Русская линия
Православие.Ru Алексей Козырев13.10.2005 

Поющее сердце русского философа
Интервью с доцентом кафедры русской философии МГУ А.П.Козыревым

«Есть только одно истинное счастье на земле — пение человеческого сердца. Если оно поет, то у человека есть почти все; почти, потому что ему остается еще позаботиться о том, чтобы сердце его не разочаровалось в любимом предмете и не замолкло».

И.А.Ильин

И. А . Ильин в своем кабинете. Конец 1950 – начало 1951 г.
И. А. Ильин в своем кабинете. Конец 1950 — начало 1951 г.
Эти строчки взяты нами в качестве эпиграфа к интервью с Алексеем Павловичем Козыревым, кандидатом философских наук, доцентом кафедры русской философии МГУ им. Ломоносова. «Сердце поет, когда оно любит; - писал Иван Ильин, — оно поет от любви, которая струится живым потоком из некой таинственной глубины и не иссякает; не иссякает и тогда, когда приходят страдания и муки, когда человека постигает несчастье, или когда близится смерть, или когда злое начало в мире празднует победу за победой и кажется, что сила добра иссякла, и что добру суждена гибель».[1] Таким любящим Бога, Отечество и свой народ предстает сам Иван Александрович Ильин, русский религиозный философ, национальный мыслитель, правовед, публицист и литературный критик.

— Алексей Павлович, только что произошло перезахоронение в России останков генерала Антона Ивановича Деникина и философа Ивана Александровича Ильина. Интересно было бы услышать Ваше мнение об этом событии, как специалиста по русской философии, и попросить Вас сказать несколько слов об этом выдающемся русском мыслителе.

— Иван Ильин был пассажиром одного из философских пароходов, на которых были высланы в 1922 году на Запад лучшие представители интеллигенции. Он не только пришелся не ко двору Советской власти, но и шесть раз арестовывался, после одного из арестов был приговорен к смертной казни, и только чудом ему удалось спастись. Надо сказать, что Советская власть очень хорошо знала, с кем она имела дело. Ленин читал книгу Ильина «Учение Гегеля о конкретности Бога и человека», которая была защищена в 1918 году в качестве докторской диссертации в Московском университете. Ленин говорил своим соратникам: «Почему вы не пишите так о Марксе, как Ильин пишет о Гегеле», — значит, он высоко ценил интеллектуальные способности своего противника. Что опять-таки не помешало подвергнуть его и его собратьев по цеху остракизму, высылке, которая для них, людей глубоко любящих свое Отечество, была равносильна физической смерти.

Что касается того исторического акта, который произошел 3-го октября 2005 года, перезахоронения праха Ивана Ильина и Антона Деникина и их супруг в некрополе Донского монастыря, то надо сказать, что этого события мы давно ждали, и мы хотели, чтобы оно произошло. Может быть, не всегда уместно тревожить останки усопших, но в этой ситуации это было обусловлено необходимостью. По швейцарским законам могила на кладбище сохранятся ровно столько, насколько заключен договор. После этого приезжает экскаватор и могилу перекапывает, т. е. останки уничтожаются. И вот как раз такой срок подошел, Ильин умер в 1954 году, значит, прошло уже больше 50 лет. Правда вместе с ним была захоронена его супруга Наталья Николаевна Вокач, которая умерла несколько позже. Я не знаю в точности, как со сроком концессии обстояло дело. Но рано или поздно могилу Ивана Ильина мы бы утратили. То, что наше правительство и Фонд культуры нашли возможным осуществить эту акцию, я считаю очень достойным поступком.

Что касается самого философа Ивана Ильина, то, безусловно, это философ первого ряда того периода, который мы называем русским религиозно-философским ренессансом. Правда, духовно он не вполне относится к этому феномену, будучи противником того александрийского, синкретического духа, который царил в интеллектуальной среде и выражался в творчестве Бердяева, Андрея Белого и других. Часто работы своих современников, философов русского религиозного Ренессанса, Ильин называл «духовным блудом» и вообще был очень резким и категоричным человеком в своих оценках. Это было вызвано и его характером и его высокой духовной и философской взыскательностью. В этическом плане он был максималист, подходил к ближним с очень высокими нравственными требованиями. И поэтому какие-то вольности, которые были характерны для Серебряного века, резко осуждал. Это касается не только философов, но и писателей, например Бунина, получившего, как известно, Нобелевскую премию по литературе.

Известна также и его близкая дружба с Иваном Шмелевым, переписка с которым опубликована в трёх томах, недавно изданных Юрием Трофимовичем Лисицей. Очень символично, что на кладбище Донского монастыря, совсем рядом, упокоятся теперь «два Ивана» — Иван Шмелев и Иван Ильин. Перезахоронение Ивана Шмелева произошло несколько лет назад.

