Русская линия
Православный Санкт-Петербург Валентина Матвеева17.06.2005 

«Это Нужно для России»
19 июня — день рождения митрополита Антония Сурожского

«Нам всем хочется браться за то, что производит на нас самое великое впечатление. Мы должны от этого воздержаться: надо делать то, на что мы сейчас способны. Я помню, как больно мне было, когда впервые я пошел к своему духовнику, отцу Афанасию (Нечаеву), на исповедь. Я исповедался ему, сколько умел, честно, и ожидал, что он, монах, мне укажет радикальный путь: «Делай то-то и то-то». А то, что он сказал, меня поразило и на минуту разочаровало; он сказал: «Я тебе укажу, что ты должен был бы сделать, если бы был на это способен… А теперь постой и подумай: что из всего этого ты сможешь выполнить? На что у тебя хватит мужества? Что тебе позволят обстоятельства?» И я тогда ответил: «Вот то малое из великого, что я могу выполнить». — «Выполни это, и когда ты окажешься верен в малом, Бог тебя поставит над большим», — вспоминал митрополит Антоний Сурожский. И Господь поставил его над большим — вся жизнь владыки было самозабвенное служение Богу и людям. О встречах с владыкой Антонием, правящем иерархе Русской Православной Церкви в Великобритании, о том, какое влияние оказало на ее жизнь и творчество знакомство с ним, мы попросили рассказать православного кинорежиссера Валентину Ивановну МАТВЕЕВУ.

Глаза в глаза

— Сложно рассказывать о владыке Антоние, потому что рядом с его словом свое кажется ничтожным. И меня всякий раз преследует мысль, что своими неловкими, корявыми фразами я искажу его светлый образ, поскольку это был человек, на которого я всегда смотрела снизу вверх и в то же время прямо в глаза, как равная: умел батюшка так вести беседу, что возникало чувство, будто говоришь с давним другом. А понимание, что говорила с одним из величайших людей века, приходило потом. И я всегда переживала задним числом, что не соблюла дистанцию, говорила как с равным, в то время, как он был неизмеримо выше. Я ужасалась: — Боже мой! Кто он и кто я… Как смела я так запросто говорить с ним! Но при новой встрече все повторялось.

Меня часто просят рассказать о владыке, задают вопросы. Однажды прозвучал такой: «А говорил ли владыка по-русски?» Отвечаю сейчас всем: «Да, говорил, и лучше нас с вами, ибо говорил на языке, который мы не знаем, не помним — богатом оттенками, глубоком, красочном языке XIX века, сохраненном в эмиграции».

Встреча по-сербски

— Знакомство с владыкой как-то изменило лично вашу жизнь?

— В корне… Сначала мне в руки попали его проповеди и беседы, отпечатанные на машинке в эпоху самиздата. И я тогда немного по-детски сказала себе: «Если такой человек верит в Бога, то и я в Него поверю, если такой человек живет по заповедям Божиим, то и я хочу так жить». Я крестилась. Это был 1978 год… Конечно, у меня и мысли не было, что я когда-либо увижу владыку воочию, тем более, что буду снимать о нем фильм. Но прошло 10 лет после того, как я впервые услышала его имя, и состоялась наша первая встреча, а через 15 лет я сняла о нем документальный фильм «Встреча». Второй фильм «Прощание» — грустный и светлый — о похоронах владыки. Будут и другие: за 14 лет общения с владыкой материала отснято много. А почему первый фильм назван «Встреча»? Я вспомнила, как митрополит Антоний рассказывал о своем пути ко Господу: «Вот вы хотели узнать, что значит для меня встреча с Богом? Мы знаем, что наше русское слово „встреча“ означает событие, когда двое или несколько человек, которые не знали друг друга, оказываются вместе. Но однажды один серб сказал мне, что на сербском языке слово „встреча“ означает „радость“. Так вот, это состояние встречи и в русском смысле, а также и радости от прихода ко Господу, очень значительно и важно… Представьте, первые годы рассеяния… все потеряно: Родина далеко, родные вне досягаемости, жизнь так тяжела, что страшно и вспомнить. И вот в этой совершенной обездоленности многие нашли Христа и Евангелие Господне».

Не напрасной оказалась скорбная жизнь изгнанников, которых в начале двадцатых годов прошлого века прибыло в Англию около 600 человек. Не напрасна была жизнь владыки Антония. Сурожская епархия, которую возглавлял он, очень своеобразна. Это сейчас она стала многоязычной и многонациональной, а в течение многих лет приход был просто русский. Со временем русские женились или выходили замуж за англичан, многие из которых позже пришли в Православие. Но среднее поколение выпало из Церкви.

