 |
| Радонеж | Сергей Худиев | 25.09.2008 |
На прошедшей неделе широко обсуждалась инициатива ряда депутатов Государственной Думы по возвращению на Лубянскую площадь памятника Феликсу Дзержинскому. По мнению одного из депутатов, «железного Феликса» отличали «профессионализм, честность, порядочность». Действительно, Феликс Дзержинский — одна из культовых фигур коммунистической мифологии, герой многочисленных коммунистических псевдожитий, как и советских анекдотов — «добрейшей души человек! Мог бы сразу расстрелять!».
За возвращение памятника горячо выступают некоторые представили органов госбезопасности, и тут нам стоит подумать о государстве, о его безопасности, и об отделении мух от котлет. Для некоторых, свирепо демократических, авторов, служба человека в органах государственной безопасности в СССР, да и в России есть каинова печать, а все люди, имеющие отношению к этим органам, негодяи. Это, разумеется, не так — никакое государство в мире не может существовать без органов госбезопасности, в любых, самых раздемократических странах они существуют, и исполняют свой долг. Мы живем не в раю, и кто-то, несомненно, должен ловить террористов, кто-то должен противостоять соответствующим органам других государств. Это необходимая и достойная уважения деятельность. Проводить прямую линию преемства ВЧК-ГПУ-НКВД-МГБ-КГБ-ФСБ вряд ли имеет смысл. КГБ — это уже не ВЧК, а ФСБ — это тем более не КГБ. Более того, по своим задачам ФСБ прямо противоположно ВЧК. ФСБ предназначено для борьбы с терроризмом — ВЧК была террористической организацией. ФСБ защищает сограждан — ВЧК создавалось для их уничтожения. Было бы просто нелепым — и оскорбительным — сравнивать людей, которые сегодня защищают нас от повторения Дубровки или Беслана, с боевиками Дзержинского; а возвращение памятника «железному Феликсу» будет означать именно отождествление тех и других.
Но не преувеличиваю ли я, называя ВЧК террористической организацией? Ничуть; ВЧК описывалась ее создателями именно как террористическая организация. 5 сентября 1918 года Совет Народных Комиссаров принимает декрет, который так и называется — «О Красном Терроре». В нем говорилось: «[СНК]. находит, что при данной ситуации обеспечение тыла путем террора является прямой необходимостью. необходимо обеспечить Советскую Республику от классовых врагов путем изолирования их в концентрационных лагерях. подлежат расстрелу все лица, прикосновенные к белогвардейским организациям, заговорам и мятежам. необходимо опубликовывать имена всех расстрелянных, а также основания применения к ним этой меры» Один из видных руководителей ВЧК М. Лацис, утверждая, что за второе полугодие 1918 года ВЧК казнила 4 500 человек, добавлял: «Если можно в чем-нибудь обвинить ЧК, то не в излишнем рвении к расстрелам, а в недостаточности применения высшей меры наказания. Строгая железная рука уменьшает всегда количество жертв».
Кем же был Феликс Дзержинский, ставший во главе этой организации? Сын мелкопоместного польского дворянина, некогда глубоко религиозный, собиравшийся избрать для себя духовную карьеру, он отрекся от Христа и стал пламенным революционером. Он принял самое активное участие в октябрьском перевороте 1917 года, в 1918 году стал во главе новообразованной «Чрезвычайной Комиссии» со словами «ЧК — не суд, ЧК — защита революции: ЧК должна защищать революцию и побеждать врага, даже если меч ее при этом случайно попадет на головы невинных».
