«Не могу зайти в церковь!..»

С разными грехами приходят к священнику люди, но особенно горько бывает слышать о тяжких последствиях, какие бывают у тех, кто кощунствует или глумится над иконами. Один такой случай произошел в Самарканде. Субботняя всенощная уже закончилась, народ расходился. В это время в дверях храма появился парень, очень больной даже с виду. Лето, жара — а он в шапке, и все за голову держится. Прихожанка, прибиравшаяся в храме, подошла к нему: «Дяденька, церковь закрывать надо». А он словно не слышит. Усадил я его на лавочку, спрашиваю: «Ты болен? Давно с тобой такое?» Он и рассказал свою печальную историю.

«Учился я в институте и очень стеснялся, что дома у нас были иконы — мама перед ними молилась. Я же не верил в Бога. Глупостью казалась „отсталость“ матери. Сколько раз просил я ее: „Мама, убери иконы!“ — „Да ты что, сынок, как можно говорить такое!“ Долго я спорил с ней, но мать — ни в какую! Я решил больше не упрашивать ее, а просто убрать иконы. Так их спрятал — никто не найдет. Мать пришла с работы, глядь — икон нету. — „Володя, где иконы? Куда ты их дел? Отдай, не бери греха на душу!“ Но как ни просила мать, не мог я ей сказать, что сделал с иконами. Она заплакала. Наконец, сказала сгоряча: „Дурак ты, дураком и будешь!“ Мне не по себе стало от этих слов. Но я храбрился, лег как ни в чем не бывало. Но в полвторого ночи проснулся от страшной боли в голове — так мне тяжко сделалось, что схватился за голову и кричал во весь голос. Мать вызвала „скорую помощь“, увезли меня в „психушку“. Полгода пролежал, как ни кололи — головные боли не проходят, а сам я вроде как умом повредился. Мать давай плакать, корить себя: „Да зачем я так сказала на своего сынка?!“ Побежала в церковь — кается, просит прощения. А чего просить, если икон нет? Наконец решилась, пошла в больницу, написала расписку, чтобы отпустили меня домой. А я дома спать не могу: никакие таблетки не помогают. Мне тогда подсказали в церковь пойти. Вот я и пришел. Мне здесь так спокойно стало. Можно у вас ночевать остаться?..»

Ну, покормили его ужином, оставили на ночь. Потом еще на одну. И так он месяц жил при церкви. В гараже ему постель устроили, поставили шифоньер, стол. Читал он много — ему книг надарили? А мать его потеряла совсем: и в «анатомичку», и в милицию, и в больницу обращалась — нигде нету.

В соседней церкви ей сказали, что сын в Георгиевском храме. Прибежала она к нам: «Володя, ты живой! Слава Богу! Я уж думала, что совсем тебя потеряла? Сыночек, прости меня! Пойдем домой». — «Мам, за все — слава Богу, — отвечает Володя. — Домой не пойду. Мне тут хорошо». Поплакали они, потом мать и спрашивает: «А все-таки, Володя, куда ты иконы девал?» — «Ох, мама, их нету — не спрашивай больше об этом!» — снова помрачнел сын.

Так три года он и жил при нашем храме. Но в сам храм не заходил — не смел. Однажды я попросил его: «Володя, пойдем, поможешь мне помянники читать». Он только через порог храма ступил — вздрогнул, будто его ударили, да как за голову схватится: «Ой!!! Батюшка, я не могу в церковь зайти!» и выбежал из храма. Только в церковной ограде мог ходить спокойно. Вот что значит — икона! Страшно не то что кощунствовать — без благоговения прикоснуться к ней.

Из книги «На земле мы только учимся жить»

http://www.piter.orthodoxy.ru/pspb/n166/ta019.htm