Владыка рассказывал: — Когда я приехал сюда, меня поразило, что в храме только бабушки и их внуки моложе четырнадцати лет. И я решил сделать все возможное, чтобы среднее поколение вернуть в Церковь. Для этого надо было служить, и на английском языке — тоже. Но сложность была в том, что я приехал из Франции в Англию без знания английского языка. Помню, после одной из ранних проповедей ко мне подошел священник и сказал: «Отец Антоний, я никогда ничего более скучного не слышал, чем-то, что вы сегодня говорили». Я расстроился: «Что же мне делать? Я читал по листам…» — «А вы перестаньте читать. Говорите без записок». Я растерялся: «Послушайте, я же не говорю по-английски. Я буду делать комичные ошибки». Священник просиял и говорит: «Именно! Тогда мы сможем смеяться вместо того, чтобы тосковать». И я начал говорить; я делал ошибки, и люди смеялись, и я смеялся вместе с ними. Но православных стало больше.

Как о. Никанор «впал» в Православие

— Рассказывал ли владыка о тех людях, которые под его влиянием пришли в Православие?

— Владыка был скромен, но мне рассказывали об этом сами люди. Дьякон Кеннет Крэдок, который живет в Херефордшире и пять дней в неделю работает врачом, а в воскресенье служит в храме, вспоминал: «Я понятия не имел, что существует Православная Церковь, пока не встретил владыку Антония; я тогда заканчивал последний курс медуниверситета. А когда впервые переступил порог православного храма, понял, что пришел домой. Подумалось, хотя Русская Церковь 70 лет подвергалась гонениям, в ней жива подлинно христианская традиция, и для меня важно быть привитым к этому дереву. Я крестился, побывал в Загорске, в Дивеево, где поклонялся мощам прп. Серафима Саровского и искупался в источнике, был в Шамордино и целовал крест св.Амвросия. Для меня совершенно естественно быть православным в моей стране».

А вот рассказ журналистки Джилиан Кроу: «Я была воспитана в англиканской вере, но потом отошла от Церкви. А однажды в библиотеке натолкнулась на книгу митрополита Антония „Школа молитвы“. Я всегда интересовалась Россией, стала читать. И в какой-то момент почувствовала, что-то, что я читаю — не развлечение, это — вопрос жизни и смерти. Дочитав книгу до конца, я уже знала наверняка — Бог есть. Я написала митрополиту Антонию, прося о встрече. Мы встретились, и я была поражена не только его верой, но и явно присутствующей в нем любовью Божией, — она сияла, она лилась из него. Я уже не могла отойти от Русской Православной Церкви. Крестил меня сам владыка. Я никогда не видела, как это происходит, поэтому ожидала, что при помазании ног владыка попросит меня приподнять их. И я была не готова, когда он опустился передо мной на колени. Оказалось, что я стою, а мой епископ, мой духовный отец, — на коленях передо мной. Это потрясло меня до глубины души и напомнило Тайную вечерю, когда Христос склонился на колени перед Своими учениками. Я в какой-то мере поняла, что чувствовал Петр, насколько его потрясло, что его Учитель у его ног. Поняла, что это отчасти являет смирение Церкви, смирение христианства. Не только Господь наш Христос смиренный, также смиренны Его епископы, и это подлинно евангельский образ».

О том, как стал православным нынешний священник храма в Эксетере о. Никанор, поделился о. Петр: «Батюшка рассказывал, что однажды, лет эдак 30 тому назад, он, не будучи еще верующим, с приятелем поехал в Париж повеселиться. Гуляли они как-то по улицам, и вдруг полил дождь. Куда скрыться? Они вбежали в какую-то подворотню и прислонились к некоей двери, дверь под нажимом поддалась и… как выразился сам батюшка, он „впал“ в Православие. Потому что они оказались в православном храме на Рю-Петель (Патриарший собор в Париже). Они не ушли, но прослушали всю службу. О. Никанор вспоминает, как подумал тогда, что если Бог вообще есть, то Его надо славить только вот таким образом. Вернувшись в Англию, он „случайно“ прослушал по телевизору проповедь владыки Антония, а вскоре принял Православие».

Проповедовать же владыка мог где угодно. Вспоминается один случай, рассказанный им самим: «Это произошло на ступеньках гостиницы «Украина». Останавливает меня человек, спрашивает: «Судя по вашей одежде, вы — священник?» — «Да». — «И правда верите в Бога?» — «Да. А вы в кого верите?» — «Я верю в человека». — «Знаете, — говорю, — это у вас общее с Богом. Он тоже верит в человека. Но верил сильнее, так верил, что решил создать людей, а потом и жизнь Свою отдал за них на Кресте».

