 |
| Правая.Ru | Илья Бражников | 10.02.2009 |
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. БРЕНД РОССИЙСКОГО ПАТРИАРХА
Поиск достойнейшего кандидата в нашем случае был нужен лишь тем, кто — в силу возраста, воспитания или традиции — продолжает считать религию, православие первостепенным делом, определяющим всю жизнь. Такие люди на соборе оказались в меньшинстве. Организаторам мероприятия «усложнение пейзажа» было совсем не нужно. По-видимому, для них, как и для большинства современных людей, религия — фактор малозначимый по сравнению с другими мировыми трендами. Религия — лишь способ в этих трендах поучаствовать
Время людей и соборов
Социальные институты, даже самые древние, не возобновляются автоматически. Они таковы, каковы учреждающие их здесь и сейчас люди. Поэтому можно говорить о том, что 27−29 января 2009 года в Москве была учреждена некая новая организация, которая по традиции (или в силу привлекательности бренда) будет носить пока прежнее имя: РПЦ МП.
Событие поставления 16-го русского патриарха было представлено в СМИ как некая глубоко традиционная процедура, уходящая корнями в глубину веков. Новый патриарх оказывался очередным звеном в длинной цепи своих предшественников. Институт Церкви стал за последние полтора-два десятилетия настолько привычным, что многим кажется, будто бы то, как всё происходит сегодня здесь, происходило всегда. Всё это «освящено традицией». С другой стороны, стали привычны выборы. Всегда где-то кого-то выбирают. В действительности, никто, никогда и нигде не выбирал патриарха так, как это было в случае с 16-м предстоятелем Русской Православной Церкви.
Когда дьякон Андрей Кураев в своём предвыборном комментарии, положившем начало беспрецедентной в истории церковной публицистики «полемике» (беспрецедентной — по степени цинизма) сформулировал: «Патриарх Кирилл — пора привыкать?» — он, знал, что говорил. Он знал, что, хотим мы того или нет, имеем ли мы на сей предмет какое-либо мнение или не имеем его, нравится нам это или не нравится, но патриархом будет поставлен именно местоблюститель Кирилл.
Так и вышло. Конечно, об «избрании» Кирилла говорить невозможно. Поместный Собор (или то, что было названо этими словами) завершился досрочно. Вопросы, которые столько лет ждали соборного обсуждения, не были поставлены. Выступить многим желающим, включая предстоятеля Зарубежной Церкви митрополита Илариона, попросту не дали. Всё было сделано очень быстро и технологично. Многие архиереи и священники разъехались разочарованными. На старом языке приказавшей долго жить человеческой морали раньше это называлось «неуважение к людям».
Но эпоха людей закончилась.
Мы не станем в этой статье давать какие-либо оценки личности новоизбранного Московского патриарха или его действиям. Дело сделано. Да мы и не судьи ему. Можно сколько угодно вставать в позу ревнителя благочестия или разочарованного идеалиста, но невозможно отменить ход вещей. Патриарх произведен. С другой стороны, мы не будем торопиться «привыкать» к новому, по совету дьякона всея Руси. Мы полагаем, что 27 января — 1 февраля 2009 года в России произошло важное историческое событие, которое нельзя рассматривать в одном ряду с простыми «выборами патриарха». Выбран не просто новый патриарх. Совершен исторический, геополитический выбор, который определит вектор российской и европейской (а возможно, и мировой истории) в самом ближайшем будущем.
Кирилл не избран. Он именно произведен, поставлен. «Значит, это кому-нибудь нужно»? Но едва ли мы найдем и назовем имена людей, помимо самого Кирилла, принявших и «продавивших» именно это решение. Возможно, это вовсе и не люди. Разумеется, были те, кто участвовал в техническом решении этой задачи, и были те, которые эту задачу ставили. Но речь не о них. Из-за них, помимо них, откуда-то извне распространилось убеждение, что место вверху иерархии должен был занять именно Кирилл.
