«Рынка пепси» недостаточно, чтобы устремляться в будущее

В канун Дня Победы российский читатель получил в свое распоряжение острополемическую книгу о Великой Отечественной войне «За что и с кем мы воевали». Этот труд известного российского историка и политика Натальи Нарочницкой исключительно актуален, поскольку помогает осознать и смысл, и характер современной борьбы за Россию.

— Добрый вечер. Наталья Алексеевна, вы написали формально книгу к дате, но не похожи на человека конъюнктуры. Что вас подвигло?

— Я 10 лет мечтала это сказать и благодарна возможности сделать это к юбилею победы. Все знают, что в течение последних 10 лет нарастает кампания и стратегия по извращению, полному извращению всего смысла Второй мировой войны и, конечно, Великой Отечественной войны. Теперь она, война, объявляется уже войной не за жизнь европейских народов, не за то, чтобы француз остался французом, чтобы латыши и эстонцы не превратились в свинопасов и горничных для Третьего рейха без национального языка даже. Теперь это представляется, будто бы это была война за американскую демократию. Сами понимаете, что в такой пародийной, в такой мировоззренческой раме победа — уже не победа, а поражение. Жертвы нашего народа полностью обесцениваются. И роль Советского Союза как главного борца против фашизма полностью нивелируется, и стратегия эта, как я доказываю в своей книге, имеющая совершенно определенную цель — осуждение так называемого сталинского коммунистического СССР, — совершается вовсе не из-за моральных побуждений. Иначе бы они точно так же осуждали бы и Ленина. Но они благодарны Ленину за первое сокрушение великой, единой и неделимой России. Они ненавидят Сталина вовсе не за репрессии, за что мы его отвергаем и не хотим повторения. Они ненавидят его за восстановление территорий исторического Государства Российского «от финских хладных скал, до каменной Колхиды». И все 60 лет после победы мечтали найти повод, шанс, механизм, идейный какой-то повод для того, чтобы объявить их нелегитимными. И поэтому соучаствовать в этом глумлении над нашей победой нельзя. Делается это для того, чтобы обесценить подписи СССР под всей международно-правовой и территориальной системой конца ХХ века. А кто является его правопреемником, признанным всем мировым сообществом? Сегодняшняя Россия!

— Вы говорите о внешней войне против России, против ее истории. Но говорите, война идет и здесь, на территории бывшего Советского Союза. Война даже идет вокруг названия Великая Отечественная война. Сейчас все чаще ее называют просто Вторая мировая, а в украинских учебниках это уже появилось, собственно, как факт.

— Да, если мы развенчиваем тот Советский Союз и подвиг народа, если мы перестанем сами считать эту войну Отечественной, то есть войну не за коммунизм, я бы даже сказала так — не за государство, за Отечество. Это не тождественные понятия. Потому что государство — это политический институт, всегда греховный и несовершенный. Отечество — это дар Божий. Это вечно. Вот мой дед — полный Георгиевский кавалер, герой Первой мировой войны — и моя мать — партизанка Великой Отечественной войны, комсомолка — воевали за одно и то же Отечество. Хотя государства были разные, и у разных людей были к нему разные претензии. Отчего же Деникин, которого просили благословить авторитетом борца с большевизмом и ненавистника советской власти, благословить своим авторитетом власовскую армию, отчего же он воскликнул, что воевал с большевиками, но никогда — с русским народом? Если бы мне дали должность генерала Красной армии, я бы немцам показал, сказал он. Это была война за то, чтобы быть или не быть, чтобы остаться в мировой истории. Именно когда подвергают сомнению смысл, итоги Второй мировой войны, повисает в воздухе и наша территориальная целостность. В Прибалтике вы знаете, что творится. Они объявляют итоги Второй мировой войны оккупацией. Хотя ничего не произошло, кроме восстановления той самой исторической территории Государства Российского, которую до революции никто никогда не оспаривал, и что было признано в 40-м году, 39-м году всем демократическим Западом. Могу даже привести слова британского лорда Галифакса, министра иностранных дел, который представлял в палате лордов действия СССР после пакта Молотова и Риббентропа. Он сказал, что Советский Союз ничего не приобрел, кроме того, что ему и так принадлежало, и даже ввод войск в Галицию назван был перемещением границы к той самой линии, которая была рекомендована лордом Керзоном.

