Русская линия
Гудок Сергей Бабичев12.10.2005 

Вечный зов неба

Как настоящий атеист не мог смириться с тем, что сын принял крещение и стал священником, — и практически заморозил всяческие отношения с Татаринцевым-младшим. И лишь, подъезжая к Москве со стороны Тушина, всегда с особой теплотой всматривается в вырастающий из-за деревьев уникальный храм Спаса Преображения. Офицер старой закваски, он редко рассказывает домашним о своей службе. Но один лишь раз не удержался, спросил супругу, указывая на храм:

— А ведь это я этакую красоту уберег. Не знаешь, что теперь в нем?

Та промокнула глаза платочком:

— Да уж знаю… Наш Костя там служит…

Юлий Константинович чуть руль автомобиля из рук не выпустил.

А было так. В начале 60-х годов группе, которую возглавлял капитан Войск ПВО Юлий Татаринцев, поручили перенести склад боевых частей ракет класса «земля — воздух» из стен переоборудованного под хранилище храма Спаса Преображения, что в Тушине, на специально подготовленное место, а изрядно разрушенное сооружение — взорвать.

Капитан Татаринцев — человек хоть и некрещеный, но все же русский, в выходной день приехал из подмосковного Реутова, осмотрел храм, поговорил со старожилами и понял, что уничтожать этот памятник — преступление. Ведь он стоит у истоков Москвы. В столице насчитывается всего около ста мест, где были обнаружены так называемые дьяковские городища — праславянские стоянки времен Христа. И самая древняя находится в пойме реки Сходня, буквально под фундаментом храма. И это — под нож бульдозера?

Итогом долгих мытарств советского офицера в борьбе за православную святыню стала резолюция тогдашнего командующего войсками Московского округа маршала Батицкого: «Согласно рапорту капитана Татаринцева храм в Тушине сносу не подлежит».

Ни жена, ни знакомые капитана об этой истории тогда так и не узнали. И сыну своему Константину он об этом не рассказывал. Чего, мол, выпячиваться. Скромность — прежде всего. Тот окончил мехмат МГУ, поступил в аспирантуру Московского энергетического института — и все без помощи отца.

Мозгами да настырностью брал. Судите сами: вчерашний студент, а тема работы — охлаждение сверхтекучим гелием инфракрасных датчиков в невесомости на орбите. При температурах, близких к абсолютному нулю, датчики обретают гиперчувствительность. Фантастически усиленная разрешающая способность аппаратуры позволяет не только, к примеру, увидеть лицо человека, но и наблюдать сокрытое в нутре земном на 15 — 20-метровой глубине. И его с этакой работы призвали в армию.

Конечно, Татаринцев-младший мог в войска и не ехать. Отец — к тому времени уже полковник — занимал серьезную должность в Генштабе, так что при случае его слово кадровики во внимание приняли бы. Но Юлий Константинович, прознав, что сына призывают на офицерскую службу, специально взял отпуск. Всего добившийся в жизни сам, он никогда не поступался принципами. И вот, пожалуйста, Смоленск. И тут же — неприметное на первый взгляд, но, как оказалось, знаковое событие.

…Поезд прибыл на место еще до рассвета. В древний город зябко вползало хмурое декабрьское утро. Константин шел по городу, и тут взору его предстал недавно открывшийся кафедральный собор Смоленской Божией Матери. Он вошел в церковь и, хоть был некрещеным, буквально замер перед иконой небесной покровительницы древнего русского города. И — удивительное дело — слетели с души хмарь и усталость, день развиднелся, в ином свете предстала сама жизнь.

Но сказанное вовсе не означает, что Татаринцев немедленно сделался затворником. Вовсе нет. Он и сегодня с улыбкой вспоминает свой первый день в полку. Только начал заполнять какие-то бумаги в отделе кадров, как дверь энергично распахнулась и в проеме возник некий авиагенерал. Едва он сделал шаг — висящий над притолокой кумачовый транспарант «Слава советским авиаторам!» сорвался с надежных вроде бы креплений и — аккурат на роскошную генеральскую папаху! Немая сцена.

Генерал свирепо оглядел «какого-то штатского» и решил на нем сорвать обиду и злость:
— А вы кто такой?!

— Я Татаринцев, — давя улыбку, сказал Константин, — прибыл к вам на два года — исполнить свой гражданский долг, а об остальном уж хочу вас порасспросить.

Генерал потер ушибленную армейским плакатом макушку и рассмеялся: «Хорошо, что это голова военнослужащего, а будь штатская — не миновать беды».