Конечно, архимандрит, архиепископ, затем митрополит и теперь патриарх Кирилл появился на церковно-политической арене не вчера. Его репутация «церковного лидера» складывалась на протяжении нескольких десятилетий. Но, как нам приходилось уже писать, Церковь не та организация, которой непременно должен руководить «лидер». Скорее тут должен быть безусловный авторитет, отец, а это совсем не то, что «лидер».
Ведь Восток — это не Запад.
Постав патриарха
Мартин Хайдеггер в своем известном тексте «Вопрос о технике» определял сущность технического как постав: По-ставом мы называем собирающее начало той установки, которая ставит, т. е. заставляет человека выводить действительное из его потаенности способом поставления его как состоящего-в-наличии (пер. В. В. Бибихина). Причем не человек использует технику как инструмент для достижения своих целей (вопреки расхожему мнению), но напротив — постав техники заставляет человека участвовать в событии раскрытия истины бытия, в частности — участвовать в истории Нового времени. Тогда сформулируем вопрос так: что же осуществило постав нового русского патриарха? Каковы особенности и черты этого постава, выдвинувшего именно Кирилла в число тех, кому вручены судьбы русской истории в ближайшие — кризисные — годы?
Но прежде ответим на очевидно возникшее недоумение. Какое отношение имеет рассмотренный немецким философом Хайдеггером вопрос о технике к выборам российского патриарха? На наш взгляд, самое непосредственное. Хайдеггер раскрыл сущность технического, показав, что техника — это не только машины. Мы сегодня имеем дело с так называемыми «гуманитарными» — политическими, социальными и др. — технологиями. Их суть — тот же самый постав, только не в сфере производства, а в обществе.
Мы не станем демонизировать технологии. Мы понимаем, что это просто такой, как будто бы современный, модный и считающийся эффективным способ управления. Но если промышленные технологии обкатаны уже давно, и побочные продукты производства тоже научились использовать, то в «гуманитарной» сфере все эти промежуточные продукты, все издержки производства свалены неподалеку и весьма неприглядно выглядят. Даже порой пахнут. Но речь, впрочем, опять-таки не об этом.
Патриарх пустыни
Прежде всего, необходимо объясниться, почему мы считаем нового патриарха не избранным, а именно поставленным. Для этого хотелось бы обратиться к работе «Избрание патриархов в Византии» выдающегося русского церковного историка Ивана Ивановича Соколова. В этом труде он достаточно подробно и с наглядными примерами описывает процесс выборов патриарха в Римской империи в IX—XV вв. Идеальный сценарий (случаи отклонения от него также подробно описаны — именно как «отклонения») выглядит, согласно Соколову, следующим образом:
При сравнении с этой, без сомнения, идеальной моделью выборов патриарха, легко увидеть и оценить, что произошло в Москве 27−29 января 2009 года.
Во-первых, совершенно ясно, что если бы была такая возможность, кандидатура Кирилла была бы утверждена просто волевым решением, без всяких «соборов». Митрополита Кирилла его незадачливые пиарщики с самого начала называли «единственным», «безальтернативным» и «оптимальным» кандидатом. «Зачем усложнять пейзаж?» — вопрошали они риторически, демонстрируя тайную приверженность тому, что Ален де Бенуа назвал «духом пустыни».
Но Русская Церковь, пока она жива, жива как раз иным — духом леса, поэзией лесного скита, и потому усложнение пейзажа, превращение «пустыни» в «лес» было бы на самом деле крайне желательно.
Победил, тем не менее, «дух пустыни». Не «цветущая сложность» восточно-европейского ландшафта, а предельно упрощенный ближневосточный пейзаж.
Однако, просто назначенный Синодом патриарх был бы нелегитимен. Поэтому было принято решение провести на скорую руку формальный «собор». О том, как это делалось — кто и как, например, попал на собор от мирян — лучше поговорить отдельно, в жанре социальной сатиры или памфлета. Если бы действительно стоял вопрос о выборе патриарха — первого предстоятеля, молитвенника за свой народ, — то нужно было бы серьезно потрудиться, ни в коем случае не спешить, и в конце концов найти того, кто бы устроил всех. Такие архиереи (не говоря уже об архимандритах) были. Как пишет И.И. Соколов: «Ввиду того что избрание патриарха было весьма важным фактом в жизни Византии. этот акт затягивался иногда на очень продолжительное время и служил поводом к соревнованию между участниками этого сложного и крупного дела».
