Марксизм сегодня

На позапрошлой неделе нам довелось опубликовать статью «Убрать мертвую голову» (первоначальное название «Социал-патриотизм и вопросы языкознания»). Статья была посвящена политической идеологии партии «Родина», рассмотренной в свете двух одновременно опубликованных газетой «Завтра» статей политтехнолога Станислава Белковского и лидера «Родины» Дмитрия Рогозина. Целью написания нашего текста мы ставили показать нежизнеспособность идеи о возможности захвата власти в России демократическим путем и связанного с ним неомарксистского характера идеологии «Родины», несовместимость с последним ее патриотических установок и задач. В ответ Дмитрий Рогозин в письме на «Правую.ру» выразил интерес к нашей критике и прислал нам написанную им Экономическую программу своей партии, за что мы выражаем ему свою благодарность. Программа, впрочем, в этот же день была опубликована газетой «Завтра» — сегодня основной трибуной «Родины».

Как и в нашем личном обращении к Дмитрию Рогозину, переданном через «Правую.ру», еще раз подчеркнем, чем наша критика и несогласие со многими его положениями носит доброжелательный характер и продиктована стремлением к поиску верного направления «русского прорыва».

«Тезисы к экономической программе партии «Родина» под названием «Экономическая война» произвели на нас двойственное впечатление. Они полностью верны в их критической первой части, где говорится о «развитии капитализма в России» (характерно, что такое название, откровенно перекликаясь с Лениным, дал своей книге близкий по взглядам к Рогозину мэр Москвы Юрий Лужков), и пересказывать ее содержание нет смысла, поскольку оно общеизвестно, как общеизвестны и ее «герои» — Гайдар, Чубайс, Кудрин, Греф, Касьянов. Непонятно, правда, почему «Родина» до сих пор открыто не отмежевалась от Михаила Касьянова как предполагаемого лидера объединенной оппозиции, а союзница «Родины» КПРФ даже поддерживает его на «общедемократической стадии революции». Не могут не вызвать сочувствия и требования восстановления роли государства в экономике, ее «дедолларизации», возвращения к культу труда, стремление «сделать алкоголиков трудоголиками». Во всем этом нет сомнения. Как нет сомнения и в том, что виновники развала страны должны занять соответствующие места за колючей проволокой (хотя для этого на самом деле нужно в полном объеме восстановить систему мест лишения свободы конца 30-х годов, а начать логично не с «экономических преступников», а с бывших читателей и писателей «Самиздата», с которых, собственно, все и начиналось; автор этих строк готов не снимать ответственность и с самого себя).

Гораздо более спорно другое. На это мы и хотим обратить внимание. Наши замечания можно в известном смысле рассматривать как «заметки постороннего». Почему так? Ответим: марксизм нам лично глубоко чужд, прежде всего, как мировоззрение. Более того, мы считаем его квинтэссенцией просвещенческо-иллюминатской идеологии, выросшей из XVIII века, и, действительно, разрушившей все остальные, «клерикальные», по словам Рогозина (хотя это определение очень неточно). Однако реальность современной России такова, что восторжествовавшая сегодня чуждая изначально общинной, коллективистской, уравнительной психологии русского народа — всегда бывшей на самом деле опорой как монархии, так и советского строя — вопиющая социальная несправедливость сделала вновь востребованными социалистические идеи, из которых в качестве языка был на протяжении почти столетия освоен именно марксизм. Вопреки всем сторонникам возрождения «белой» идеологии, Россия утратила знание иных философских языков, быть может, навсегда. Нравится нам это или не нравится, но это так, а, следовательно, необходимо идти по пути великого философа инока Андроника (А.Ф.Лосева), который на вопрос «Когда вы стали марксистом?» ответил: «Я научился говорить на языке марксизма после заключения». Сегодняшний спор между либералами и, условно говоря, всеми остальными идет в конечном счете только на этом языке. «Перестройка» ничего в этом смысле не изменила: до сих пор все вузовские учебники по философии, теории права, политологии и проч. продолжают — с некоторыми чисто конъюнктурными переменами — оставаться марксистскими.

