Русская линия
Новая политика Игорь Добаев26.10.2005 

Война на Кавказе: реалии и перспективы

Современное террористическое движение, с которым столкнулась Россия на Северном Кавказе, по нашему мнению, заключается в сращивании на основе идеологии радикального исламизма религиозного, этнического и криминального видов терроризма, местные группировки которых поддерживаются международными террористическими структурами.

Несмотря на вторичность этноконфессиональных факторов, стимулирующих экстремистские проявления, следует подчеркнуть, что террористические группировки в современных условиях Северного Кавказа, в основном, представлены радикальными исламистскими структурами, оформленными в виде т.н. «ваххабитских джамаатов».

Сегодня их основная масса представляет собой небольшие банды, имеющие четкую территориальную дифференциацию. Основой такой ячейки выступает амир (эмир), как правило, местный житель, эпизодически или постоянно находящийся с ним инструктор-связной (чаще всего из числа зарубежных наемников) и относительно небольшая группа активных боевиков. Большая же часть членов джамаата состоит из боевиков, легализовавшихся в своих селениях. Однако по приказу амира они готовы немедленно присоединиться к боевому костяку «джамаата» и выполнять поставленные задачи.

Современные чеченские войны, особенно вторая, привнесли в регион самые последние идеологические наработки исламских экстремистов, стали кузницей наиболее идеологически подготовленных и непримиримо настроенных по отношению к России исламистов. Хотя почти каждую неделю «силовики» докладывают об уничтожении бандглаварей и активных участников НВФ, однако сепаратистски настроенные носители исламистской идеологии продолжают привлекать в свои ряды молодых боевиков не только в Чечне, но и в соседних республиках Северного Кавказа. Поэтому можно в качестве тенденции отметить, что квазиваххабизм в регионе распространился, прежде всего, в среде молодежи, и, хотим мы того или нет, стал серьезным и долгосрочным фактором.

Одновременно следует обратить внимание на изменение характера терактов, которые проводились на протяжении последних лет, явную «интернационализацию» и выход терроризма за рамки прежнего ареала его распространения. Прежде всего, отметим, что многие теракты последних лет были связаны с Чечней лишь опосредованно. Конечно, их организаторы поддерживают тесные контакты с лидерами террористов на территории Чечни. Однако все чаще непосредственными организаторами и исполнителями терактов становятся представители других северокавказских этносов, а теракты все интенсивнее осуществлялись вне территории Чечни (примеры Назрани, Беслана, Нальчика и др.).

Если террористическая активность на территории Чечни постепенно снижается (по данным МВД, в 2004 г. в Чечне было зарегистрировано 214 терактов против 492 — в 2003 г.), то в других регионах Северного Кавказа, наоборот, возрастает. За прошедший после событий в Беслане год террористическая война в той или иной степени распространилась по всему Северному Кавказу. Особенно тревожная ситуация сложилась в соседних с Чечней регионах — Дагестане и Ингушетии.

Так, за 2004 г., по данным правоохранительных органов в Республике Дагестан, было зарегистрировано 30 преступлений террористической направленности, из которых 18 (или 60%) было совершено в Махачкале. Эскалация насилия продолжается: только за девять месяцев 2005 г. в Дагестане совершено более 100 террористических акций, из них подавляющее число — в Махачкале и пригородах дагестанской столицы. Убиты многие представители силовых структур, высокопоставленные чиновники и даже ведущие ученые. Среди них министр по делам национальностей Арухов, заместитель министра внутренних дел генерал Омаров, известный дагестанский политолог Варисов и др. Иначе говоря, потери федеральных сил и местной милиции в Дагестане сопоставимы с понесенными за этот же период времени в Чечне.

Следует также отметить, что из числа совершенных в Дагестане террористических актов, больше половины было направлено против высокопоставленных чиновников, треть — против депутатов разного уровня и сотрудников правоохранительных органов, остальные — против военнослужащих и членов их семей.

В то же время практика показывает, что в других республиках Северного Кавказа террористы все чаще используют методы безадресного терроризма, осуществляя свои разрушительные акции в местах массового скопления людей, преимущественно из числа гражданского населения.

В Ингушетии властям также приходится бороться с хорошо организованным подпольем, тесно связанным с исламистами в Чечне. И это неудивительно: в маленькой даже по северокавказским меркам Ингушетии сконцентрированы все социально-экономические проблемы, характерные для других республик Северного Кавказа. Промышленная база, существовавшая в советский период, сегодня разрушена до основания. Уровень безработицы, по некоторым данным, достигает 80%. Ситуацию усугубляют и беженцы: по данным ингушских властей на территории республики сегодня находится около 50 тысяч беженцев, из них порядка 40 тысяч — из Чечни.

Продолжают изменяться способы и методы действий участников бандподполья, которые, перенимая опыт международных террористов, совершенствуя методы диверсионно-террористической деятельности, уделяют внимание вопросам конспирации, внедряют своих представителей в силовые структуры и органы власти. Примером может служить вооруженное нападение на МВД Республики Ингушетия в июне 2004 г.

Каждый второй террористический акт за этот период совершен путем закладки и приведения в действие взрывных устройств, каждый четвертый — с применением автоматического оружия и гранатометов, а в остальных случаях использовались автомобили, начиненные взрывчаткой.

Однако характеристика террористического движения на территории северокавказского региона будет неполной без обозначения той роли, которую в них играют зарубежные наемники и эмиссары исламистских структур. Так, например, в Чечне к настоящему времени даже те отряды, которые возглавляют чеченцы, например банда Басаева, находятся под контролем зарубежных исламистских организаций.

