на момент конфликта на боевом дежурстве в Мировом океане. Но насколько они неуязвимы? В ноябре 2008 г. американские агентства со ссылкой на Пентагон известили о том, что ВВС США успешно испытали лазерную установку, смонтированную на борту «Боинга-747». Такая лазерная пушка способна уничтожить стартующие баллистические ракеты. Выходящие из-под водяной толщи БРПЛ для них — очень удобная цель. К слову, в начале лихих 90-х годов российские научные организации по распоряжению Б. Ельцина передали американцам советские технологии производства непрерывного химического лазера. Он теперь и используется против нас.

Короче говоря, США придают серьёзное значение поддержанию и развитию своего стратегического ядерного потенциала.

Не дремлют и наши восточные соседи. Китай пока существенно отстаёт от нас по дальности и точности попадания своих ракет. Но тем не менее большую часть российской территории они достают. И «почему-то» очень интересуются технологической документацией боевого железнодорожного ракетного комплекса (БЖРК, создавался на Украине), недавно торжественно уничтоженного Министерством обороны России, подвижным грунтовым комплексом «Пионер» (дальность полета ракеты — 5 тыс. км, три боеголовки), уничтоженным М. Горбачевым, и даже «Тополем».

Специалисты-ракетчики утверждают, что к 2015−2017 гг. китайский ракетно-ядерный потенциал наземного базирования сравняется с российским по числу боезарядов и носителей. И вообще к этому сроку, если в стране не произойдет чего-то разумно-кардинального, мы с трудом будем поддерживать ядерный потенциал как раз на уровне 1 тыс. боеголовок.

Итак, новая американская администрация сделала намёк на готовность ограничить потолок ядерных вооружений России и США одной тысячей боеголовок с каждой стороны. У меня нет никаких сомнений, что вскоре поступит официальное предложение на сей счет. Такова логика американской дипломатии: сначала запускается интрига на неформальном уровне, российская сторона тут же на неё клюет, причем сразу на уровне официальном (уже отметились и вице-премьер, и председатель комитета Госдумы, и МИД), раскрывая свои карты, ну, а затем следует заявление госдепа или президента США.

Предложения еще нет, но мы уже приветствуем его (вице-премьер С. Иванов) и выражаем готовность к переговорам. Вопрос: к переговорам о чём? Несмотря на то, что, казалось бы, называется конкретная цифра в 1 тыс. боеголовок, она достаточно условна и мало о чем говорит.

Во-первых, неясно, идет ли речь только о ядерных боеголовках стратегических ракет или сюда же включается и авиационно-стратегический компонент? Во-вторых, входит ли в это число тактическое ядерное оружие и к какому классу отнести крылатые ракеты с дальностью полёта в несколько тысяч километров и несущих ядерный заряд? В-третьих, все предыдущие договоры об ограничении и сокращении стратегических вооружений ОСВ-1, ОСВ-2, СНВ-1, СНВ-2, о ракетах средней и малой дальности (РСМД) базировались на Договоре об ограничении противоракетной обороны (ПРО) 1972 г. Именно после его вступления в силу начались переговоры по СНВ. То есть стороны тесно увязали воедино наступательный и оборонительный потенциалы, выровняв начальные условия. Сегодня американцы выводят ПРО за скобки, скорее всего туда же выведут и стратегические крылатые ракеты. А поскольку мы по этим компонентам кардинально уступаем США, то и при видимых одинаковых количественных показателях (та самая пресловутая одна тысяча боеголовок) условия для переговоров для нас далеко не равные.

Американцы мощно развивают многоэшелонированную систему ПРО, подтягивая её к уровню способности уничтожить до 600 носителей ядерного оружия и до 300 прорвавшихся боевых блоков. То есть они заведомо получают переговорное преимущество.

А ведь роль СНВ (МБР, БРПЛ, стратегическая авиация) довольно специфична. Начиная с 70-х годов они перестали быть оружием боевого применения, потому что ни одна из сторон не могла его применить без опасности получить ответный удар по собственной территории. Подоплека договоров СНВ-1 и СНВ-2 — гарантированное взаимное уничтожение, но меньшим числом ударных средств. В 70−80-е годы ХХ столетия в определённых структурах подсчитывали, сколько раз та или иная сторона могла уничтожить сторону противную. Американский фельетонист Арт Бухвальд тогда писал об этом, как о сумасшествии, когда генералы хвастались, что они могут уничтожить СССР семь раз, а советские ракеты Америку — только четыре раза. «Я не хочу умирать в ядерном котле ни разу», — восклицал он.

Но именно возможность взаимного уничтожения сдерживала применение тактического ядерного оружия (ТЯО) и обычных военных средств и вообще предотвращало вооруженный конфликт между СССР (Россией) и США.

Возвращаясь к названной американцами цифре в 1 тыс. боеголовок, хочу сказать, почему я считаю её условной. Здесь важнее другое число: сколько боезарядов при любом развитии ситуации российская сторона может гарантированно донести в качестве ответного «подарка» до американской территории? И сможет ли вообще ответить? Даже если из этой тысячи в ходе ответно-встречного удара до территории США долетит сотня боеголовок, думаю, этого будет достаточно, чтобы сдержать — нет, не ядерный удар, до этого безумия дело не дойдет — крупномасштабную военную агрессию против России. Но здесь измерение другое: ответно-встречный удар — это когда США запускают МБР в нашу сторону, а мы свои им навстречу. А если МБР не полетят в нашу сторону?

18 января 2003 г. Дж. Буш подписал директиву о разработке концепции «Быстрого глобального удара» и подготовке вооружённых сил к её освоению. Суть её: вооружённые силы США наносят по административным, военным, экономическим центрам государства-противника мощный кратковременный (в течение 4−6 часов) удар обычными средствами и принуждают его руководство к капитуляции. Основное ударное средство — десятки тысяч крылатых ракет. Так вот Россия с подобной угрозой может столкнуться в случае, если ее стратегический ядерный потенциал будет девальвирован американской ПРО в сочетании с превентивным ударом обычных средств по объектам СЯС.

Зададимся теперь вопросом: пойдёт ли высшее руководство России на применение СЯС по противнику, нанесшему удар обычными средствами, в условиях, когда нет уверенности, что ядерные боеголовки твоих ракет достигнут его территории? И когда в ответ можешь получить ту самую тысячу оговоренных боезарядов плюс пару тысяч ядерных крылатых ракет, притом что у нас нет не только ПРО, но и системной ПВО?

Так что для нас не столь важно, договоримся ли мы о тысяче или полутора тысячах боеголовок, а то, каковы будут условия отношений с Соединенными Штатами во всей палитре военно-стратегических потенциалов. Это — и военная экспансия в космосе, и ПРО, и класс крылатых ракет, и расширение НАТО, и система международной безопасности. И конечно, вовлечение других ядерных держав, КНР и Великобритании в первую очередь, в процесс глобальной системы стратегической стабильности.

Как представляется, Россия, не дожидаясь официального американского предложения об ограничении числа ядерных боеголовок, могла бы сформировать свою — более широкую — повестку переговоров по всему комплексу военно-стратегических проблем и вместе с Америкой вовлечь в этот процесс все державы ядерного клуба.