Н. Бердяев, которого допрашивал Дзержинский, оставил его портрет: «он произвел на меня впечатление человека вполне убежденного и искреннего. Думаю, что он не был плохим человеком и даже по природе не был человеком жестоким. Это был фанатик. По его глазам, он производил впечатление человека одержимого. В нем было что-то жуткое… В прошлом он хотел стать католическим монахом, и свою фанатическую веру он перенес на коммунизм». По воспоминаниям английского дипломата Б. Локкарта, глубоко посаженные глаза Дзержинского «горели холодным огнем фанатизма. Он никогда не моргал. Его веки казались парализованными». Именно он добился для ЧК права расстрела без суда и следствия; именно при нем в практику ЧК вошло взятие заложников, с широким объявлением об этом в большевистской печати. Даже анархист Кропоткин в псиьме к Ленину выражал свой ужас и возмущение действиями ЧК:
Неужели не нашлось среди Вас никого, — писал Кропоткин, — чтобы напомнить, что такiя мeры, представляющiя возврат к худшему времени средневeковья и религiозных войн—недостойны людей, взявшихся созидать будущее общество на коммунистических началах… Неужели никто из Вас не вдумался в то, что такое заложник? Это значит, что человeк засажен в тюрьму, не как в наказанiе за какое-нибудь преступленiе, что его держат в тюрьмe, чтобы угрожать его смертью своим противникам. «Убьете одного из наших, мы убьем столько-то из Ваших». Но развe это не все равно, что выводить человeка каждое утро на казнь и отводить его назад в тюрьму, говоря: «Погодите», «Не сегодня». Неужели Ваши товарищи не понимают, что это равносильно возстановленiю пытки для заключенных и их родных…"
Но ни пытками, ни массовыми казнями невинных людей, чекисты нимало не смущались. По словам самого Дзержинского, ««- Революции всегда сопровождаются смертями, это дело самое обыкновенное! И мы должны применить сейчас все меры террора, отдать ему все силы! Не думайте, что я ищу форм революционной юстиции, юстиция нам не к лицу! У нас не должно быть долгих разговоров! Сейчас борьба грудь с грудью, не на жизнь, а на смерть, — чья возьмет?! И я требую одного — организации революционной расправы!»
Не станем здесь перечислять примеры тошнотворной, даже не звериной, а подлинно демонической жестокости, которыми полны все сообщения о деятельности ВЧК и ее главы — в том числе, сообщения самой большевистской печати и даже самих чекистских изданий, одно из которых носило красноречивое название «Красный террор». Такие действия покрыли бы совершающую их сторону вечным бесчестьем и позором, даже если бы они были направлены против иноземцев и неприятелей — но ВЧК совершало их против сограждан. Не всякий иностранный оккупант таким образом ведет себя в завоеванной стране — но чекисты вели себя так в своей. Террор отнюдь не прекратился с завершением гражданской войны. «Закончилась война, теперь нам нужно особенно зорко присматриваться к антисоветским течениям и группировкам, сокрушить внутреннюю контрреволюцию, раскрыть все заговоры низверженных помещиков, капиталистов и их прихвостней». То, что происходило после смерти Дзержинского — террор и репрессии сталинской эпохи — началось, возросло и укоренилось еще при нем и при его живейшем участии.
И во времена Берии, в более поздние, любили цитировать слова Дзержинского — «у чекиста должны быть чистые руки, холодная голова и горячее сердце». Чистотою рук чекисты всегда были знамениты — можно вспомнить судьбу руководителей этого ведомства — Ежов был обвинен в антисоветском заговоре и казнен, Берия объявлен английским шпионом и тоже казнен, а перечислить сотрудников советских органов госбезопасности более низкого ранга, разоблаченных как враги и шпионы, в рамках статьи невозможно, это более 20 тысяч человек, тут нужна книга, и книга толстая. Неужели коммунистические органы безопасности оказались кузницею врагов и шпионов? Нет; просто машина террора, запущенная во времена Дзержинского обладала свойством пожирать тех, кто ее обслуживал. Это свойство террора вообще — те, кто вчера искоренял врагов и расстреливал в затылок, назавтра сами были объявляемы врагами и принимали ту же смерть.
Православные люди выступают, безусловно, против памятника террористу в центре Москвы. «Дзержинский — это враг Русской Православной Церкви, руки которого — в крови святых новомучеников и исповедников Российских. Мало того, реабилитация Дзержинского противоречит курсу властей страны на возрождение великой России», — говорится в заявлении московского отделения Союза православных граждан. Как сообщается, в Союзе православных граждан считают, что призывы вернуть памятник «железному Феликсу» на Лубянку появляются еще и потому, что российские спецслужбы до сих пор не получили, как многие другие рода войск, своих небесных покровителей. В этой связи представители православной общественности предложили сделать небесным покровителем ФСБ святого князя Александра Невского, а его слова «Кто к нам с мечом придет, от меча и погибнет» — «девизом каждого офицера контрразведки».
В самом деле, наше государство нуждается в органах безопасности; и благочестивый князь-воин был бы для них подходящим символом. Дзержинский же является символом терроризма и беззакония — всего того, чему государство — и его службы — должно противостоять.
