Ночь прошла. А день приблизился?

Беседа о том, что ждет нас в земной жизни и после нее

Ему нет и сорока. Доктор философии и доктор богословия, он учился в Московской консерватории, Московской духовной академии и Оксфордском университете. Автор религиозных бестселлеров и серьезных научных открытий. На его проповеди в небольшом храме еще недавно съезжалась молодежь с разных концов Москвы. Теперь на его лекциях и докладах собираются полные залы по всему миру. Это один из самых ярких иерархов и богословов Русской православной церкви — епископ Венский и Австрийский Иларион (Алфеев), представитель РПЦ при европейских международных организациях. Среди его научных достижений — первый перевод на русский язык и глубокое исследование ряда работ святого Исаака Сирина, великого христианского богослова, загадочного и даже в чем-то пугающего…

— Иногда в церковной среде можно услышать, что для неподготовленных чтение трудов Исаака Сирина может быть опасным. Что это значит?

— Исаак Сирин — во многих отношениях совершенно уникальный церковный писатель, он рассуждал о таких вещах, которых редко кто касался. Думаю, что никто ни до, ни после него не говорил с такой силой и такой проникновенностью о любви Божией. Не случайно его писания вдохновляли наших предков на протяжении столетий. Они оказали глубокое влияние на некоторых русских писателей, в частности, на Достоевского, который в писаниях старца Зосимы из «Братьев Карамазовых» воспроизвел многие идеи преподобного Исаака. А в нашу эпоху писания Исаака Сирина особенно актуальны, потому что современному человеку более всего нужно напоминание о любви Божией. Для меня как ученого встреча с наследием Исаака Сирина стала в каком-то смысле чудом. Ведь я занимался в Оксфорде совсем другой темой, изучал Симеона Нового Богослова — это была тема моей докторской диссертации.

— Верно ли, что Исаак Сирин полагал, будто бы души всех умерших, в том числе и самых закоренелых грешников, в конце концов окажутся в раю после определенных испытаний?

— Исходная точка всего богословия Исаака Сирина — это любовь Божия, которая, по его мнению, исключает возможность вечных мучений. Исаак говорит о том, что мучение геенны есть не что иное, как муки раскаяния. И грешники в аду будут мучимы бичом любви Божией. Исаак весьма решительно отвергает мнение о том, что Бог одних людей предназначил ко спасению, а других к погибели и что Он будет одних вечно миловать, других вечно мучить. По его учению, Бог вообще никого не наказывает, и идея правосудия неприменима к Богу. Бог любит в равной степени и тех, кто находится в Царстве Небесном, и тех, кто мучается в геенне огненной. Но именно эта безграничная любовь Божия и становится для грешников источником мучений, подобно тому, как для провинившегося ребенка любовь матери может стать причиной угрызений совести и раскаяния. Источник мучений ада — неспособность человека наслаждаться любовью Божией, приобщаться любви Божией, любить самому и быть любимым. Помните, как в «Братьях Карамазовых» старец Зосима говорит: «Отцы и учители! Мыслю: что есть ад? Рассуждаю так: страдание о том, что нельзя уже более любить». А у Исаака Сирина читаем: «Неуместна никому такая мысль, что греш­ники в геенне лишаются любви Божией. Но любовь силой своей действует двояко: она мучает грешников и веселит собою исполнивших долг свой». Эту мысль Исаака Сирина Владимир Лосский поясняет так: «Божественная любовь станет нестерпимым мучением для тех, кто не стяжал ее внутри себя». То есть если ты здесь, на земле, не научился любить, то твоя неспособность любить станет для тебя источником мучений в будущей жизни, потому что там нет ничего, кроме любви Божией. Из этих представлений вырастает у Исаака теория всеобщего спасения: согласно этой теории адские мучения являются временным наказанием, необходимым человеку, чтобы он достиг того уровня любви, который необходим для вхождения в Царство Небесное. Эта идея вовсе не нова в христианской традиции. Ее еретическим вариантом является учение Оригена, осужденное V Вселенским собором. А более православный вариант содержится в трудах святителя Григория Нисского, которые никогда ни одним Собором не были осуждены. У Исаака Сирина генезис этих идей восходит к предшествующим сирийским авторам, которые писали на те же темы. Полагаю, что эти идеи можно воспринять как частное богословское мнение святого Исаака Сирина. И я не думаю, что в том виде, в каком они выражены у него, они являются каким-либо соблазном для верующих. Даже наоборот, для многих эти идеи служат источником вдохновения и надежды.