А как бережно он относился к каждому человеку! Рассказывал: «Англичане — хорошие, добрые люди, но замкнутые, неконтактные, живут как будто в целлофане… Как-то одна англичанка, недавно крестившаяся, говорит мне: «Я не могу вставать на колени. Я не могу делать поклоны. Я не могу креститься». Конфузилась… Я ей спокойно: «И не надо. Стойте и молитесь. Слушайте». Проходит месяца три, смотрю, а уж она делает поклоны, крестится, становится на колени. И все это по велению души. Вера не терпит принуждения. Христос не принуждал, Он просто звал за собой».

В Русской Церкви нет ереси

— Сохранились воспоминания владыки, как он сам пришел к вере?

— Конечно. И этот кусочек вошел в фильм «Встреча». Вот владыка рассказывает: «Почему я выбрал Патриаршую Церковь, когда мне было 17 лет? По двум причинам. Во-первых, меня учили, что от Церкви можно отойти, только если она проповедует ересь. Русская Церковь ереси не проповедовала никогда. Второе, когда Церковь, к которой ты принадлежишь, находится в плену, когда она в положении мученичества, в гонениях, то тогда-то надо ей принадлежать, если можно — быть ее свободным голосом, а если ты не знаешь достаточно, — быть верным ей; если нужно — чтобы тебя порочили за нее, и так хотя бы в малом соучаствовать в ее видимом позоре… Я не один сделал такой выбор, мы, эмигранты, все были одно с Русской Церковью, которую не судили, о которой молились, над которой плакали и перед которой благоговели.

Помню, как впервые пришел в наш храм, который находился в полуподвальном помещении. Я пришел, стою на верхней площадке и вижу, как поднимается монах — высокий, широкоплечий. Меня поразили в нем две вещи: абсолютная внутренняя собранность и какое-то сияние. Я подошел к нему и сказал: „Я не знаю, кто вы, но я вас прошу — станьте моим духовным отцом“. Это и была моя первая встреча с иеромонахом Афанасием (Нечаевым). Встречались мы редко: я его видел раза два в году, но всякий раз у меня было впечатление, что он меня влечет за собой, будто я маленькая лодочка, привязанная к большому кораблю».

— Епископом архимандрит Антоний был поставлен в 1957 году. За плечами остались биологический и медицинский факультеты Сорбонны; тайный монашеский постриг, совершенный о. Афанасием; уход на фронт во время Второй мировой войны военным хирургом; участие во французском сопротивлении; годы работы врачом. В 1948 году он стал священником и был направлен в Англию. Его удостоили звания почетного доктора Богословия Московская Духовная академия и Абердинский университет «За проповедь слова Божия и обновление духовной жизни Великобритании». Так русское рассеяние стало подлинно сеянием. И сейчас, когда христианское вероисповедание Запада слабеет, а храмы пустеют, Православная Церковь — единственная, которая медленно, но верно растет.

Вопросы задавала вся Россия

— Но как вы изначально попали к владыке Антонию?

— Подруга детства вышла замуж за англичанина и пригласила приехать в гости в Лондон. Знакомые напутствовали: «Счастливая, увидишь владыку Антония». — «Да что вы, кто я и кто он!»

В Лондон прилетела на страстной неделе, сразу побежала в храм Успения Пресвятой Богородицы и всех святых у Гайдн-парка. Владыка вел службу и казался недосягаемым. Все же в Пасхальную ночь, когда я целовала крест, дерзнула просить о встрече.

Эта первая встреча решила все. Его кабинетик, ютившийся сразу за алтарем, походил на аскетическую келью: там просто ничего не стояло кроме стола, накрытого клеенкой, на столе — электрическая плитка, на ней — алюминиевый чайник. Такое все было знакомое, близкое, как в российской коммунальной квартире. Мы уселись на деревянную скамью, я стала задавать свои вопросы, очень глупые, как поняла позже, но владыка серьезно и доброжелательно отвечал на все. В конце беседы я осмелилась просить о съемках. «Владыко, это нужно для России, там тоже ждут вашего слова». — «Разве меня знают в России?» — «Знают и любят». Я думаю, для владыки очень важно было это знать.

Поначалу он давал мне на съемки два часа, потом — только час, и говорил: «Простите, я устал». Я собирала аппаратуру и уходила, и ждала нового приглашения. Встречи происходили в храме или церковной библиотеке, куда набивались слушатели. Обычно он сам выбирал тему беседы. И пока я прикрепляла микрофон, он говорил: «Простите за задержку, это нужно для России». Впоследствии, готовясь к поездкам в Англию, я обращалась к знакомым, священникам, монахам: «Какой вопрос вы хотели бы задать митрополиту Антонию Сурожскому?» С этими вопросами и ехала.