Но поиск достойнейшего в нашем случае был нужен лишь тем, кто — в силу возраста, воспитания или традиции — продолжает считать религию, православие первостепенным делом, определяющим всю жизнь. Такие люди (по счастью, ещё существующие в этом мире) на соборе оказались в меньшинстве. Организаторам мероприятия «усложнение пейзажа» было совсем не нужно. По-видимому, для них, как и для большинства современных людей, религия — фактор малозначимый по сравнению с другими мировыми трендами. Религия — лишь способ в этих трендах поучаствовать. И это было со всей наглядностью всем продемонстрировано.
Никакого «разыскания кандидатов» и предварительного обсуждения не проводилось. Мнение монастырей было фактически проигнорировано. (Две предвыборные поездки в известные монастыри одного кандидата по принципу: голосуйте за меня, я свой — конечно же, не в счет). Само представительство на соборе монашествующих было крайне ограничено.
Как и в случае с избранием президента Медведева, нас просто заставили просмотреть очередной спектакль. Причем в обоих случаях спектакль ставился даже не столько для нас, сколько для «западных партнеров», которым отнюдь не безразлична формальная сторона дела. Они признали (причем не без удовлетворения) президента Медведева. Признали (уже почти с восторгом) и нового российского патриарха. Для них и то, и другое явления — знакового характера, говорящие о том, что Россия движется в правильном направлении. Это направление условно обозначается словами «демократия» или «либерализм», но для нас оно имеет гораздо более давнее, знакомое наименование — «западничество». Европа узнаёт и приветствует своих. Как комментируют французские эксперты католической газете La Croix: «Ms. Cyrille — c’est un candidat liberale, oecumenique, occidentaliste..» «Оксиденталист» значит западник. Это слово самое важное в данном ряду.
«Консерватор, изоляционист, славофил»
Несколько слов тут нужно сказать здесь и по поводу митрополита Климента. Говорили, что его влиятельность обеспечивается служебным положением — фактически, он чиновник номер один Московской патриархии, вся деловая жизнь этой организации — в его руках. Также, по некоторым сведениям, Администрацию Президента в гораздо большей степени устроил бы этот «тихий» кандидат, нежели активист Кирилл, который гнёт линию «сильной независимой Церкви». (Независимой — в том числе и от государства). Некоторые полагали, что митрополит Климент в качестве патриарха был бы, несомненно, гораздо более удобен власти.
Та же La Croix позиционировала его в противовес Кириллу как «conservateur, isolationniste, slavophile». Полно, так ли это? Где бы найти хоть одно «славофильское» высказывание Климента? Или где можно ознакомиться с его изоляционистской доктриной? Притом, что все позиции митрополита Кирилла, вся его предвыборная платформа озвучивалась публично, в СМИ в течение многих лет. Поэтому поверить в то, что Климент мог рассматриваться как конкурент Кириллу, решительно невозможно. Он был нужен именно как идеальный спарринг-партнер. Именно на фоне немногословного, незаметного Климента яркий оратор и публичный политик Кирилл смотрелся наиболее выгодно.
Между тем, от православного патриарха ведь вовсе не требуется ежедневная публичная проповедь. Патриарх в XXI веке, конечно, не может не быть публичной фигурой, хотя, если говорить о «типе» русского патриарха, то публичность его, как представляется, должна носить преимущественно ритуальный характер и быть связана, в первую очередь, с проведением служб. Но всё это остается в прошлом, в ушедшей (теперь уже, наверное, навсегда) религиозной эпохе. Мы теперь будем иметь первым лицом в Церкви проповедника, дипломата и миссионера. Церковь благополучно и окончательно перекочует в сферу медиа.