Но здесь следует оговориться. Советский «марксистско-ленинский дискурс» 20-х-80-х годов ХХ века выражал две принципиально противоположные и враждебные — несовместимые — тенденции. Ленинско-троцкистскую, «общечеловеческую», иными словами, глобалистскую, изначально связанную с идеей «мировой революции» и открытую общемировому левому, в т. ч. социал-демократическому и даже либеральному дискурсу с одной стороны, и «сталинскую», имперскую, патриотическую и даже криптомонархическую, наиболее ярко проявившую себя в 1943−53 гг. После войны 1941−45 гг. ленинизм стал внешней, «экзотерической», обращенной в «загранице» стороной советской идеологии, а сталинизм — внутренней, «эзотерической», но в конечном счете определяющей все действия советского руководства. Если угодно, это были «земщина» и «опричнина» советской идеологии. До определенного момента, пока соблюдалась пропорция внешнего и внутреннего в коммунизме, система не только держалась, но и составляла остов «социалистического содружества», «восточного блока» как наследника катехонической империи, Третьего Рима. При этом на периферии первой, «левой» тенденции, прежде всего среди европейских коммунистических партий, вообще возникали «ревизионистские» теории и конструкции (Грамши, Лукач, «письмо Тольятти» 1956 г., Эрнст Фишер, «пражская весна» 1968 г. и проч.), фактически разрывавшие с советско-имперской (на самом деле русской) линией и порождавшие «агентуру влияния» уже противоположного, «атлантического» лагеря. В параллелях XVI в. «земщина» переходила на стороны «литвы» (сознательно пишу с маленькой буквы), как это часто и случалось. Закончилось это все тем, что в конце 80-х годов само Политбюро ЦК КПСС во главе с Михаилом Горбачевым и Александром Яковлевым, восприняв идеи «демократического социализма» — возможно, предназначавшиеся вначале только «на экспорт» — стало агентом влияния периферии, «литвы» социализма, и он рухнул.

Но вернемся к Дмитрию Рогозину. Логично будет требовать от него (не нам лично, конечно, но самой логике последовательного дискурса), если он, отвечая на объективный запрос времени, обращается к социалистическим подходам, но при этом ставит национально-патриотические цели, придерживаться именно «опрично-сталинской» идеологии. Во всяком случае, отбрасывать все то, что самой официальной советской доктриной характеризовалось как «ревизионизм». Иначе получится то, что сами идеологи «рыночной экономики» (такие, как Лариса Пияшева) в самом начале «перестройки» характеризовали словами «Нельзя быть немножко беременной». Увы, именно так выглядит «положительная программа» Дмитрия Рогозина. Например, такие ее положения: «Добровольное и заинтересованное участие наиболее сознательных и социально ориентированных представителей крупного капитала в решении важнейших проблем нашей страны на основе заключения с ними своеобразного общественного договора, определяющего совокупность прав, взаимных обязательств конкретных представителей олигархии и государства, условия их сотрудничества и сосуществования <…> Партия «Родина», безусловно, усматривает принципиальную разницу между олигархом и крупным предпринимателем <…> При нашей власти предпринимательское сословие будет пользоваться заслуженным уважением в обществе (гл. V, преамбула). «В основе общероссийского благосостояния всегда были только труд и творчество (заметим, что под словом «творчество» у нас, как правило, всегда понималась в основном деятельность «творческой интеллигенции» по развалу собственной страны — В.К.). В будущей России так и будет: в основе нашей экономики будет труд. Не должно быть никаких препятствий к тому, чтобы люди обзаводились личной и частной собственностью, но она должна иметь трудовой характер и происхождение» (V, 1). «Социально партнерство и взаимная ответственность власти и бизнеса создадут единство нации, столь необходимое нам, чтобы вернуть России уважение к себе и высокий статус в международных делах» (VI).

Принципиальное внутреннее противоречие позиции Рогозина и «Родины» в целом (известно, что среди разработчиков ее идеологии также известный экономист Михаил Делягин) заключается в том, что в целях укрепления экономических и геополитических позиций России («социал-патриотизм») используется т.н. «еврокоммунизм», уже однажды (в 1987—1991 гг.) сыгравший в ее истории роковую роль, вызвав государственный распад.

