Конфликты разрешаются, но проблемы нарастают

Уже и не верится, что газовая война, наконец, закончится. Но если она сегодня и закончится, то чем?

Сейчас, в понедельник утром, когда я пишу эту статью, еще не известно, состоится ли подписание предварительно согласованного договора об условиях в этом году транзита нашего газа через Украину (по цене 2008 года) и об условиях его поставки самой Украине (по формуле расчета европейской цены минус 20%). Но даже если и все состоится, пока многое остается так и непонятным.

Первое. Означают ли эти договоренности, что прежнее достижение — отделение транзита газа в Европу от поставок газа Украине — теперь перечеркнуто? А ведь это было действительно достижение. Ведь никто не гарантирует нам, что еще через год или два Украина будет в состоянии покупать наш газ по европейской цене и своевременно и полноценно его оплачивать. И если будет не в состоянии, но оформлять соответствующие кредитные соглашения или расплачиваться иным образом не захочет, и если России придется поставки газа на Украину опять приостанавливать, то что же — не будет и независимого от этого обязательства Украины обеспечить беспрепятственный транзит газа в Европу?

Второе. Предполагают ли нынешние договоренности возврат Украиной бесследно «исчезнувшего» газа, а также покрытие убытков Газпрома от недопоставки газа в ЕС за первую половину января — еще более миллиарда долларов? И если не предполагают, то хотя бы не запрещают ли они России истребовать свое через Стокгольмский суд? И будет ли Россия (Газпром) последовательно вести эти (с моей точки зрения, в данном случае совершенно необходимые) судебные процессы?

Третье. Предусматривают ли эти договоренности решение вопроса об ответственности сторон в случае предъявления странами ЕС исков к Газпрому в связи с невыполнением его контрактных обязательств? Вопрос не умозрительный, так как, по данным СМИ, в период отсутствия поставок ряд потребителей сознательно завышал свои запросы на поставки с тем, чтобы в последующем взыскать максимальные суммы ущерба и штрафы.

Понятно, что нынешние договоренности могли носить и ограниченный по охвату тем обсуждения характер, исходя из того, что сейчас главное — возобновить транзит, а обо всем остальном можно договариваться и потом. Но точно так же понятно, что попытки договориться потом будут упираться во все те же препятствия, что и попытки договориться еще в прошлом году.

И потому уместен и четвертый вопрос, правда, уже напрямую не связанный с результатами переговоров. А именно: подал ли, наконец, Газпром своим украинским коллегам судебный иск, о подготовке которого было публично доложено руководителям государства? Или, может быть, не успели подготовить? Но тогда неужели непонятно, что способность быстро готовить подобные документы (практически — быть всегда готовыми к их подаче) — это, с учетом и прежних прецедентов, элементарный вопрос оперативного управления в этой полугосударственной компании? С учетом цены вопроса, очевидно, что тщательно отработанные и практически готовые варианты подобных исков на все случаи жизни должны быть готовы заранее, тем более, что все основные составляющие конфликта, включая пропажу газа и т. п., новинкой для специалистов сейчас не явились.

Можно, конечно, опять понадеяться на то, что после достижения нынешних договоренностей все как-то само собой урегулируется. Но надолго ли — ведь откуда-то вдруг взялся вдруг спорный вопрос о «технологическом» газе для обеспечения транзита в страны ЕС?

Не менее важно и другое: Нельзя допустить, чтобы громкие заявления о воровстве Украиной газа просто повисли в воздухе. Тем более, что президент Украины их отверг с однозначной переадресацией наших претензий суду. Нельзя допустить, чтобы в общественном мнении осталось впечатление, что эти претензии могли быть легковесными и голословными. Соответственно, одно дело, если они будут доказаны в суде. Тут и мы, и наша власть, безусловно, на щите. И совсем другое дело, если эти публичные обвинения останутся лишь политическими заявлениями — тогда, согласитесь, не очень здорово выглядим уже мы. Таким образом, есть вещи, которые, безусловно, надо обязательно довести до конца.

И вновь к вопросу о ясности и однозначности условий наших с Украиной соглашений. Сейчас нам сообщили, что теперь вопроса о «технологическом» газе уже не будет, и стоимость транзита будет включать в себя и расходы на технологические нужды. Здорово, но раньше-то что — это в контрактах прописано не было? И если не было, то почему? И здесь вновь мы вынуждены вернуться к вопросу об обоснованности коммерческой тайны, мраком которой покрыты все наши контракты по поставкам основного экспортного товара страны за рубеж. От кого тайна, и ради чего тайна? От кого, понятно — от нас. Больше не от кого. Но ради чего?

