Православие и современность | Юлия Семенова | 09.02.2009 |
О профессии
— Лечим в нашей больнице детей самого раннего возраста — от рождения и до 3−4 месяцев. Мечтала работать именно с этим возрастом, и в мединститут поступала с намерением быть только детским врачом. Сейчас, с развитием неонатологии, конечно, мы больше стали знать об особенностях грудного возраста. Раньше, например, считали, что если ребенок кричит целый день — это его особенность, и лечить тут нечего. Но у этого крика могут быть различные причины. Чаще всего эти «крикуны» сами выкарабкивались из своих проблем, хотя в более старшем возрасте это могло аукнуться головными болями, обмороками, нарушением осанки. Сегодня, когда появились новые возможности обследования и лечения, мы знаем, что у этих деток, несмотря на патологии той же нервной системы, большой восстановительный запас, который нужно только задействовать. И есть стволовые клетки, которые встают на место погибших или поврежденных. Сегодня у детей больше шансов на выздоровление. В тех случаях, когда раньше ребенок становился инвалидом, сейчас он может полностью поправиться. Достаточно сказать, что современная медицина уже обладает возможностями для выхаживания детей весом 500 граммов. А как же? Если ребенок родился живой, и если врач окажется способным в данный момент правильно оказать реанимационную помощь, то малыш выживет и, вполне возможно, не останется инвалидом. Все зависит от того, насколько помощь будет бережной и рациональной. Неонатология — одна из самых прогрессивных сейчас отраслей в медицинской науке, и, как мне кажется, очень интересная.
Слава Богу, что у меня такая профессия.
Мой день начинается в полвосьмого утра. В это время я иду, как правило, в соседний подъезд или дом, где недавно появился на свет малыш. А заканчиваю день в пол-одиннадцатого вечером, когда ухожу от своего последнего пациента. И в больнице я среди людей, для которых любовь к пациенту на первом месте. По-другому здесь просто нельзя. В коллективе у нас все больше становится воцерковленных людей. У нас есть благословение, и деток, которые находятся в реанимации и могут погибнуть, мы крестим мирским чином. Слава Богу, что в этом плане у нас нет разногласий в коллективе.
Прорастание веры
— В деревне, у бабушки, я видела, как она молилась утром и перед сном. Это была тайная сокровенная молитва, о которой никто не должен был знать. И я не понимала тогда, почему бабушка скрывала эту свою часть жизни, но думала, что так положено: человек должен с Богом втайне, по секрету разговаривать. Я знала, что крещеная, у меня был крестик, но я его не носила. И помню, как дети бегали и спрашивали друг друга: «А ты веришь в Бога или нет?». Я не знала, что отвечать и бежала к бабушке спрашивать, а она как-то тихонько старалась мое внимание на что-то другое переключить.
Но в Церковь, когда мне было уже 30 лет, меня бабушка направила. Я тогда первый раз ходила исповедоваться. И тогда же начала посещать храм, но очень редко.
До прихода в Церковь работать было очень непросто. Это ведь такая ответственность за жизнь ребенка! Поэтому без помощи Божией было, конечно, и тяжело и страшно. Тем более наша работа невозможна без риска. Сейчас вот привезли ребенка из Озинок. Ехать зимой, на такие расстояния, для маленького больного ребенка — большой риск. Но здесь, в Саратове, шансов на выживание намного больше. И с Божией помощью, когда помолишься, уже спокойно делаешь то, что должна, — и чувствуешь, что Господь помогает. Иной раз такие бывают трудные ситуации и с родителями, и с детьми! Молишься тогда за своих пациентов и призываешь родителей, чтобы они крестили детей и молились о них. Родители у нас, бывает, и рыдают, и в панику впадают, но это нам, врачам, только мешает и нервирует. Сейчас, слава Богу, люди начинают понимать, что все зависящее от нас мы сделаем, — а их дело идти в храм, молиться и исповедоваться, чтобы дети не страдали за грехи родителей.