Вообще говоря, в философии, в музыке, в литературе Ильин, прежде всего, обращал внимание на духовные стороны. Не на какую-то красоту стиля, не на оригинальность или изящность, а на то, какая духовная реальность стоит за тем, что описывается. Ильина с полным правом можно назвать философом духовной очевидности. Именно дух оказывается тем органом, который познает в человеке истину.

Перезахоронение Ивана Ильина — это не только торжество исторической справедливости в отношении несправедливо изгнаных из России лучших людей, ее интеллигенции в высоком смысле этого слова. Это есть акт духовного покаяния русской нации.

— Но с другой стороны, эта высылка в 1922 году спасла их от физической расправы.

— Я категорически не приемлю, когда говорят, что они должны быть благодарны Ленину за то, что он их не умертвил, а всего лишь выслал их за рубеж. Вообще говоря, это был поступок тирана. Если бы Ленин был верен тем первоначально провозглашенным демократическим идеалам народовластия, то он, наверное, позволил бы допустить трезвое, невоинствующее инакомыслие.

Очень многие из высланных на допросах выражали свою лояльность к Советской власти. Сейчас вышла книжка «Высылка вместо расстрела», которая была подготовлена и издана книгоиздательством «Русский путь» по материалам Государственного архива Российской Федерации. В ней мы можем прочитать протоколы допросов, которые предшествовали высылке. И здесь опять-таки надо сказать, что допрос Ивана Ильина отличается от всех других. Он, пожалуй, один из немногих категорически и открыто высказался в том духе, что он является противником Советской власти и противником того события, которое произошло в 1917 году. Поэтому не случайно в эмиграции он стал духовным лидером белого движения, идеологом «сопротивления злу силой».

Наверное, есть определенная благая воля в том, что тиран не расстрелял этих людей. Но мы все же должны исходить из того, что с высылкой русских писателей и философов в 1922 году в стране наступила идеологическая диктатура марксизма. Наша страна превратилась в моноидеологическую страну. Ведь в первое пятилетие после революции, несмотря на то, что эти годы были очень тяжелые, страшные, бедные, годы, когда начинались гонения на Церковь, расстрелы священников, все-таки инакомыслие было допустимо. Люди могли излагать свои взгляды с университетских кафедр, открывались и выпускались философские и литературные журналы. Правда, они тут же и закрывались.

С высылкой философов, которую предварила статья Ленина «О значении воинствующего материализма», страна стала моноидеологической диктатурой. Это сразу было заметно на резко упавшем уровне преподавания философии. Рассвет, взлет, который мы наблюдаем в начале XX-го века, сменился какими-то нелепыми спорами диалектиков с «механистами», которые проходили на очень низком философском уровне. В Институте красной профессуры такие личности, как В.Ф. Асмус, выглядели белыми воронами, а Лосев должен был фактически уйти в подполье и влиться в ряды строителей сталинских каналов и пленников лагерей.

Конечно, есть определенная доля счастливой ошибки истории, поскольку такие люди, как Ильин, смогли продолжить в эмиграции творческую работу. Ведь подавляющее большинство своих наиболее ценных работ Ильин создал в зарубежье. И он создавал эти работы, думая о России, с верой в Россию, в ее будущее. Даже читая по-немецки курсы по русской культуре для небольших аудиторий, состоящих из пяти, шести слушателей немецких университетов, он верил, что придет время, и тексты этих лекций будут востребованы, поэтому писал с педантичной скрупулезностью каждую лекцию. Можно в этом, конечно, видеть немецкую педантичность. Ильин был немец по матери. Но в этом можно также видеть свойственную русскому дореволюционному ученому серьезность по отношению к своему философскому и литературному творчеству.

— Cкажите, пожалуйста, Алексей Павлович, насколько хорошо, на Ваш взгляд, российское философское сообщество представляет себе наследие и знает творчество Ильина?

— Ильину повезло и не повезло. Повезло с издателями. Юрий Трофимович Лисица, доктор физико-математических наук, взял на себя крест издать Собрание его сочинений. Если включить все тома переписки, то издание насчитывает около 25 томов. Парадокс в том, что его стал издавать профессиональный математик. А ведь Ильина издать не просто. Огромное количество работ издано по рукописям, которые хранятся в архиве Мичиганского университета в США. Этот архив был завещан Ильиным Московскому университету, его alma mater, но так и не передан России. Я думаю, что теперь, когда Университет получил прекрасное здание для библиотеки на Воробьевых горах, в том числе и оснащенное надлежащими условиями для хранения архивов, нужно бы к этому завещанию вернуться и исполнить волю философа.

