 |
| Нескучный сад | Николай Солодов, Петр Королев | 04.10.2005 |
Есть ли дедовщина в семинарии?
Петр Королев: Здесь разделение происходит не по возрасту, а по курсам. 30-летние на равных с 18-летними. Никто не говорит: ты младше, поэтому пойди и сделай то-то и то-то. Хотя есть вполне естественный пиетет в отношении младших курсов к старшим. Старшие его стараются поддерживать.Николай Солодов: Честно говоря, не замечал. В столовой, например, кто-то должен в конце трапезы отнести посуду. Когда сидят рядом академист и первокурсник, логично выходит, что это должен сделать первокурсник. Но я часто встречал, когда академисты уступают «первенство», делая все наравне.
ПК: Первенство чести, а не первенство власти…
НС: Я бы сказал, что дедовщины здесь нет. Если мы идем работать — перетащить например мешки из пункта, А в пункт Б, то никакой разницы нет. Попадаются люди с разных курсов.
Разве не бывает, что сюда приходят не учиться, а с желанием отсидеть пять лет учебы и скорее стать священником?
НС: Нет, не думаю что таких много. Чтобы скорее стать священником, есть более простые пути. Не обязательно для этого поступать в семинарию, тем более в МДС. Здесь все же учатся.
ПК: Народ приходит сюда с основной целью — учиться. Поэтому бывает, что свои определенные таланты стараются не раскрывать или даже утаить — чтобы не пришлось тратить время на второстепенное.
Кого больше тех, кто после школы, или тех, кто с образованием?
НС: Я думаю, что пополам.
ПК: В этом году стали принимать 17-летних. Раньше в уставе было строго прописано, что можно принимать студентов только после 18 лет. И многим ребятам приходилось целый год где-то пережидать до поступления. Теперь берут сразу после школы.
Много ребят после армии поступает. Некоторые уже где-то учились, некоторые работали и решили поступать. Есть у нас и заочное обучение, но туда берут исключительно священнослужителей.
Первый курс обычно тяжелый не в смысле учебы, а в том, чтобы вписаться в атмосферу, научиться ладить с братией. На первом курсе всех селят большими комнатами: от десяти до семнадцати человек. Если кто-то будет полуночничать до часу, до двух, а кому-то вставать в пять — то волей не волей придется объяснять, что пора ложиться спать. Потом все это утрясается и появляются дружеские отношения, которые сохраняются уже на протяжении всей учебы.
НС: Мне было проще, потому что я был старше большей части народа. По-моему, почти никаких ссор не было, я во всяком случае не замечал. Все, конечно, очень разные люди, но уживаемость гораздо лучше, чем в светском вузе. Все пришли со своими привычками, со своими особенностями, но все стараются работать над собой.
Здесь в семинарии я встретил некоторых людей такой замечательной жизни, что только ради общения с ними уже стоило сюда поступать. Это конечно особенность семинарии… Ведь к нам поступают лучшие люди изо всех приходов Русской Православной Церкви.
ПК: Бывают и тяжелые ситуации. Как говорят — нет ничего хуже, чем ссора на подводной лодке, потому что никто никуда не денется. Постоянно сталкиваешься с человеком и волей-не волей приходится разрешать конфликт, просить прощения.
Первый курс — это не столько учеба, сколько научение человека научно мыслить, учиться в другой системе образования. Но к концу первого или второго курса человек становится как бы частью организма. И к нему относятся как к части самого себя. Самого себя всегда накажешь как-то мягче, отношение уже другое. И доверия больше.
Подрясник — это привилегия?
ПК: Всех семинаристов к концу обучения поставляют во чтецов. Поэтому кто-то раньше, кто-то позже получает право на ношение подрясника. Первыми чтецами становятся те, у кого есть какие-то храмовые послушания, — они первыми и носят подрясник. Подрясник — это и привилегия, и ответственность. На улице подрясник превращает своего владельца в «ходячее справочное бюро».
Ваша alma mater — это семинария или мехмат?
НС: Интересно, что когда я учился на мехмате, мне были совершенно безразличны все эти сантименты старых выпускников. Золотую медаль, которую мне выдали вместе с красным дипломом, я чуть не продал милиционеру в столовой за 300 рублей. В день получения. Но сейчас я с большим воодушевлением прихожу в университет, на мехмат. Даже выпросил у одной знакомой желтый плащ, который выдавали на 250-летие МГУ. А раньше ни за что бы не обратил на это внимания. Теперь очень приятно вспоминать учебу в университете. Думаю, будет еще более приятно вспоминать семинарию. Но сейчас, будучи погруженным в учебу, я еще не знаю, что вызовет самые теплые воспоминания. Об этом надо спрашивать года через три.
ПК: Для меня alma mater — скорее семинария, чем мехмат. На мехмате я очень специфично учился. У меня там образовалось не очень много друзей. Я подолгу отсутствовал, приезжал сдавать сессию и опять уезжал. Поэтому до семинарии все мои друзья были в основном из школы. А здесь совсем иное дело, тут полное погружение — братство.
Alma mater — это то место, которое формирует людей в молодости…
НС: По тому, как семинария формирует людей, ее можно сопоставить только с военной службой. Ну что такое светский вуз, ты пришел, пообщался часа четыре, потом пошел домой. А в семинарии ты весь здесь.
ПК: В светском вузе на некоторое время погружаешься в науку, потом обсуждаешь немного все изученное с однокурсниками, а в общежитии уже кипит своя жизнь, там совершенно не до учебы. Зачастую москвичам было легче учиться. Не было этой горячей жизни общежитской.
Как у вас прошел переход от математики к гуманитарному богословию?