— Война против России идет еще на более широких полях сейчас, в наши дни. И вот вокруг этой идеи либерализма, демократии в России, вы же в своих трудах, вот в этой книге «Россия в русской мировой истории» ставите эти заимствованные с Запада идеи, как либерализм, так и коммунизм, на одну доску. Почему?

— Дело в том, что как либерализм, так и коммунизм, марксистская идея — это две универсальные идеи, двоюродные братья порождения философии и прогресса. От них обеих, от этих версий философии и прогресса очень далеко отстоит христианское толкование истории. Именно поэтому, кстати, православные люди, я бы сказала, с таким грустным скепсисом наблюдают за этой вечной борьбой, за этой новой великой эпохой постмодерна. Но я никогда не выступала против демократии. Демократия — это оптимальный способ функционирования в обществе, в котором нет единого религиозного, философского идеала, — таковыми являются сейчас все современные общества, и наше в том числе. Либерализм — это философия, мировоззрение. И нельзя его навязывать тоталитарными методами. Это идея автономии человека от Бога, что неизбежно потом делает его автономным от всех нравственных ценностей, которые вытекают прямо из религиозных, потом семейных, национальных. То есть кредо современного либерала — это несопричастность к делам своего Отечества, это философия «где хорошо, там и Отечество». Отсюда получается, что нация — единый, преемственно живущий организм, с целями, ценностями, с общими историческими переживаниями, как переживания Второй мировой войны и Великой Отечественной, — это просто совокупность граждан с паспортом. Даже классические либералы были консерваторами по сравнению с нашими, нынешними либералами.

— По поводу автономии человека. Странным образом это связано и с проблемой целостности, либо проблемой распада России. Скажем, президент Путин говорит о том, что углубление демократии не должно вести к распаду страны. А от либералов можно услышать, что пусть Россия лучше развалится, чем останется такой, как есть, ибо человек превыше всего. Так куда податься неокрепшим душам?

— То, что вы сказали, как нельзя лучше иллюстрирует как раз отождествление мною коммунизма. И большевики тоже считали: пусть лучше погибнет Россия и сто миллионов голов, но какое-то там поколение будет жить при коммунизме. Ленин, как и, простите, Сергей Адамович Ковалев, призывал к поражению собственного правительства в войне. Сергей Адамович в Совете Европы потирал руки от наших неудач в борьбе за территориальную целостность и неделимость Отечества. Я имею в виду кризис на Кавказе и войну с террористами. А вот, например, Джузеппе Гарибальди — хрестоматийный либерал, боровшийся против тирании и деспотии всех мастей — был пламенным патриотом и создателем, собственно, идеологии создания итальянского государства. Поэтому классический либерализм ничего общего не имеет с нашими постсоветскими либералами. Они есть второе порождение того же самого исторического материализма.

— От широкой исторической ретроспективы — к конкретному событию сегодняшнего дня. Сегодня вынесен приговор по «делу ЮКОСа». И вот комментарии — такое впечатление, что предопределены каким-то образом политически. И либералы клеймят позором, грубо говоря, а, скажем, патриоты говорят, что мало дали. Я упрощаю реакцию: сколько здесь политики и в чем она?

— Политика здесь — в отождествлении либералами судьбы демократии с «делом ЮКОСа». Я, как и 90%, по крайней мере, наших людей, вовсе не отождествляю судьбу демократии с «делом ЮКОСа» и тем более с личностью Ходорковского. Пусть докажут в суде, что не совершались уклонения от уплаты налогов и прочее, тогда можно говорить. Вы знаете, один раз газета Die Welt очень хорошо написала, почему так волнуется Запад по поводу «дела ЮКОСа». Они пишут, что конечной целью деятельности Ходорковского должна была бы стать интернационализация всей сибирской нефти. Вот почему они так волнуются. Я уверена, что если бы какой-нибудь православный олигарх попал бы под суд за какие-нибудь неуплаты налогов, Запад наш остался бы равнодушен.