Последовательную критику политико-экономической программы Дмитрия Рогозина (а также близких к нему по взглядам Юрия Лужкова, Михаила Делягина и Сергея Глазьева) мы находим в развернутой статье Александра Фролова «Песок из «прорыва» (по поводу «социал-патриотизма» Д. Рогозина и его экономической программы)», опубликованную 4 июня 2005 г. в газете «Советская Россия», фактически органа КПРФ, ближайшей союзницы «Родины» по антипутинской коалиции. Критика эта развернута с позиции «неревизионистского» советского «марксизма-ленинизма», а, по сути, русского национал-сталинизма, использовавшего ранее и продолжающего использовать марксистский язык.

Согласно Александру Фролову, рогозинская «идеология всех трудящихся» есть не что иное, как идеология мелкой буржуазии <…> Положение мелкого буржуа можно проиллюстрировать на примере «квартирного вопроса», который, как известно, «москвичей испортил». С одной стороны, проклиная Чубайса и осуждая приватизацию олигархами природных богатств и крупных предприятий, мелкий буржуа, с другой стороны, целиком одобряет приватизацию квартиры, в которой он сам проживает. Оба эти побуждения отвращают его от либерализма и социализма и толкают к поддержке бонапартизма. С третьей же стороны, являясь частным собственником квартиры, он тем не менее желает платить за ее содержание те же льготные суммы, как если бы квартира по-прежнему находилась в общенародной социалистической собственности. Это отвращает его от бонапартизма и либерализма и толкает к поддержке социализма». В качестве примера «хорошего», «неграбительского» капитализма близкий к Рогозину по взглядам Юрий Лужков приводит процветание Запада — тот будто бы «создал систему, которая позволила преодолеть извечное противоречие между безграничным стремлением к расширению производства и ограниченным потреблением народных масс». Однако, «здесь Лужков сильно ошибается, — указывает Александр Фролов. — Запад такой системы не создал. Да, он существенно повысил покупательную способность своего населения, развил систему социальных гарантий и вообще активно подражал социализму. Но за счет чего? За счет эксплуатации других стран и народов <…> Сверхпотребление «золотого миллиарда» базируется на хроническом недопотреблении, относительном и абсолютном обнищании большей части населения земли». Мы же со своей стороны готовы указать, что у России просто нет такого ресурса — нам некого «эксплуатировать». Заметим, что даже в советские времена уровень жизни в нерусских республиках был выше, чем РСФСР. Сегодня тем более нет таких стран, за счет которых мы могли бы строить «хороший капитализм» для себя. Это простая реальность.

Александр Фролов: «Поэтому в капиталистической системе, каковой является сегодня российская экономика, все мероприятия Рогозина-Лужкова не приведут ни к чему, кроме всплеска инфляции, роста цен, моментально съедающего любые прибавки к зарплатам, любое возрастание платежеспособного спроса. Товаров больше не станет — только повысятся их цены. <…> «Экономический блок» правительства в лице Кудрина и Грефа это прекрасно понимает и потому отчаянно сопротивляется любым попыткам тронуть профицит бюджета, Стабилизационный фонд и иные отстойники «лишних» денег. И министры правы: с точки зрения нынешнего уровня развития российской капиталистической экономики (выделено нами — В.К.) все эти прожекты абсолютно самоубийственны».

Логика в этом, безусловно, есть, но не напоминает ли она логику Ленина, говорившего о том, что десять лет реформ Столыпина сделают революцию невозможной («чем хуже, тем лучше»). Как бы мы ни относились к реформам Столыпина, речь в данном случае идет не о них, а о логике лично Ленина.

Исходя из этой своей (и ленинской) посылки, Александр Фролов и разворачивает критику рогозинского проекта как утопического: невозможно переломить объективную логику экономики путем изменения законодательства, в том числе налогового, делить олигархов на «хороших» и «нехороших», пересажать последних и перевоспитать первых, надеясь на их филантропические наклонности. «Лиса есть кур, такова ее природа, — пишет Александр Фролов. — Капитал стремится к прибыли и власти, это тоже его природа. Поэтому совсем безпомощно выглядят мечтания о какой-то иной возможности развития капитализма <…> «Трудовой капитал» есть приблизительно то же самое, что «высоконравственный педофил». Забыто совсем «маленькое» обстоятельство: помимо «собственного труда, интеллекта, близости к кормушке, монополизма, воровства, социального террора и физического уничтожения конкурентов» существует еще и такой источник дохода, как присвоение прибавочной стоимости. О нем же в программе Рогозина ни слова, как будто его и нет.