ПК: Нельзя сказать, что сильно что-то меняется в учебе. Даже, наверное, из гуманитарных вузов в семинарию реже приходят чаще, чем из технических. Естественные науки приучают работать с определенными абстракциями. К тому, что результат нельзя подгонять под ответ, это не метод, все дыры будут видны. Для меня никакого диссонанса не возникло при переключении с одних наук на другие.
НС: Я бы сказал, что разница есть. Церковная наука во многом все же гуманитарная и переход от негумантарной к гуманитарной науке все же есть и он не простой. Я на 4 курсе сейчас, и этот переход я для себя еще не осуществил. Я понимаю, что у специалиста историка другое понимание науки, другой подход. Я все же пока исхожу из своего опыта. В беседах с другими людьми я себя ловлю на этом. Это проявляется и в смыслообразовании: я вкладываю в слова несколько другой смысл, чем мои собеседники. Само слово наука значит для меня немного другое. Мне, скажем, нужны семинары, конференции, монографии, но на сегодня в церковной науке такого практически не существует.
В вашей среде Московская семинария считается самым престижным вузом для получения богословского пастырского образования?
ПК: Да безусловно. Московская считается одной из самых здоровых.
Куда идут выпускники закончив? Они все становятся священниками?
ПК: Не знаю статистику… Но думаю, что есть определенный процент тех, кто не становится священником или становится спустя некоторое время. Например, молодой человек поступил в 18, в 24 закончил, но не женился и поэтому некоторое время не в сане.
А чем он занимается в это время? Ищет невесту?
НС: Кто-то находит работу при храме, правда, там сложно заработать денег. Иногда устраиваются на стороне.
Невесту найти трудно? Вы обсуждаете это?
НС: Девушек красивых много, но хороших — мало. И все же больной я бы эту тему не назвал.
ПК: Обсуждения редки. Все-таки это слишком личные вещи. Может быть, с лучшим другом. Но бытуют вот такие истории, например: один семинарист пошел в Троицкий собор, помолился там преподобному Сергию, попросил, чтобы та девушка, которую он встретит на выходе и стала его женой. Так все и произошло. Они благополучно поженились. Есть и страшные истории. Молодые люди выходят за ворота Лавры, видят каких-то девушек. Знакомятся. Сразу в лоб предложение. Обе соглашаются. Потом одна пара так и живет, другая распалась сразу после хиротонии. И получается, что молодой священник должен навсегда отказаться либо от семейной жизни, либо от священства.
Как отдыхают семинаристы?
ПК: Футбол, волейбол — в городе есть площадки. С местными играем.
А проблем с местными не возникает?
ПК: Изредка возникают. И для этого не обязательно идти по улице в подряснике — как ни оденься, семинариста все равно можно узнать.
НС: Семинаристы удивительно разнообразно отдыхают. Я однажды видел ребят из Лавры, которые шли в город на роликах кататься. Отдыхаем очень разнообразно. На каникулы можно домой.
ПК: Летом куча народа на великах гоняет. Бывают концерты. Приезжают разные исполнители, оркестры. Была правильная кафешка в Посаде, где стоит шкаф со святоотеческой литературой — там можно собираться, там и концерты устраивают неофициальные.
НС: Мне представляется не совсем правильным, что у семинаристов обычно не остается постоянной связи со своим приходом — разве что на каникулах. Ведь это приход направляет человека учиться, а он теряет с ними связь на пять лет полностью. Тем более что ушел часто молодым человеком, мальчиком, а возвращаться должен священником.
Расскажите местную легенду семинарскую…
ПК: Когда реставрировали лаврскую колокольню, двое семинаристов решили приложиться к кресту. Поднялись по лесам и приложились! На нашу высоченную колокольню…
ПК: Много смешных случаев бывает во время чтения житий на трапезе. На трапезе собираются все семинаристы, и поэтому в это время обычно делают всякие объявления: кто на какие заступает послушания. Эти вещи иногда очень смешным образом переплетаются. Например, чтец читает об искушении какого-нибудь подвижника. В это время входит начальство, останавливает чтеца и зачитывает объявление. После объявления, чтец продолжает с того места, где его остановили: «…сказал бес и удалился». Весь зал лежит, конечно!
С однокурсниками в светском вузе были проблемы, ведь они знали, что ты верующий?
НС: Проблем у меня не было. Учеба как-то не затрагивала проблем веры. Единственно были сложности в аспирантуре, когда мы изучали философию. Для меня была проблема, я не понимал точно границу. Когда речь шла о вере, когда я должен промолчать, а когда нельзя молча слушать и надо возвысить голос. Эта граница не очень проста. Иногда хочется отсидеться промолчать, когда этого делать уже нельзя.
ПК: У нас на курсе была достаточно заметная часть студентов верующих. И в нашей группе было человека четыре позиционирующих себя как верующих. Кстати с моего курса еще один молодой человек учится здесь в семинарии.
Но удивительным образом, не совсем корректное поведение, нежелание четко разделять учебу от проповеди своих религиозных убеждений (все же неуместной на уроках) я чаще замечал со стороны верующих, чем со стороны «воинствующих атеистов».
Когда молодой человек хочет стать священником, куда он скорее поступит: в МДАиС или в ПСТГУ?
ПК: Мне кажется, что в ПСТГУ учеба в большей степени нацелена на научную деятельность, там чуть иная атмосфера. У нас здесь множество иных нагрузок, но при этом происходит полное погружение: учеба, службы, послушания, влияние Лавры. Нас здесь кормят, крыша есть над головой. В ПСТГУ нужно ездить в разные здания, домой, еду себе готовить, бывает, и зарабатывать надо. Так что выбор во многом будет зависеть и от семейных обстоятельств.
Уходят из семинарии?
НС: Бывает, как везде. Поучился — не понравилось, ушел. Но очень редко.