Ведь возникший прецедент и пример со спором о технологическом газе наводит на мысль не только о, скажем мягко, непрозрачности деятельности нашей крупнейшей и стратегически важнейшей полугосударственной корпорации, но и о возможном элементарном разгильдяйстве в проработке и регламентации в договорной документации важнейших вопросов. Из чего может проистекать сама возможность этого? Да именно из этой пресловутой и ничем не обоснованной закрытости корпорации, отсутствии за ней подлинно независимого публичного контроля.

Более того, здесь же, на сайте «Столетие.Ру» вывешена статья с комментарием к выступлению одного нашего правового оппозиционера за рубежом с жесткой критикой позиции России в газовом споре с Украиной. Что ж, с оппозиционером, более или менее, все ясно — критиковать свою страну надо у себя дома, а не на внешнюю аудиторию. Тем более, в условиях, когда сталкиваются не идеологии, а экономические и политические (не в смысле «левее-правее», но в геополитическом понимании политики) интересы. Соответственно, трудно и не согласиться в ряде оценок с автором статьи. Но что показательно: на Украине создается комиссия по расследованию причин и обстоятельств этого газового скандала. У нас же, несмотря на то, что документов-то толком никто не видел, и судить обо всем приходится лишь на основании заявлений руководителей, тем не менее, заранее подразумевается, что мы — наш Газпром и наша власть — абсолютно безгрешны. Верный ли это подход?

Тем более, при том, что у себя внутри страны мы видим, как внутренние тарифы на газ и для населения, и для промышленности растут без какого бы то ни было реального обоснования, деньги нашим российским подрядчикам за уже выполненные работы соответствующие заказчики — «дочки» Газпрома — задерживают уже по полгода, чем усугубляют и без того известные трудности реального сектора экономики в кризисный период, а доходы полугосударственной монополии продолжают расходоваться на «непрофильные» активы. Так может ли быть такое чудо, чтобы внутри страны компания проводила политику, скажем так, весьма сомнительную с точки зрения однозначности ее национальной ориентации, в том числе, с точки зрения продекларированных нашей властью приоритетов научно-технологического развития, а вовне — исключительно в наших с вами интересах?

Ничего не утверждаю, может быть, такое чудо и возможно. Но именно здесь-то мы и сталкиваемся с ограничениями, накладываемыми на наши возможности нынешней государственно-политической системой: подтвердить нам достоверно факт этого чуда оказывается некому.

Но, как и неделю и две назад, несмотря на то, что все новости переполнены, прежде всего, сообщениями с газовых фронтов, тем не менее, похоже, большинство граждан в существенно большей степени волнует происходящее внутри нашей экономики и финансовой системы. А здесь каждый день — очередная новость о рекордном ослаблении рубля. Что ж, если это сознательная политика, нацеленная на относительное снижение курса национальной валюты в целях достижения в кризисных условиях конкурентных преимуществ, то ладно. Политика, с моей точки зрения, не лучшая, но и не худшая, вполне возможная. Но лишь при условии, если, во-первых, и все иные механизмы регулирования экономики будут переключаться на обеспечение конкурентоспособности нашей продукции, и, во-вторых, если населению обесценивание сбережений и радикальное снижение жизненного уровня будет как-то компенсироваться. Но об этом пока ничего не слышно. Да и понятно: для того обесценивание национальной валюты и производится, чтобы и прежде сытые и довольные сырьевые экспортеры могли платить внутри страны работникам поменьше и за счет этого получать прибыль побольше — и тем рассчитываться за набранные за рубежом кредиты. Набранные, напомню, в связи с тем, что все собственные ресурсы ранее были изъяты правительством и Центробанком в так называемую «подушку безопасности».

Таким образом, за эту хваленую «подушку» нам придется рассчитываться дважды. Первый раз — когда деньги изымались из национальной экономики — мы уже рассчитались тем, что весь этот период «благоденствия» практически не развивались. Второй раз — теперь, когда практически из нас же высосут все соки ради того, чтобы хозяева нефтегазовых и сталелитейных компаний рассчитались по набранным зарубежным кредитам.

Но и это еще не все. Государство на этот раз оказалось добрым — не обрушило рубль сразу, а дало нам время перевести накопления в валюту. Но тут возникает совсем уж интересный вопрос: почему же наше государство так заботится о поддержании этой валюты?