Вот такие пироги с яблоками

— Так в чем же причина успеха его прихода?

— Тот же вопрос владыке задала как-то и я. Мне казалось, что там какой-то особенный порядок. Он рассмеялся и сказал: «Ой, у вас, по-моему, розовый взгляд на наш приход. На самом деле причина нашего успеха — в нашей бедности. Мы всегда были очень бедны. Это началось еще во Франции, когда группа эмигрантов, брошенных революцией в чужую страну, — нищих, бездомных, безработных — первым делом решила создать свою церковь в каком-то подвале, куда надо было спускаться на несколько ступенек вниз. Все были такими нищими и голодными, что священнику не только не могли иногда ничего заплатить, его нечем было накормить. Ему приносили куски хлеба, оставшиеся после еды, и складывали в короб, стоящий при входе. Или вот был у нас епископ Вениамин Федченко, которого я нашел однажды спящим на полу в храме, завернувшегося в подрясник. Я спросил: «Почему?» Тот ответил: «Знаешь, я сейчас шел в церковь, встретил бездомного, позвал его и положил на свою кровать. А потом встретил еще одного и положил его на коврик у кровати. Самому мне уже негде спать».

И вот этот короб с кусками хлеба, о котором рассказал владыка, застрял у меня в голове. Я всегда вспоминала о нем, когда видела, как люди ставили банки с едой под дверью, которая вела в его маленькую квартирку-закуточек за алтарем. Владыка Антоний жил один, у него никогда не было ни повара, ни келейника, ни секретаря. А поскольку ему надо было как-то питаться, то ему кто что мог приносил: борщ в банке, картошку, кашу… ставили и уходили. Я сама в этом участвовала не один раз.

А однажды я опаздывала на встречу с ним и принесла недопеченный пирог… Я чуть не плача сказала: «Владыка, пирог бракованный». Он его взял у меня из рук, улыбнулся: «Не пропадет». Пирог был с яблоками. Это был мой самый первый приезд в Англию, и мне подсказали, что владыка очень любит, когда ему какой-нибудь домашний пирожок принесут. Вот я и принесла…

Этот случай не означает, что он всегда был ласковым, добрым и лицеприятным человеком. Я видела его на епархиальном собрании, когда речь шла о вопросах принципиальных, вопросах, связанных с догматом или каноном в жизни Церкви, он мог быть аки лев рыкающий, и мог нагнать такого страха, что люди, в чем-либо виновные, не смели головы поднять.

А так… я всегда смотрела на него, когда он благословлял людей, после службы или после беседы, когда разговаривал с отдельными людьми в разных уголках храма, часами сидел с ними и очень серьезно выслушивал, разговаривал, и думала: откуда этот неиссякаемый источник любви? Потому что всех, с кем он общался, он любил, а мы знаем, как трудно любить всех. Эту любовь люди воспринимали, как благодать Божию, которая просто исходила из него; она буквально поднимала людей из таких низин падения, когда человеку казалось, что уже все, он не имеет права жить, так он нагрешил, а владыка своей любовью протягивал руку и вытаскивал человека из пропасти. И говорил всегда: «Господь любит не только тех, кто не грешит, а и тех, кто совершает грех, падает, но поднимается, карабкается вверх, не оставаясь лежать в пропасти. Вот таких Он и пришел спасать».

Я не представляю, как я снова приеду в Лондон — и уже не услышу в храме его голос, не увижу его на амвоне. Он был таким серьезным, таким углубленным во время службы, что думалось: неужели это он со мной вчера так просто разговаривал?.. Казалось, что во время службы он присутствует не здесь, не с нами, настолько он был углублен в себя. И те, кто служили с ним в алтаре из приехавших священников, потом говорили, что никогда нигде ни с кем так не сослужили, как с владыкой, когда он молился перед алтарем или совершал евхаристию. Не знаю, какими словами об этом рассказать, но, помня его взгляд во время службы или проповеди, я понимаю, о чем они говорили. И во время беседы он смотрел не на людей, сидевших перед ним, не в стол, а куда-то в себя и рассказывал о каком-нибудь евангельском событии так, будто он там сейчас присутствовал. И это ощущение передавалось всем, и оно потрясало.

Сейчас, когда бывают трудные моменты в жизни, я молюсь, кричу: «Владыченька, помоги!», и помощь идет… Я верю, он там сейчас молится за всех нас, знакомых и незнакомых, за всю Россию.

Владыка Антоний похоронен на лондонском кладбище Олд-Бромптон 13 августа 2003 года.

Вопросы задавала Ирина РУБЦОВА

http://www.piter.orthodoxy.ru/pspb/n161/ta012.htm


Каталог Православное Христианство.Ру Рейтинг@Mail.ru Яндекс.Метрика