Боевики из других стран составляют значительную часть руководящего состава бандформирований. В террористических организациях, действующих в Чечне, Ингушетии и других северокавказских республиках в настоящее время насчитывается всего-то порядка 300 наемников, в основном выходцев из Саудовской Аравии, Алжира и Иордании, выполняющих в бандах роль инструкторов и казначеев. Однако их представленность в высших структурах сепаратистов, например в Маджлис-уль Шуре, представляется беспрецедентной (например, в июле 2002 г. из 12 членов маджлиса 11 были иностранцами).

Однако следует отметить, что «северокавказский терроризм» все в большей степени трансформируется в самодостаточное явление и во все меньшей степени зависит от внешних факторов поддержки. Иначе говоря, «внутренний» терроризм способен не только к самовосстановлению, но и к расширению своих рядов.

Вместе с тем, нельзя не отметить усилившуюся эффективность деятельности российских спецслужб по ликвидации одиозных главарей бандформирований. Только в 2005 г. уничтожены т.н. «президент ЧРИ» Аслан Масхадов (Чечня), главарь джамаата «Дженнет» Расул Макашарипов (Дагестан), эмир совершившего нападение на Беслан джамаата «Халифат» Алихан Мержоев (Ингушетия), лидер джамаата «Ярмук» Муслим Атаев (Кабардино-Балкария), арабский наемник Абу-Дзейт, координировавший нападение джамаата «Халифат» на Беслан, целый ряд других северокавказских и зарубежных исламистов. В настоящее время на скамье подсудимых в Кабардино-Балкарии находятся члены террористической группировки «Ярмук», добивающейся отделения от России Северного Кавказа, которые в декабре 2004 г. совершили нападение на дежурную часть управления Федеральной службы по контролю за оборотом наркотиков в городе Нальчике, а 13 сентября 2005 г. осуществили еще более масштабную вылазку в отношении целого ряда объектов в столице КБР, потеряв при этом значительную часть своих сил и средств. Безусловно, уничтожение и аресты террористов может в некоторой степени сократить поступление боевикам финансовой помощи из-за рубежа, снизить накал их подрывной деятельности. Однако, как свидетельствует мировой опыт, радикальные исламистские структуры обладают повышенными способностями к регенерации, а, кроме того, в их состав постоянно осуществляется приток «свежей крови».

Вместо А. Масхадова появился некий Ахмад Файруз шейх Абдулхалим Сайдуллаев, известный как один из лидеров чеченского ваххабитского подполья, занимавшийся подготовкой террористов — смертников. В настоящее время в иерархии сепаратистов он занимает пост т.н. председателя Государственного комитета обороны Маджлис-уль-Шуры ЧРИ, и в этом качестве в сентябре с.г. подписал указ о назначении бандита Халида Идигова директором антитеррористического центра «Чеченской Республики Ичкерия». На смену другим уничтоженным бандглаварям и террористам в ближайший прогнозируемый период выйдут значительно более радикальные, чем Масхадов, фигуры, прежде всего, из числа проваххабитски настроенной мусульманской молодежи, имеющей опыт терроризма и бандитизма, зараженные идеологией антирусизма, сепаратизма и экстремизма.

Действительно, одной из наиболее важных тенденцией следует считать то, что в последние годы в регионе произошла существенная ротация рядов «моджахедов»: в войну вступило новое поколение чеченцев и других северокавказских этносов, носителей радикальной исламистской идеологии, а потому более ожесточенное и дерзкое, нежели их предшественники. Определенная их часть готова к вооруженной борьбе с официальными властями во всех ее формах.

Наглые террористические вылазки радикальных исламистов в Дагестане, Чечне, Ингушетии, Северной Осетии, Кабардино-Балкарии, Карачаево-Черкесии, других субъектах Российской Федерации — эти факты красноречиво свидетельствуют о серьезных недостатках российской стратегии по решению «чеченского вопроса» в ее нынешнем виде.

Курс на строительство в Чечне и других субъектах региона шариатской государственности, которому следуют Сайдуллаев и его единомышленники, приводит к ужесточению форм и методов борьбы против российских властей, в результате чего неуклонно расширяется театр военных действий на Северном Кавказе. По мнению экспертов, сепаратисты сделали основной акцент не на Чечню, а на весь регион, и в первую очередь, на Ингушетию и Дагестан.

Приходится осознать и признать главную тенденцию: «джихад меча», прежде всего, в диверсионно-террористической форме, медленно, но неуклонно расползается по всей территории Северного Кавказа и периодически выплескивается за его пределы.

Такой вывод требует введения коррективов в российскую политику на Северном Кавказе. Совершенно недопустимо сведение борьбы с терроризмом лишь к силовой составляющей. Сузить социальную базу поддержки террористов и сепаратистов можно лишь путем нейтрализации «ключевых» факторов, способствующих активизации терроризма. Кроме того, как свидетельствует опыт многих стран мира, необходимо совершенствовать антитеррористическое законодательство и его правоприменение, усиливать деятельность спецслужб на этом направлении, бороться с финансовой подпиткой терроризма, а также активно осуществлять агитационно-пропагандистскую и разъяснительную работу. Однако и этого окажется недостаточно, если в России не удастся снизить уровень коррупции до приемлемого по мировым меркам уровня, преодолеть системный кризис, сделать привлекательными для большинства граждан осуществляемые реформы.

http://www.novopol.ru/material3685.html


Каталог Православное Христианство.Ру Рейтинг@Mail.ru Яндекс.Метрика