Судите сами. Если государство считает целесообразным заставлять граждан использовать как средство сбережения и накопления свои печатные знаки, это, в пределах возможностей этого государства, его суверенное право. Если же оно не настаивает на этом, то почему ограничивает граждан в праве переводить накопления во что-то более вечное и нетленное, нежели такие же печатные знаки, но только зарубежных государств?

Кто-нибудь может объяснить, какая рациональная логика лежит в том, чтобы доллары и евро продавать без комиссии (против чего я, разумеется, не выступаю), а золото (не украшения, а слитки — как инвестиционный товар) продавать лишь с дополнительным двадцатипроцентным налогом? При том, что евро и доллары, как известно, нас в стране не производятся (во всяком случае, достаточно высокого качества — такого, чтобы признавались подлинными), а золото — производится. Это за что же такая прямая дискриминация своего отечественного производителя, тем более, в период экономического кризиса?

До кризиса, когда рубль на некоторое время стал относительно устойчивой валютой, делавшей (во всяком случае, как теперь выяснилось, в краткосрочной перспективе) перевод накоплений в иную валюту бессмысленным, налог на перепродажу золотых слитков и золота, купленного в виде «золотых счетов», например, в Сбербанке, был похож на стимулирование таким образом максимального использования национальной валюты как средства сбережения. Но теперь-то, когда рубли (как средства сбережения) рассматривается лишь как временные талоны на получение валюты, кто, кроме правительств и центробанков зарубежных государств может так успешно лоббировать у нас сохранение абсурдного положения, когда поддержка всей нацией американского и европейских печатных станков для нас важнее поддержки своей золотодобывающей промышленности? С другой стороны, чему удивляться, если у нас и в государственных резервах (резервах Центробанка) полноценного золота, в отличие от валюты зарубежных государств — сущий пустяк.

А ведь отмени сейчас государство абсурдный налог на золото, и население постепенно втянется в новую реальность. А с учетом того, что банковские вклады до 700 тыс. рублей государством гарантированы, выяснится, что оперировать золотыми счетами наши люди способны никак не хуже, чем нынешними счетами в долларах и евро. Но только, во-первых, вместо поддержки американских военных расходов мы будем поддерживать свою золотодобывающую промышленность; и, во-вторых, люди перестанут вздрагивать при изменении курса евро к доллар и наоборот.

Мне тут, конечно, напомнят, что золото — тоже биржевой товар, а, значит, тоже может не только расти, но и падать в цене. Но ответ здесь прост: если золото может также падать в цене, как доллары и евро, то за что же вы именно его так дискриминируете? Не дискриминируйте, а граждане — сами разберутся, в чем хранить сбережения им выгоднее. И, не знаю, как для других, но для меня важен и фактор чисто психологический. Если я вложусь в доллар, который при первых же признаках оживления мировой экономики, по моим оценкам, должен все-таки рухнуть (во всяком случае, по сравнению со стоимостью реальных товаров и активов), то когда мои сбережения обесценятся я должен почувствовать себя кем? Дурачком, обведенным вокруг пальца великой заокеанской сверхдержавой. Если же я вложусь в золото, которое, допустим, после этого на какое-то время в биржевой цене и упадет — так это всего лишь временное изменение конъюнктуры. И, как показывает весь уже многовековой мировой опыт, ничего надежнее пока все равно никто не придумал. Так почему же именно своих граждан нужно ограничивать в допуске к самому надежному?

И последнее. Может быть, я все это пишу зря — никто (во всяком случае, близкий к власти) это не прочитает, и все здесь изложенное ни на что это не повлияет. Но может быть, и иначе.

Может быть, это совпадение. Но перечитайте мою прошлую статью, в частности, фрагмент о «благодарности» Родины предприятию, вопреки всему, включая всю прежнюю экономическую и оборонную политику государства, все-таки поставившему армии в августовские дни то, что было необходимо, но заранее не заказывалось. Повторю, это, скорее всего, совпадение, но, может быть, и капля камень точит. Где был В. Путин 16.01, репортаж о посещении нашим председателем Правительства какого предприятия показали вечером на всю страну? Того самого.

Так, может быть, я и такие, как я, не зря пишем? Может быть, что-то все-таки доходит? Может быть, хотя бы в кризисный период, власть окажется способной к чему-то и прислушаться?

http://stoletie.ru/poziciya/konflikti_razreshajutsya_no_problemi_narastajut_2009−01−19.htm