«Советская Россия» ставит читателя лицом к лицу с неотменимой и жесткой реальностью: никакого «национального капитализма», никакой «трудовой частной собственности» нет и быть не может, а ресурсов для построения «государства всеобщего благоденствия», как на Западе, у нас нет, ибо нам некого эксплуатировать. Следовательно, необходимо полное переворачивание всего экономического строя. Социалистическая революция, иными словами.

Сегодняшняя ситуация с марксизмом, однако, достаточно парадоксальна. При всей его неожиданной востребованности (связанной с социальным кризисом), эта теория — как в его европейском (а это именно так, вопреки провозглашаемому патриотизму и даже национализму) у Рогозина, так и в советском прочтении у Фролова безнадежно устарела. Сегодня нет ни «мелкой буржуазии», ни «крупной буржуазии», ни «пролетариата», ни «работников по найму», ни даже «белых воротничков». Более того, сами понятия труда и капитала становятся виртуальными. Собственно, и капитала как такового уже нет, поскольку он переходит в информационное пространство. Становится информацией. Это высвобождает и из трудовой сферы огромные массы людей, которые просто становятся потребителями и производителями последней, строго говоря, «тунеядцами» (в «советском смысле этого слова»; не случайно многолетнее смакование «дела Бродского») — многочисленные диджеи, рок-музыканты и попсовики, пиарщики, журналисты и проч., и проч., и т. д., и т. п. В этом же «легионе» — дилеры, брокеры, маклеры, крупье. Мерчендайзеры, короче. Причем, причастными этому миру все более и более становятся лица формально фиксированных профессий, все более растворяемых в этом «философском море». В «обществе новых кочевников» труда и капитала уже нет. В виртуальную, информационную, находящуюся на уровне разделения «верхних и нижних вод» видимого и тонкого мира переходит и отчуждение, приобретающее тот изначальный характер, который вменялся ему не собственно Марксом, а гностиками, называвшими, правда, его иначе (а о преемственной связи гностицизма со всеми утопическими учениями, в том числе с марксизмом, писал И.Р.Шафаревич в книге «Социализм как явление мировой истории»). Борьба «заговора бытия» (прежде — «труда») и «заговора небытия» (прежде — «капитала») переходит именно в эту область, находящуюся у пределов «реального». Всякая апелляция к категориям XIX-середины ХХ веков неприменима. В то же время «труд» возвращается к своему изначальному состоянию «обожения» — в восточно-православном или даже еще более архаическом смысле, а «капитал» — в отчужденную категорию «творения из ничего».

В современном левом дискурсе гораздо актуальнее Маркса становятся Хаким-бей, Ноам Хомски, авторы «левого бестселлера» «Империя»: из всего этого легко делаются как левые, так и правые, даже крайне правые, выводы.

Решать те проблемы, о которых говорят как Дмитрий Рогозин, так и Александр Фролов («договариваться с крупным капиталом» или, напротив, не допускать его возникновения) надо было значительно раньше. Советская система «солнечного труда» была фактически разрушена уже при Хрущеве, когда и началось постепенное дробление социалистической экономики и возникновение экономики теневой — будущего зачатка «перестройки».

В то же время вопреки всему Россия с ее все еще сохраняющейся — часто на уровне подсознания (на самом деле сверхсознания) — православной и государственной, как монархической, так и советской, памяти неожиданно оказывается островом суши в новом «древнем море» вод, перешедших в сферу информационных излучений. Она оказывается метасимволически тождественной и геополитическому «Великому Континенту». Однако в этих условиях «русский прорыв» может быть только прорывом современных сверхтехнологий, который окажется противопоставленным «лому» и «кувалде» Запада — а таковыми являются, на самом деле, и «гуманитарные» войны, и самострелы наподобие 11 сентября, и даже «оранжевые революции». Современные авторы Максим Калашников и Юрий Крупнов в своих книгах «Оседлать молнию» и «СССР-2» выдвигают авангардный проект «опричной экономики», развивающейся параллельно экономике официальной (Кудрина-Грефа) на более тонких — и более естественных — энергиях и приемах, введение в действие каковой — а это может в наших условиях быть осуществлено только волевым решением Верховной власти и силовыми действиями спецслужб — как ФСБ, так и ГРУ и, быть может, даже МВД — берущих эту экономику под защиту как от внешних сил, так и от сопротивления чиновников, которым такая новая экономика не выгодна. Если этого не произойдет, все может быть сделано русскими — и не только русскими — хакерами и изобретателями, которые станут аналогиями «Красных бригад» уже ХХI века. Разумеется, в ходе «борьбы за это» уничтожение людей — как точечное, так и массовое, «гуманитарное», не только не будет остановлено, но и приобретет еще более чудовищный характер. К этому надо быть готовыми.

