За 20 лет моего пребывания на Святой Горе Афон я встречал многих преподавателей, как из Московской духовной академии, так и Свято-Тихоновского гуманитарного университета. Почти все они подверглись соблазну упростить афонскую жизнь до некоего политического противостояния русских и греков, которое действительно есть, и оно всегда было. Однако я бы выделил духовную основу афонской жизни, которая абсолютно не затрагивается никакими политическими дрязгами. Это византийская традиция старчества, которая никогда не прерывалась, и на Афоне она является самым большим сокровищем и самой большой ценностью.

Исторические клише об афонской жизни во многом связаны с документами, потому что историки руководствуются фактами, артефактами, рукописями, воспоминаниями. Афонские монахи пользуются библиотеками монастырей Святой Горы, которые, однако, до сих пор держат многие сокровища закрытыми, не афишируют их. Поэтому у Афонских монахов представление о противостоянии русских и греков совсем иное. Проще говоря, найти виноватых в этом противостоянии очень легко, если ты изучаешь вопрос поверхностно по отдельным рукописям и воспоминаниям. Круг знаний получается ограниченным. Но если ты находишься в глубине афонской жизни и работаешь не только с рукописями, но и с живыми свидетелями афонской жизни, тогда круг знаний значительно расширяется и оказывается, что не все так просто, как представляется в исторических стереотипах.

Несколько примеров. С середины XIX века, когда русское монашество начинало развиваться на Афоне, оно встретило определенное противостояние греков, которые пытались по многим причинам ограничить русское влияние и чинили всяческие препятствия для распространения русского монашества, для создания скитов, келий. Много чего делали русские неканонического, что греков поражало.

Сама идея протектората Афона, которая, возможно, тогда была актуальной, тем не менее становилась для греков неким историческим ограничением. Среди русских благотворителей на Афоне были правители, которые не особенно интересовались исихазмом. Их больше интересовало противостояние с Турцией и подготовка к войне, которая уже висела в воздухе. Один из русских скитов создавался как военный форпост для ограничения входа в афонскую бухту вражеских кораблей. Он даже имел централизованные системы водоснабжения и канализации. Это, конечно, в корне нарушало все правила построения скитов на Святой Горе, но русских великих князей это не интересовало, потому что они мыслили совершенно другими категориями. Для них был важен вопрос войны с Турцией, а не духовные афонские традиции.

Еще пример — усмирение «монашеского бунта» в июле 1913 г. На Святую Гору, куда за тысячу лет не ступал человек с оружием, высадилась регулярная Русская армия. Избиение монахов русского монастыря на Афоне и вывоз чуть ли не половины русских монахов воспринимались греками как апокалипсис.

Если мы попытаемся свести концы на уровне политического противостояния, то сделать это будет просто невозможно, так как сразу приведет к демонизации и греков, и русских.

Поэтому выстраивая некую систему координат, в рамках которой мы будем говорить о старцах, церковно-политический уровень опускаем, упоминая только как постановку проблемы. Например, когда мы начали собирать материал о старце Тихоне, столкнулись с тем, что грекам невыгодно, что величайший святой нашего времени, преподобный Паисий Святогорец имел русского духовника, да еще и принял от него благодать старчества, переданную ему через рукоположение по афонской традиции. Поэтому греки и пытались замалчивать святость старца Тихона, который, по нашему мнению, является великим святым. И его роль в формировании Паисия Святогорца как святого невозможно переоценить.