После весьма придирчивого технического консилиума, на котором перед лицом авторитетной комиссии офицер-двухгодичник блестяще подтвердил все свои вузовские знания, решили послать лейтенанта в часть близ Новгорода.

Сюда как раз доставили новейший по тем временам уникальный летный тренажер. Нужно было разбираться с операционным и математическим обеспечением, навигационным комплексом, «завязанным» на внешние компьютеры, которые моделировали полет и выполнение боевой задачи. Обслуживание наукоемкого агрегата и доверили лейтенанту Татаринцеву.

Довелось Константину «полетать» и с полковником Дудаевым, прибывшим переучиваться на новый тип самолета. Долго не давалась комдиву посадка. При заходе на нее Дудаев выпускал закрылки при скорости выше допустимой. Самолет раскачивало, он сваливался на крыло и «разбивался». Раз, другой… Честолюбивый полковник принялся костить тренажер: никуда, мол, не годен. В ответ на замечание Татаринцева, что загвоздка не в железе, а в технике пилотирования, Джохар посмотрел волком: «старлей» учит полковника? Предложил сделать круг вместе. После «коробочки», на третьем развороте, обучаемый передал управление Татаринцеву. Когда пришла пора убирать закрылки, он привычно прибрал РУДами (ручки управления двигателями) тягу, аккуратно вошел в глиссаду.

С того дня Дудаев «тренажерщика» зауважал. Он зауважал его еще больше, когда узнал, что в свободное от службы время старший лейтенант создал компьютерную программу, которая позволила на четыре (!) часа сократить нормативы приведения в повышенную боевую готовность дальней бомбардировочной авиации.

Суть рацпредложения заключалась в следующем. Для определения оптимальных сил и средств авиации по уничтожению заданной цели существовали определенные методики. Если объекты авиаударов просчитывались заранее, эта задача была не очень актуальна. Но когда цели неожиданно изменялись, расчеты требовали большого времени, тормозилась подготовка самолетов к вылету. Татаринцев свел огромные номограммы к интегралу Лапласа, и программа стала послушной даже для примитивного компьютера, который имелся тогда в каждом полку. В итоге даже молодые штурманы — выпускники училищ в режиме диалога после уточнения параметров цели, эшелона подхода к ней и прочих данных сразу выдавали ответ, сколько самолетов и как готовить для выполнения боевой задачи. Программу высоко оценили в Военно-воздушной академии им. Ю.А.Гагарина и рекомендовали для внедрения в войска, а Татаринцеву предложили должность начальника лаборатории в академии. Он еще преподавал физику в местной школе, где хронически не хватало учителей.

…В 25 лет старший лейтенант Татаринцев принял крещение. И все больше стал задумываться не о продолжении торной научной стези, а о прокладывании тропинки духовной. Но старец-духовник, к которому он подался за советом, благословил принести Богу «плод законченный» — завершить второе образование и окончить аспирантуру. Татаринцев завет воплотил сполна, но к учению, скажем честно, охладел. И немудрено.

С теми связями, которые остались в армии на уровне военно-технической комиссии ВВС и научно-технической комиссии по космосу, он пытался проталкивать наиболее перспективные разработки. Без толку. Судите сами: их группа лет на пять опережала по своим научным подходам ближайших «космических» конкурентов — американцев и японцев. Татаринцев добился выступления в комитете по обороне в Кремле, последовательно продвигая идею запуска экспериментального стенда по своей проблематике. Ибо знал: бездействием уже через пару лет можно будет отстать от прытких и хитромудрых «друзей-соперников» не на пять — десять лет — навсегда. Тщетно.

Когда в Семипалатинске полным ходом шло уничтожение ракет СС-20, он предложил не в прах обращать уникальное дорогостоящее оборудование, а запускать ракеты на орбиту. На что получил ответ: решение политическое, ракеты будут уничтожаться по утвержденной схеме. А через пару лет прочел в одной газетенке: что, мол, за бестолочи эти русские! Нет бы использовать уникальную военную технику для нужд науки, так они в пыль стерли ее на полигоне. Татаринцева потряс этот цинизм. И уже не оставалось ни сил, ни желания, по сути, вхолостую «крутиться» на орбите захиревшей науки.

Тогда-то и перешел окончательно на путь служения Богу, был рукоположен в сан и в результате получил назначение в храм Спаса Преображения, что в Тушине. Тот самый, который когда-то спас его отец.

http://www.gudok.ru/index.php/28 828


Каталог Православное Христианство.Ру Рейтинг@Mail.ru Яндекс.Метрика