С другой стороны, Ильину и не повезло. Ильин в определенной степени философ идеологический. Это очевидно в определенных пластах его творчества, если обратиться, например, к такой работе как «Наши задачи». Поэтому часто восприятие его происходит, что называется «на злобу дня». С ожиданием каких-то конкретных политических результатов и дивидендов.

Даже коммунисты, которые забыли, что они повинны в погублении России и в высылке ее интеллигенции, активно используют в своей политической риторике тексты Ивана Ильина. В таком идеологическом восприятии, как правило, безоглядном, некритическом, теряются его собственно философские работы; работа о Гегеле «Философия Гегеля как учение о конкретности Бога и человека», «Аксиомы религиозного опыта», «Поющее сердце», где Ильин реализует себя в качестве историка философии, теоретика, религиозного мыслителя.

Работы о праве, историко-философские работы немного отошли на второй план. Мне кажется, что сегодня историку философии необходим такой беспристрастный, свободный от излишнего идеологизма подход к наследию Ильина. Это отнюдь не умалит значения этой фигуры, но предъявит нам скрытые пружины философского процесса в России той эпохи. Интерпретация наследия Ильина, его философское прочтение по большому счету нам еще предстоит. Я знаю одну книгу, посвященную специально Ильину. Это книга петербургского исследователя И. И. Евлампиева. Следует отметить, что она вышла в Петербурге достаточно давно, десяток лет назад и стала первым прочтением, первым ознакомлением широкой читающей публики в России с творчеством Ильина.

— Алексей Павлович, Вы знаете, что Иван Ильин часто предстает, прежде всего, и по преимуществу как идеолог контрреволюции, радикал как сейчас говорят, ярый антикоммунист. Насколько адекватно такое представление? На ваш взгляд, каковы главные темы в его стратегическом видении будущего?

— Ильин написал конституцию для будущей России. Конечно, она далека от сегодняшней, он в принципе не был сторонником либерально-демократического государства, считая, что государство должно быть в достаточной степени авторитарным, способным осуществлять грандиозные общественные проекты, объединяющие нацию. Он был сторонником монархической государственности, считая, что монархия — наиболее адекватная форма власти для православной державы. Есть немало существенных идей, которые актуальны в политическом наследии Ильина и для нашего времени. Среди прочего это постоянно им проводимая идея о необходимости правового сознания и правового государства.

Право, по сути, не есть произвольная вещь, которая устанавливается по произволу властей предержащих. Право имеет духовный смысл, оно опирается на те высшие ценности, которые это право защищает. Это некие автохтонные суверенные нормы, которые элита общества в каждую эпоху усматривает духовным взором ее людей. Те, кто создает правовые формы, кодексы, не придумывают их, а открывают их в духовной очевидности. Именно это дает силу и, если угодно, «соль» праву. Можно, конечно, придумать государство, где будет действовать рукотворное право, подобное некой железной машине. Но это будет чудовищное государство, это будет тюрьма, ад на земле, потому что право будет основано на антиценностях.

Кстати, Ильин был представителем той великолепной философии права, которая у нас была в дореволюционной России. Он окончил кафедру философии права и был сперва приват-доцентом, а потом профессором этой кафедры на юридическом факультете Московского университета. Это школа Павла Ивановича Новгородцева, который был оппонентом на защите диссертации Ильина «Философия Гегеля как учение о конкретности Бога и человека», за которую ему присвоили докторскую степень вместо магистерской, потому что не ясно было, удастся ли когда-нибудь еще собрать ученый совет. Начинался красный террор 1918 года — всех могли арестовать в любую минуту.

Идеи Ильина о сущности правосознания являются сейчас как никогда актуальными для России, для тех шагов, которые мы предпринимаем, чтобы наше государство вывести из развала, разрухи, повернуть вспять то бегство, отступление государства из различных социальных сфер, которое мы наблюдали в 90-е годы.

— И еще один вопрос. Можно ли говорить об Ильине как философе уже в контексте европейской культуры? Что можно сказать в связи с этим?

— Безусловно, об Ильине можно говорить в контексте европейской культуры. И вот почему. Например, Гегель для французов на определенное время был совершенно забытой фигурой. Французы не знали немецкой философии, не знали Гегеля. Ильин своей книгой определенным образом повлиял на интерес к Гегелю у Александра Кожевникова (Кожева). Он тоже был одним из русских беженцев в Европе, отступал туда с белой армией. Кожев устроил в начале 30-х годов в Сорбонне свои семинары по «Феноменологии духа», где занимались многие впоследствии очень известные европейские интеллектуалы. Через него и Жана Валя Гегель нашел свое возрождение во Франции. Конечно, это некоторая опосредованная связь. Это один момент.