Новый патриарх был избран 508 голосами против 169 при некотором не вполне поддающемся исчислению количестве испорченных бюллетеней. 508+169=677. Число голосовавших, по сообщениям СМИ, колебалось в пределах 702 — 720. Таким образом, мы имеем от 25 до 43 не проголосовавших, либо сознательно испортивших свои бюллетени. Итого число противников нового патриарха на соборе может составлять от 184 до 202 человек. Это более одной трети голосов.
Накануне собора мы писали, что при отказе от жребия, единственным признаком богоустановленности нового властителя было бы его единодушное избрание. Наверное, если бы устроители сочли это важным, мы увидели бы и это. Организовать единодушие, конечно, сложнее технически, нужно потрудиться, но и эта задача вполне решаема — вспомним, как это делалось в советское время (и, кстати, многие нынешние соборяне, включая самого патриарха, прекрасно помнят, как это делалось).
Но не будем забывать: спектакль «Выборы патриарха» ставился не для нас. А Европе очень важно, чтобы были выборы, была борьба. Однако Европа не менее (если не гораздо более!) была заинтересована в победе Кирилла. Поэтому на самоотвод митрополита Филарета и отказ заменить его кандидатом от Поместного собора она сегодня посмотрит сквозь пальцы. И к возмущению тех архиереев, которые покинули собор и назвали его «разбойничьим», старушка-Европа покамест останется глуха.
Православное электричество
Итак, новый патриарх был именно поставлен. Поместный Собор был использован просто как техническое средство. А это значит, что он изменил своей сути. Хайдеггер в упоминаемой нами работе приводит один весьма наглядный пример. На Рейне поставлена гидроэлектростанция. Она ставит реку на создание гидравлического напора, заставляющего вращаться турбины, чье вращение приводит в действие машины, поставляющие электрический ток, для передачи которого установлены энергосистемы с их электросетью. Гидроэлектростанция не встроена в реку, как встроен деревянный мост, веками связывающий один берег с другим. Скорее река встроена в гидроэлектростанцию. Рейн — уже не собственно река, а поставитель гидравлического напора.
Нечто аналогичное можно сказать и в отношении Поместного Собора — установления древнего и глубоко традиционного. Он уже не нужен сам по себе — его необходимо использовать для запуска гораздо более мощных и серьезных мировых процессов. И подобно тому, как жители прирейнских деревень уже не купаются вблизи турбин, так и русский церковный народ воспринимает собор достаточно отчужденно. В конце концов к участию в нем особо и не приглашают. «Не ваше дело». Если раньше патриарх был «мостом» через реку собора, то теперь он — станция, использующая собор для своих целей.
Впрочем, можно ли говорить о том, что у станции есть свои цели? Разумеется, они промежуточны. Она вырабатывает электричество, которое идёт через всю страну — дальше, за рубеж. Европейцы и являются конечными потребителями дешёвого православного электричества. Как прекрасно сформулировал дьякон Михаил Першин: «У России есть уникальный культурный товар — это наше православие. Андрей Рублев, наши старцы, к которым съезжаются верующие со всей Европы. Владыка Кирилл понимает, что надо познакомить с нашей культурой весь мир».
Главное сказано: православие — это товар. И, как любой товар, он нуждается в своем «промоушене», в своем маркетинге, наконец, в своих продавцах. И не так уж важно, каким образом будет доставлен в Европу этот «уникальный» товар — православие нового розлива — по проводам РАО ЕЭС или по «голубым нитям Газпрома». Важно, что оно уже несамодостаточно и полностью определяется поставом. И сам патриарх в этой технологической цепочке уже не посредник между Богом и Русским народом, а медиатор неких глобальных социально-политических процессов.
Раньше, выбирая патриарха, искали соответствия архетипу. Теперь, когда православие стало товаром, патриаршество форматируется в бренд. Поэтому мы и говорим не о 16-м русском патриархе, а о новом лице популярного российского бренда.
Продолжение следует.