Без Божией помощи ничего не возможно
— Семья моя, к сожалению, невоцерковленная. Я, воспитывая сыновей, очень много времени уделяла их всестороннему развитию — занятиям спортом, в музыкальной и художественной школах. Все максимально было для них, но самое главное, видимо, было упущено. Мы ездили в Москву, Петербург, ходили по музеям, театрам. Казанский, Исаакиевский соборы, храм Василия Блаженного посещали как музеи. Когда я уже начала сама воцерковляться, конечно, мне хотелось приобщить и свою семью, но не получилось. К моей домашней молитве все относились терпимо, с пониманием. Но когда я стала ходить в храм и оставлять хозяйство, а потом еще и разучивать песнопения (а я пою в двух храмах — во имя Всех святых в земле Российской просиявших и в честь иконы Божией матери «Утоли моя печали»), это вызывало недоумение, мягко говоря. По воле Божией та трагедия, что произошла со всеми нами, содействовала моему еще большему воцерковлению, и семья по-другому стала относиться к такому новому образу жизни. Старший сын Миша упал с 4-го этажа при невыясненных обстоятельствах (он работал старшим следователем в прокуратуре) и получил тяжелейшие травмы головы, спинного мозга. Сейчас он инвалид 1 группы. Очень тяжело было первое время, год он провел в ортопедическом институте. Когда все произошло, я была в шоковом состоянии. Но тогда Господь управил встретить духовного наставника. Я очень благодарна батюшке за все, что он для меня сделал. Нашел время принять генеральную исповедь — а набралось четыре листа, исписанных мелким почерком. И я постепенно просто заново рождалась. А сейчас уже поняла: без помощи Божией ничего не возможно. Было ли тогда чувство, что Бог несправедлив ко мне? Нет, не было. Когда случилась эта беда, ситуация была настолько тяжела, что не до бунта было. Я понимала, что если не сконцентрируюсь, не соберусь, не буду уповать только на Господа, то жизнь просто разрушится и рассыплется. Тогда я уже понимала, что во всем произошедшем есть моя вина, и четко знала, что нужны только покаяние и молитва, потому что получила по своим заслугам. А бунт у меня был раньше, между тридцатью и сорока годами. На исповедь я ходила редко, считала себя безгрешной — ведь никого не убила, не воровала. А этот возрастной период в жизни женщины по-своему опасен. Наступает расцвет внешних данных, дети уже подрастают, и если женщина чувствует себя в центре мужского внимания, без веры удержаться в рамках целомудрия очень сложно. И тогда мне казалось, что Господь несправедлив, допуская в моей жизни много бытовой неустроенности, неблагополучия, считала, что я заслуживаю большего. Не видела просто своих грехов. Вот Господь в конце концов вразумил. И с мужем мы сразу обвенчались, и жизнь наша уже по-другому пошла. Хотя порой бывает очень трудно, кажется, что неразрешима ситуация, но слушаешь духовника, делаешь, буквально стиснув зубы, то, что он говорит, — и вдруг видишь, как огромный айсберг, который, казалось бы, никуда невозможно сдвинуть, трогается с места и открывается пусть узкий, но проход, в который можно всех за собой повести.
В ущерб себе, во благо ближнему
— Постепенно, чем больше молишься, узнаешь — тем больше приходит и вера и понимание, что все происходящее с нами не случайно. После венчания с мужем особенно было много помощи. И на самом деле все произошедшее остановило движение нашей семьи в общепринятом сегодня направлении: ведь люди у нас считают, что хорошо — это тогда, когда тебе лично хорошо. Иметь машину, квартиру, дачу, учить детей в престижных вузах — это главное, к чему мы должны стремиться. Надо ходить в фитнесс-клуб, заботиться о своем теле; сексологи советуют каждые пять лет менять своих партнеров. Мы подверглись просто страшному влиянию Запада! А на самом-то деле главное — успеть что-нибудь доброе сделать, пусть в ущерб себе, но во благо ближнему.
Я очень признательна моему духовнику, что он поручил мне два года назад крестницу; ее крестили уже в 10 лет. И я была сначала, конечно, в замешательстве. Казалось, как можно сблизиться с совершенно чужой незнакомой семьей? Но теперь мы дружим. И, к сожалению, не так часто встречаемся, как хотелось бы, — но все равно я звоню и зову ее в храм или в паломническую поездку.
Частью моего существования стала жизнь прихода. Совместная молитва очень людей объединяет. Даже если ты не знаешь, как живет этот человек дома, сколько у него детей, пребывание на общей молитве в храме, на исповеди, Причащение уже формируют духовную общность. За помощью друг к другу обращаемся, когда нужно, и все рады эту помощь оказать, помолиться за товарища. Когда приходишь — видишь уже родные лица. Люди желают здоровья, с праздниками поздравляют — все это очень радостно. Неделя начинается, и уже ждешь субботы с воскресеньем. Бывает, в храм идешь совершенно обессиленная, после дежурства, после бессонной ночи (особенно тяжело во время поста), а возвращаешься из храма — как будто ты сил набралась.
http://www.eparhia-saratov.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=6109&Itemid=5