— Вы говорите, пусть докажут в суде, в то время как американцы, в частности, американский конгрессмен Томас Лантос, сегодня выступавший под стенами Мещанского суда, назвал этот суд, этот процесс опереточным, а приговор — политически предопределенным. И вот он после всего этого заявил буквально следующее: по ряду причин мой друг сенатор Маккейн из Аризоны, сенатор Либерман из штата Коннектикут, конгрессмен Кокс из Калифорнии и я представляем проект резолюции в Конгресс с целью исключить Россию из состава «большой восьмерки». Так что, это тоже духовное и геополитическое давление на Россию, как с этим быть?

— Дело в том, что, к сожалению, Россия, выходя из-за «железного занавеса», вместо того, чтобы с философским, христианским смирением оценить все истоки своих взлетов, падений, заблуждений и грехов, она провозгласила доктрину вхождения в так называемое цивилизованное сообщество, соответственно, признав, что она нецивилизованная страна. И с тех пор она, как мальчик для битья, все время добивается такого, вы знаете, ярлыка на цивилизованность, аттестата зрелости, все время сдает унизительный экзамен. Пора давно с этими господами говорить так, как Иван Грозный говорил с одним польским королишкой, Стефаном Баторием, который был избран, а не венчан на царство, и он сказал: тебе со мной браниться — честь, а мне с тобой браниться — бесчестье. И поэтому, вы знаете, членство в «восьмерке» — это так, оно было ценным для нас именно только вот на том ценностном поле, что признали нас, мы вроде бы такие же, как они. А почему мы должны быть такими, как они? Россия — это тысячелетнее государство, у нее нет, вопреки, может быть, мнению многих, прочитавших мою книгу, антизападничества. Я балладу Шиллера раньше, чем «Слово о полку Игореве», в детстве наизусть выучила, но цивилизация — это все в совокупности, без изъятия цивилизаций мира, в том числе и наша страна, и православная эйкумена. Надо продолжать быть русским спокойно точно так же, как продолжают быть французами французы.

— Продолжать быть русскими. Ну, вы затронули такую очень болезненную тему, что значит быть русским — это и есть тот вопрос, который до сих пор волнует и Россию, и Запад. Так как вы на него отвечаете?

— Что такое быть русским? Вы знаете, ведь опять же вопреки мифам, русская идея никогда не была доктриной, предназначенной для прокламации. Конечно, в основе русской культуры в смысле образующего ядра русского импульса к историческому творчеству была, конечно, православная вера. Вот. Дальше весь этот комплекс этики, взаимоотношений, понятий о добре и зле, сочетание со свободой воли — все это рождало в специфическом уже этническом, славянском контексте определенную культуру быта. Почему в сказках братьев Гримм, например, злую мачеху в конце всегда сажают в бочку, утыканную гвоздями, и привязывают к хвосту лошади? А в русских сказках просто изгоняют из царства, и Пушкин пишет: «Царь для радости такой отпустил все трех домой». Вот вам разница, понимаете. Это все в нюансах, поэтому надо…

— Я спросил у вас, что значит быть русским, помня ваше сжатое определение — быть русским значит быть православным, любить семью и Отечество. Ну, в общем, еще одна ваша цитата, вернемся непосредственно к России. Последний вопрос. Итак, вы пишете: «ХХ столетие показывает, что Россия, без целей выходящая за рамки материальной жизни, нежизнеспособна». Так пока все бьются над экономическим ростом, вы опять хотите позвать куда-то в туманную даль?

— Нет. Просто мы едим для того, чтобы жить, а не живем для того, чтобы есть. И поэтому вот тот незамысловатый исторический проект, который прорыдали наши либералы, «рынок пепси», через десять лет оказался уже для русских людей недостаточным для того, чтобы устремляться в будущее. Они ищут что-то, ради чего стоит жить, ценят ценности национального бытия, и тогда это из народонаселения опять делает нас нацией, а будет нация — будет держава с национальным интересом, а не просто территория с промышленностью и полезными ископаемыми.

Дмитрий Киселев

http://www.vesti.ru/interviews.html?id=7551