— Ну, во всяком случае для нас, грешных, это достаточно оптимистичный взгляд на будущее. А если от перспектив вечной жизни перейти к земным масштабам, тут для оптимизма есть, на ваш взгляд, основания? Одна из ваших книг озаглавлена евангельскими словами «Ночь прошла, а день приблизился». Применимо ли это выражение к нашей стране? Говорят, со стороны виднее, а вам приходится смотреть на Россию со стороны, даже географически. Так к хорошему или к плохому движемся?

— Я хотел бы быть оптимистом, но жизнь заставляет быть реалистом. Меня радует, что в последние пятнадцать лет созданы возможности для возрождения религиозной жизни, и эти возможности Церковь использует по максимуму. Но вот что беспокоит. Мы сейчас открываем десятки тысяч храмов, сотни монастырей, а что произойдет через двадцать-тридцать лет? Будут ли эти храмы наполняться людьми, продолжится ли тот энтузиазм, на котором держится сегодняшнее религиозное возрождение? Я в этом не уверен, потому что, наблюдая некоторые весьма тревожные явления на Западе, опасаюсь, что рано или поздно они придут к нам и что секуляризация и обмирщение человеческого сознания поглотят те плоды, которое приносит религиозное возрождение. Сегодня в некоторых странах Запада протестантские церкви сдаются в аренду под рестораны или увеселительные заведения. Не получилось бы и у нас, что мы настроим храмов, а через одно или два поколения начнем сдавать их в аренду.

— Это проблема только Церкви или всего общества? Какие выводы можно сделать из сопоставления с западным примером?

— Мы помним те времена, когда религия у нас фактически была запрещена и официальная идеология строилась на отрицании традиционных для религиозного человека ценностей. И мы в те годы думали, что на Западе все совсем по-другому, что там свобода совести, свобода вероисповедания. Действительно, гонений на Церковь там нет. Но за несколько последних десятилетий на Западе произошли очень существенные сдвиги в общественном сознании, которые не только подорвали основы религиозной веры, но и в значительной степени разрушили традиционный уклад человеческой жизни. Речь идет не о теологической, а об антропологической проблеме. Речь идет, например, о том, что так называемая сексуальная революция перевернула традиционные взгляды на семью, на роль женщины в обществе, перевернула представление о том, что допустимо, а что недопустимо в области сексуальной этики, что позволительно, а что греховно. Идеалы брака, супружеской верности, чадородия, многочадия, которые в представлении всех традиционных религий являются основой человеческого бытия, современная культура подвергает систематическому уничтожению. Эти идеалы не только не пропагандируются в молодежной среде на Западе, но и осмеиваются как что-то устаревшее. Жизнь людей сегодня строится на совершенно иных ценностных парадигмах, чем те, на которых она строилась на протяжении веков. В основе всего — воинствующий индивидуализм, гедонизм, то есть культ наслаждения, культ потребительства. И все это создает кризисную ситуацию для каждого человека в отдельности и для целых народов. Страны Запада оказались в глубочайшем демографическом кризисе. В отличие от нашей страны, где для этого кризиса помимо духовно-нравственных есть и экономические причины, на Западе причины демографического кризиса коренятся исключительно в области нравственности. Это страшная проблема, перед которой стоит вся западная цивилизация, и если не решит ее, то окажется на грани гибели. Но демографический кризис — лишь одна составляющая многопланового процесса отказа многих людей на Западе от религиозных ценностей.

— А где же выход? Поиск его не возвращает ли человека к религии?

— Религия могла бы сыграть решающую роль в преодолении этого кризиса. И здесь особенно важна роль традиционных церквей — на Западе, конечно, в первую очередь Римско-католической церкви, но также и Православной — как Церкви, которая защищает традиционные ценности. Вопреки всем современным веяниям люди продолжают приходить в церковь. Мы в Вене часто наблюдаем такую картину. В наш православный Свято-Николаевский собор заходит человек с улицы. Он ничего не знает о Православии, не понимает языка богослужения, не понимает, что вообще происходит в храме. Но что-то его там удерживает. Он говорит: я ничего подобного в жизни не видел, мне здесь хорошо. И начинает заходить раз за разом, постепенно становится прихожанином. Это может быть австриец, который был воспитан вне веры или который потерял свою веру, как происходит с очень многими. Это может быть русский или грузин, который у себя на родине был далек от церкви, а вот, попав в эмиграцию, задумался о смысле жизни и потянулся к Богу. Или вот недавно у нас китаец оказался в храме таким же образом — зашел и остался. Многие приходят, увидев золотые купола, хотят посмотреть на какую-то русскую диковинку, а потом остаются навсегда. Православные храмы, построенные на Западе нашими предками, становятся центрами притяжения для самых разных людей, которые сознают безысходность и бессмысленность современной секулярной культуры, которые не находят смысла жизни в индивидуализме и потребительстве.

Коновалов Валерий

http://www.trud.ru/004_Cht/200 508 251 561 201.htm