Хотелось бы обратить внимание на несколько важных эпизодов. Когда Паисий Святогорец пришел на Афон, он сразу же попытался стать духовным чадом старца Тихона (Голенкова), еще будучи монахом монастыря Эсфигмен. Именно в это время был расцвет старчества на Афоне, процветание братства преподобного Иосифа Исихаста (1897−1959), которое являлось духовным цветником в афонской жизни. Было много и других старцев, однако молодой Паисий Святогорец намерен выбрать себе в духовники именно старца Тихона, который и греческий язык толком не знал. Это видно из его писем, он плохо писал на греческом, коверкая слова. Но старец Тихон не смог принять Паисия, так как на Афоне существует традиция, когда духовником в монастыре является игумен монастыря и монахам не благословляется иметь «внешнего» духовника, чтобы не было противостояния с игуменом. Тем не менее, как только Паисий Святогорец стал отшельником, он сразу же возвращается к старцу Тихону и становится его духовным чадом. Тогда старец Тихон не смог ему отказать, и начинается период возмужания Паисия Святогорца. Именно в Иверском ските преподобный Паисий получил от старца Тихона важнейшие духовные ориентиры.

Из публикаций хотелось бы выделить издания жития Паисия Святогорца сестрами женского монастыря святого Иоанна Богослова в Суроти (Салоники, Греция), которые особо подчеркнули роль старца Тихона в духовном окормлении святого Паисия. И мы знаем это от свидетелей, некоторые из них до сих пор живут на Афоне. Мы также много общались с учеником и биографом святого Тихона иеромонахом Агафангелом (Калафатисом; 1940−2020). Поэтому можем точно утверждать, что период Иверского скита стал переломным в судьбе Паисия как святого. Преподобный Паисий уловил от старца Тихона стержень духовной жизни, о котором он мечтал, который искал на Афоне, но нигде не мог найти. А здесь, в Иверском ските, преподобный Паисий находит тот самый ключик, открывающий ему дверь к благодати, которая начинает изливаться не только на него, но и на его первых духовных чад.

А что же такое почувствовал преподобный Паисий в старце Тихоне, чего не было в других духовниках Афона? А почувствовал он ту особенность русской святости, которая нами не осознается, потому что для этого нужно взглянуть на Россию извне. Если мы сравниваем святость русскую и, скажем, греческую, то русский характер отличается необузданностью, если так можно сказать. И для европейцев, в том числе и греков, русский человек — это странник, который находится в состоянии такого озарения. У него нет четкого структурированного плана жизни, ясных представлений о жизни, нет программы, как говорят греки. До сих пор русские паломники — самая безудержная часть афонской жизни, так как их невозможно подчинить никакими правилами. Они полагаются на волю Божию и идут туда, куда их Бог приведет. Какое-то время греки пытались ввести в русло этот необузданный, неуправляемый поток, но потом махнули рукой — поняли, что русскую душу невозможно ограничить какими-то рамками. Паисий Святогорец почувствовал в старце Тихоне именно такую пламенную любовь к Богу, которая ломает все ограничения, превосходит все границы. Это ревностное предание себя воле Божией, любовный порыв к Богу, преодолевающий все преграды.

В чем особенность старца Тихона по сравнению с другими греческими старцами Святой Горы Афон? Да в том, что старец Тихон был простецом. И простецу было легче всего выхватить из добротолюбия, из примеров афонского жизни то, что наша главная задача и «стратегический» ориентир — это полностью предаться Богу без остатка, все отдать Богу. И старец Тихон, уже смолоду найдя правильный путь, почувствовал это и держался его всю жизнь. Неумеренный аскетизм старца Тихона поражал и удивлял даже святого Паисия Святогорца, который сам был на вершине аскетических подвигов, питаясь только сухарями и чаем.

Для нас это очень важно, потому что именно соединение греческого и русского благочестия дает совершенно уникальный результат. Русская необузданность в русской душе, которая находится в полном предании себя Богу и не воспринимает никаких ограничений, соединяется с греческим благородством, с византийским тактом и умеренностью. Это слияние дает тот самый тип святости, который мы видим в святом Паисии Святогорце. Поэтому-то Паисий так выделяется среди греческих святых, даже если сравнивать его с преподобным Порфирием Кавсокаливитом (1906−1991), который, по нашему мнению, даже больше Паисия Святогорца как святой. И тем не менее этот тип святости старца Паисия являет нам византийско-русскую святость, торжество Вселенского Православия. Это соединение греческого и русского благочестия, которое произошло в период Иверского скита, в корне изменило преподобного Паисия Святогорца, он становится сам старцем, жизнь его меняется коренным образом.

