 |
| Вера-Эском | 14.12.2005 |
Иеромонах Игнатий (Бакаев) (п.Максаковка, Республика Коми):
— Государство у нас отказалось от своих функций защиты интересов граждан, и видно, что оно развивается в какую-то демоническую сторону. Признаком этого является вымирание народа, нас каждый год становится почти на полтора миллиона меньше. Идет деморализация, когда люди теряют стыд, совесть, доброту, сочувствие друг к другу. Мне вот с какого-то момента начали угрожать на улице — один раз, другой, третий, мол, кишки выпустим или «дармоеды, кровь народную сосут». Это о священниках вообще. Один мужик пообещал за ружьем сходить, когда я дом освящал, но потом ограничился тем, что стал камни бросать. Пять лет назад такого не было.
Что значит декларируемая светскость нашего государства? Отказ от признания того, что у человека есть душа и государство должно о ней заботиться. Даже в советское время признавалось, что нужно заботиться о моральном воспитании народа. Сейчас все это воспринимается как что-то лишнее, маловажное. И к чему это приводит?
Вот два примера. Пришел в одну палату (после обряда крещения нужно было поисповедовать пять человек). И так получилось, что совпали мои молитвы с обходом. Говорят, что лечащий врач заходил пару раз, я спиной к двери стоял — не заметил его. Наконец, он не выдержал, сказал зло: «Когда же все это кончится?» Когда я обернулся, только брючки его в дверях мелькнули. Все, кто был в палате, сконфузились, а я отправился в ординаторскую, объясниться и принести свои извинения. Минут десять постоял, врача не было — жаловаться на меня отправился. Вернулся я обратно, доисповедовал людей, причастил, а когда приехал домой, начали сыпаться звонки: мол, ты в больницу больше не ходи. Все против ополчились, мол, как же так, мешаю серьезным людям делать важные дела. И почувствовал я себя нищим, совершившим огрех в чужом доме. Могут пустить, могут выгнать.
Врач этот, между прочим, мог в любой момент меня попросить прерваться, но тогда пришлось бы упустить такой эффектный аргумент в пользу светскости: попы мешают лечить людей. А в прошлом году случилась у меня совсем другая история в республиканской травматологии. Я тоже тогда попал на обход, предложил заведующему отделением: «Давайте я выйду», а он: «Нет-нет, мы попозже зайдем». А с ним, между прочим, была большая свита, но было и понимание: дела души не менее важны, чем дела тела.
Приведу доказательсто этого. В онкологическом отделении одной нашей больницы лежат около трехсот человек. Стали созывать их помолиться, пришло человек пятнадцать. Из них один или два прежде исповедовались и причащались. То есть меньший процент, чем среди наших максаковских жителей, а ведь в Максаковке многие думают, что еще успеют дойти когда-нибудь до храма, а в онкоотделении немалому числу пациентов предстоит вскоре предстать перед Богом, откладывать некуда. Но не нужен им Источник жизни и бессмертия. Хоть плачь, и я бессилен со всем своим опытом священника их пробудить. Даже за стенами этой больницы и то выше религиозность, и намного выше, так случайно ли эти люди здесь оказались? В 70-м году на сто тысяч жителей онкобольных было 17 случаев, а в 2003 — 239. Сократилось время болезни, сгорают сразу. Что происходит, в чем суть этой болезни? Одна клетка начинает развиваться в ущерб другим клеткам и убивает весь организм. Это жадная клетка, стяжающая все под себя. Сегодняшняя политика нашего государства ориентирована на такие вот клетки — людей, которые стараются подняться, что-то хапнув, кого-то подмяв, их защищают юристы, им везде зеленый свет, и они двумя руками, конечно, за светское государство, ведь нормальное не дало бы им расти, высасывая жизнь из народа.