Надо сказать, что Ильин блестяще знал немецкий язык и много выступал с лекциями в Европе (причем до Второй Мировой приезжал нередко и в страны Балтии). Немало его книг выходило на немецком языке. Я думаю, что это тоже осуществило определенное влияние на европейскую культуру.

Кстати сказать, и в советское время фигура Ильина не была окончательно вычеркнута из памяти. А.Ф.Лосев, приглашенный в 1942 году преподавать на только что восстановленный философский факультет МГУ, ведя семинары по «Науке логике» Гегеля, рекомендовал студентам книгу Ильина о Гегеле. Правда, чем это закончилось, мы хорошо знаем: Лосев не проработал там и двух лет, как его выгнали из университета под предлогом перевода в Педагогический институт им. Ленина.

Судьба наследия Ивана Ильина показывает нам, что Европа не в полной мере ознакомилась с русским философским наследием, а может быть, и не особенно хочет с ним знакомиться. В Европе существует такое убеждение, что русская философия слишком религиозна и в ней слишком много нефилософских предпосылок. Она как бы не совсем философия. Конечно, если сравнивать русскую религиозную традицию с такими мыслителями, как Деррида, Фуко, то это совсем другая традиция. Но в Европе тоже есть фигуры, мышлению которых вовсе не чужды религиозные предпосылки.

— Но они находятся далеко не на переднем плане…

— Нет, это отнюдь не так. Например, Поль Рикёр, который не скрывал, что он протестант и во многом опирался на герменевтику, имеющую свои истоки в библейской герменевтике. Чтобы увидеть эти филиации, нужно внимательней посмотреть на его тексты. Я помню лекции П. Рикёра в Московском университете, в которых он отдавал дань таким русским философам, как Булгаков и Соловьев. Это не значит, что они сильно повлияли на него, но здесь речь идет не о влиянии, а об определенном типологическом сходстве.

Даже Хайдеггер, который был атеистом, иногда в своей мысли в чем-то пересекается с русской философией. В его работах можно найти конгениальные с о. Павлом Флоренским мысли о смысле имени, иконы, образа. Семен Франк в конце жизни, по прочтении поздних работ Хайдеггера, признавался, что всю жизнь они шли к одному и тому же в философии. Неслучайно феноменология хайдегеровского типа популярна в католических университетах.

Это скорее предрассудок, что русская философия так уж совершенно, радикально отличается от западной философии, именно как религиозная от секулярной.

Иван Ильин со своей книгой о Гегеле дал этому прекрасный пример. Я уверен, что в XX веке в Европе не было такого знатока Гегеля как Ильин, человека, который с таким тщанием прочитал его труды на немецком языке. Его книга — это попытка интерпретировать религиозную драму Гегеля, помыслить его философию как определенный вариант, кстати сказать, гностический, решения проблемы соотношения Бога и твари. Религиозная опция зрения русских философов позволяет открывать в западной философии определенные стороны, на которые не акцентируют внимание в самой Европе.

Один мой аспирант из Японии Хорие Хироюки перевел на японский язык одну из ранних работ И. Ильина и пишет к ней предисловие для хрестоматии по русской философии, которую готовит профессор М. Микосиба в университете Чибо (Токио). Это показатель того, что не только на Западе, но и на Востоке интерес к русской философии и, в частности, к философии Ивана Ильина растет.

— И все-таки хотелось бы завершить это интервью вопросом о том, что для нас, по Вашему мнению, для русской интеллигенции, русского народа, самое главное и важное в творческой мысли, в наследии Ивана Ильина?

— Это не простой вопрос. Я сказал бы, что на мой взгляд самым важным являются его «тихие созерцания», его «поющее сердце». Эти работы прекрасно ложатся на душу, они ведут нас ввысь, формируют дух и душу человека, открывают кладези человеческой мудрости. Научная философия — эта та философия, которая чему-то может научить. Если философия ничему научить не может, а может только запутать, то язык не поворачивается называть ее научной философией. Эти работы Ильина, по моему опыту чтения, как раз являются и являются «научными», то есть научающими.

С Алексеем Павловичем Козыревым беседовал к.ф.н. Геннадий Самуйлов



[1] Ильин И.А. Собр. соч.Т.3. С. 375. М., 1994.

http://www.pravoslavie.ru/guest/51 012 145 533

Каталог Православное Христианство.Ру Рейтинг@Mail.ru Яндекс.Метрика