Мы, русские, даже не осознаем ценности русской души, русской святости. Эти сокровища можно увидеть во всей полноте со стороны Афона, вне России. Преподобный Паисий соединил в себе два типа святости: русскую, которую ярче всего представляет собой наш современник — приснопамятный архимандрит Кирилл (Павлов), и византийскую, которая выражается в духовном благородстве и является для нас самым актуальным направлением духовной жизни.

А что такое духовное благородство? Это понятие всплывает в писании святого Силуана Афонского, который преподает нам, что именно духовное благородство является благородством Христовым. Для нас это важное направление духовного развития — то, чего нам больше всего не хватает: духовного благородства, которое могло бы вместить нашу необузданность в некие рамки. И подвиг старца Тихона как для Паисия Святогорца, так и для нас, является важным ориентиром того, что в духовной жизни важно не распыляться, а бить в одну точку, то есть найти правильный ориентир и уже никогда не оставлять это направление. И всегда держаться за него намертво, не опуская этот ориентир, полностью отсекая все остальные завязки на мир или духовные стереотипы.

Самым важным вкладом старца Тихона в современное богословие, церковную жизнь является его литургическая направленность. Он полностью предался Богу и вошел в ту литургию, которая ему открылась как некое живое таинство, где предстоят Престолу Ангелы, где каждое таинство является созерцанием Божественной Благодати и осуществляется самим Господом Иисусом Христом.

Очень уважаемый греческий иерарх, митрополит Николай Халкидский, который хорошо знал старца Тихона и был его духовным чадом, написал о нем книгу, которую, наверно, никто из нас не мог бы написать, потому что для этого надо иметь византийские корни. О том, как воспринимал литургию старец Тихон, писал Симеон Новый Богослов: «Служащий опьянен божественной любовью и переносится в другой мир. Более того, можно сказать, его возносит Сам Владыка Христос, и изъясняет ему „глаголы будущего века“, и открывает ему прочие таинства, и в свет выводит его великий». Как велика нужда для современных клириков получить такой небесный урок! Здесь мы имеем некий прототип того, как клирик должен служить. Так папа-Тихон жил Божественной Литургией. Он настолько возлюбил богослужение, что заветной его мечтой было совершать литургию и в раю! Так он сам часто говаривал: «Если Господь меня помилует, то я буду служить и в раю..»

Конечно, пример старца Тихона является самым правильным ориентиром, который мы должны использовать в воспитании священнослужителей. Это не передается книгами, а только живым примером, как это происходит на Афоне. Схоластическое направление богословия что-то дает для развития, но оно не учит человека так, как учит живой пример святых нашего времени. Настоятельно рекомендую прочитать всем книгу святого Николая Халкидского «Отец Тихон. Цветок из сада Богородицы» об отце Тихоне, а также книгу «Афонский старец Тихон (Голенков). Духовник преподобного Паисия Святогорца», которая включает в себя новые фотографии (обнаруженные в архивах афонских монастырей), воспоминания святогорских старцев об отце Тихоне (Голенкове).

Когда живешь погруженным в книги схоластического богословия, то создается впечатление, что книги — это и есть весь тот мир, который являет собой православное богословие. На самом деле подлинная византийская традиция, традиция старчества, никуда не делась и не может исчезнуть. Ее направление замечательно выразил Афонский старец Симеон Безкровный, который как-то сказал нам: «Научись в духовной жизни пройти тем путем, на котором не за что ухватиться ученым». Это и есть подлинный ориентир живого предания, традиции старчества, которые оживотворяет Православная Церковь и которые никогда не затронут ни политические дрязги, ни какие-либо противостояния. В современной непростой политической и церковной жизни они дают нам твердую опору в духовной жизни.

Иеромонах Серафим (Захаров)

https://pokrov.pro/prepodobnyj-paisij-svjatogorec-preemnik-starca-tihona-golenkova/