 |
| Гудок | Татьяна Земскова | 10.01.2006 |
Судьба Николая Рубцова отлична от судеб многих поэтов, ворвавшихся в литературу в бурные 60-е годы. Он не блистал на модных вечерах в Политехническом, не примыкал ни к «деревенщикам», ни к поэтам андеграунда.
Его почти не замечала критика, хотя в популярных журналах того времени уже были напечатаны его лучшие строки: «Тихая моя родина! Ивы, река, соловьи…»
Уже пели:
В горнице моей светло.
Это от ночной звезды.
Матушка возьмет ведро,
Молча принесет воды…
Дитя войны, он рано потерял мать. Воспитывался в детском доме, в селе Никольском Вологодской области. После окончания школы — бесприютность, голодуха, мечта о море, поиски своего пути: угольщик на тральщике «Архангельск», учащийся горно-химического и лесного техникумов, матрос на Северном флоте, слесарь на Кировском заводе в Ленинграде… Первая самиздатовская книга с романтичным названием «Волны и скалы».
И в ней «экспромт», в котором Николай Рубцов словно предугадал свою будущую славу:
Я уплыву на пароходе,
Потом поеду на подводе,
Потом еще на чем-то вроде,
Потом верхом, потом пешком
пройду по волоку с мешком —
И буду жить в своем народе!
Наконец, Москва, Литературный институт имени Горького, откуда Николая Рубцова периодически исключали за неуживчивый характер, за вызывающее поведение и шокирующий внешний вид. В престижный и чопорный Центральный дом литераторов он мог заявиться прямо с поезда, как был — в валенках. А в общежитии однажды едва не довел коменданта до обморока, когда, сняв со стен портреты классиков — Пушкина, Лермонтова, Есенина, — решил выпить с ними.
По комнатам общежития Литературного института ходили такие его вирши:
Мое слово верное прозвенит,
Буду я, наверное, знаменит.
Мне поставят памятник на селе.
Буду я и каменный навеселе.
И действительно, в Вологде и Тотьме — родных местах поэта — поставлены памятники Рубцову.
Его именем названы улицы, открыты музеи. На доме, где 35 лет назад погиб поэт, установлена мемориальная доска. Выходят сборники его стихов и писем, книги воспоминаний, диски с песнями.
Основатель музея поэта в Москве Майя Андреевна Полетова, врач по профессии, говорит, что ее любовь к поэзии Рубцова безгранична. Она всегда находит повод, чтобы процитировать его строки.
— Я пожилой человек, и когда в трамвае мне уступают место, я благодарю:
За все добро расплатимся добром.
За всю любовь расплатимся любовью.
И вижу, как люди улыбаются, теплеют.
Свой частный музей открыла в Вологде журналист Нинель Старичкова, дружившая с Рубцовым. Музей — это две скромные комнаты, наполненные книгами, фотографиями, предметами, так или иначе связанными с жизнью и творчеством поэта.
— Он же воспитанник детского дома, и жилья у него своего не было. Только незадолго до гибели дали ему квартиру на улице Александра Яшина. Вот и ночевал он часто здесь, где жила я с родителями. То приезжал, то уезжал. Он был по натуре скиталец.
И в самом деле, Николая Рубцова всегда манили гудок отплывающего парохода, стук колес мчащегося поезда. Или как говорил он в «Старой дороге»:
Здесь каждый славен — мертвый и живой!
И оттого, в любви своей не каясь,
Душа, как лист, звенит, перекликаясь
Со всей звенящей солнечной листвой,
Перекликаясь с теми, кто прошел,
Перекликаясь с теми, кто проходит…
Здесь русский дух в веках произошел,
И ничего на ней не происходит.
Но этот дух пойдет через века!..
Именно в селе Никольском, «в одной из самых старых и самых почерневших избушек» написаны им лучшие стихи и слышались ему «печальные звуки, которых не слышит никто».
Лариса Васильева, посвятившая Николаю Рубцову не одно стихотворение, заметила, что сегодня к поэзии Рубцова притягивает «какая-то осенняя, щемящая нота, созвучная нашему времени».
«Он — человек не от мира сего. Божья дудка», — отчеканил поэт Станислав Куняев.
«Такой чистоты, такой одухотворенности, такого молитвенного отношения к миру — у кого еще искать!» — писал Федор Абрамов.
Наверное, так. И, думается, не случайно интерес к поэзии Рубцова нарастает как бы стихийно, исходя из самой глубины сегодняшней народной жизни.
И над «холмами задремавшей Отчизны», которые с такой пронзительностью воспевал Рубцов, восходит его звезда. Восходит все ярче и полнее. И горит, «горит, не угасая, для всех тревожных жителей земли».