Речь пойдет о трансмутации самого человека: он будет становиться либо больше, чем человек, либо меньше, чем человек. Третьего не дано.

Но Россия в этих условиях — если она хочет выжить — должна возвращаться к своему изначальному государствообразующему архетипу. Кто-то — Фролов или Рогозин — будет называть это социализмом или социал-патриотизмом. Мы предпочитаем возвращение к традиционному термину «тягловое государство», выдвигавшемуся еще В.О.Ключевским, — государстве-крепости, государстве круговой поруки старомосковского типа, но вооруженном современными сверхтехнологиями («Чингисхане с телефоном», как с ужасом говорил когда-то типичный «ревизионист» Н.И.Бухарин). Александр Фролов вполне уместно в данном случае цитирует неомарксистского — впрочем, относимого самими современными русскими левыми, в частности, анархистом Алексеем Цветковым, к «левым пессимистам» — автора: «Герберт Маркузе очень верно заметил еще сорок лет тому назад, что экономическое освобождение — это освобождение от экономики как системы господства над человеком отчужденных общественных отношений. Равно как и политическая свобода означает освобождение людей от политики, которую они не могут реально контролировать, а интеллектуальная свобода — освобождение от господства насаждаемого средствами массовой коммуникации «общественного мнения вместе с теми, кто его создает». Со времен Маркузе мощь отчужденных экономических, политических и идеологических сил еще более возросла. Но это не отменило самой проблемы освобождения».

Выкладки Герберта Маркузе в данном случае полностью повторяют сказанное еще в середине XIX века славянофилами: «Неограниченная сила государства плюс неограниченная сила мнения». Но эта сила государства должна быть — чтобы стать поистине неограниченной — не только политической, но и экономической. Весь потенциал «неревизионистского» hard-марксизма, воспринятого не в «троцкистском», а в «сталинском» его преломлении, здесь может быть использован. Освобождение от отчуждения — этот термин был заимствован молодым Марксом у гностиков — происходит на самом деле только через закрепощение. Всеобщее и полное закрепощение, без освобождения кого-либо от «государева тягла и службы». Освобождение тунеядцев от тунеядства. Это и есть экономический аспект несостоявшегося «монархического социализма» позднего Константина Леонтьева.

Не марксистский социализм КПРФ и не европейский неомарксизм «Родины», но только имперский военный сословно-трудовой тягловый строй? пусть кто хочет называет его социализмом — адекватен «русскому прорыву». Какой же политический субъект способен осуществить необходимый поворот? Это, конечно, не пролетариат, которого нет. Это не студенческая молодежь левых неомарксистских проектов от Троцкого до Маркузе. И это не «белые воротнички» Дмитрия Рогозина — его так называемые 80% работающих по найму, на самом деле, действительно, как пишет «Советская Россия», «мелких буржуа». Ни один из этих, говоря марксистским языком, «классов», сегодня не способен на адекватные действия — по разным причинам. Если вообще в России возможен активный политический субъект, то это или спецслужбы в союзе с армией (в случае действий сверху), или некий аналог «Красных бригад» (в случае действий снизу). Последнее крайне нежелательно в силу большего количества неминуемых жертв и разрушений. На данный момент мы против этого. Следовательно, единственным революционным — или контрреволюционным, кому как угодно — политическим субъектом могут быть русские спецслужбы в союзе с армией (через военную разведку). При условии, конечно, их выхода на уровень современного сверхтехнологического, геостратегического сознания. Иного просто нет. Прошло в России время, когда, по словам Ги Дебора, «революционеры становятся тайными агентами, а тайные агенты революционерами». Русские спецслужбы или «Красные бригады». Сергей Зубатов или Борис Савинков. Все остальное от лукавого.

http://www.pravaya.ru/look/3571