Иерей Сергий Гомаюнов (г.Киров):
— Государство должно заботиться о нравственности населения. Если оно не заботится об этом, то не заботится о самом себе. Нравственность — последняя скрепа, которая сейчас все удерживает. Мы с вами едва ли сможем повлиять на то, чтобы изменить характер власти. Поэтому стоит больше задумываться над тем, что же мы все-таки действительно можем сделать. Каждому поколению даются свои условия, в которых нужно трудиться. Прежде, до революции, забота государства о народной нравственности была. Например, во время Первой мировой войны у нас был принят сухой закон. Народ с радостью воспринял то, что жесткой рукой было упразднено искушение, от которого он сам не мог отказаться. Но ни власти, ни Церкви так и не удалось остановить разложение нравственности. Почему? У государства есть только ветхозаветные, запретительные возможности, которые, безусловно, необходимы. А положительных нет, потому что они приобретаются трудом души. Вот введем мы сейчас сверху в каждой школе Закон Божий, и что дальше? Кто будет его преподавать? Даже духовные школы до революции не могли воспрепятствовать росту в своих стенах нигилизма, безверия. И не Закон Божий был в этом виноват, а то, как он преподавался. Если читать тех, кто пережил революцию, очень многие сходятся в одном — что совсем мало осталось накануне катастрофы людей, которым можно было подражать, являвших собой примеры. Таких, как праведный Иоанн Кронштадтский, было немного. А если слова есть, а дела нет, то ничего не выйдет. Всегда нужен живой пример. Вот появляется священник, который за зарплату не борется, перемещениям не противится, о себе не думает, и глядишь, дети к нему начинают тянуться, а по смерти многие годы вспоминают добрым словом. Только через это все и преображается.
Иерей Олег Ежов (г.Няндома, Архангельская обл.):
— Я священник и делаю то дело, на которое меня Господь поставил. Те, кто может вместить, они становятся монахами. А кто нет — такими, как мы. Мне трудно рассуждать о том, каким должно быть наше государство: светским или религиозным. Как говорил на Иоанновских чтениях в Архангельске отец Олег Стеняев, есть пять факторов, которые определяют нашу жизни: личностный, семейный, государственный, национальный и церковный. Внутри этих факторов необходимо избегать разделений. Если личность начнет разделяться — это шизофрения, если семья — дети будут страдать, если Церковь — это раскол, разделение по национальному признаку — распад страны. У меня в приходе есть татары — нам с ними нечего делить. Разделение внутри государства тоже ни к чему хорошему не приведет. Нельзя, чтобы верующие или неверующие оказывались лишними.
Если человек верующий, это замечательно. Я вот казак, жена у меня казачка, у нас принято быть верующими. Если государство тех, кто чтит Бога, начинает отделять, что ж тут поделаешь. Хорошего мало. Но не стоит с амвона клясть тех, кто до этого додумался, говорить, что все они воры и мерзавцы. А стоит об этих людях помолиться, чтобы Бог вложил в них понимание, что заботиться нужно не только о телесном, но и о душевном. Не в том виде вложил, в каком этого нам, православным, хочется, а в том, в каком Ему угодно.
Бывали ли в прошлом такие молитвы успешны? Вспомним, что святой равноапостольный император Константин крестился уже в зрелом возрасте, он был языческим монархом, а стал христианским. Господь его вразумил. С тех пор начала зарождаться симфония властей. Государство и Церковь стали учиться искать общий язык.
Сейчас у нас намного больше возможностей влиять на государство, чем прежде. Священник идет в администрацию, решает вопросы, руководство многих районов старается помогать Церкви. Это какие-то ростки симфонии, но они есть. А слишком тесное сближение Церкви и государства — это не всегда так хорошо на деле, как мечтается. Власть она и есть власть, что про нее скажешь… Четверо сыновей у нас с матушкой. Какими они будут, если станут священниками, или придут во власть, будут ли патриотами, верующими людьми? Никакая власть не может мне ни помешать, ни помочь стать для них достойным отцом.
