Русская линия
Радонеж Павел Седов05.05.2005 

Почему попадают в «катакомбы?»
(Письмо в редакцию)

Ни в коей мере не претендуя на глубину научно-богословского исследования, хочу в этом письме поделиться с читателями исключительно личными, как говорится, субъективными, впечатлениями и наблюдениями после хоть и не продолжительных, но насыщенных посещений одной из московских так называемых «катакомбных» церквей. Взяться за перо меня заставило то, что тема «катакомбников» в последнее время в православной печати, по не очень понятным причинам, либо вообще молчаливо-стыдливо обходится, либо освещается крайне скупо. А напрасно, дело куда как серьезное!

Коротко об истории этой церкви в России. С началом «красного террора» после Октябрьской революции часть священников и прихожан Русской православной церкви отринула какие-либо связи с новой властью и жизнью. Они ушли в подполье, отколовшись от матери-церкви и создав свои собственные церковные структуры. «Катакомбной» их церковь назвали по аналогу с первыми христианскими общинами, скрывавшимися от преследований со стороны римских властей в городских катакомбах.

Понятны чувства и дела этих людей, страшна их судьба! Жернова сталинской репрессивной мельницы перемололи их жизни и их церковь. И вот в XXI веке мы видим активизацию деятельности «катакомбников», но уже совсем иного их поколения.

Говорить о современной «катакомбной церкви» как о чем-то едином можно лишь с большой натяжкой. Она включает ряд направлений, «духовные пастыри» которых рьяно конкурируют в борьбе за лидерство в своей среде. Это «Православная Кафолическая Церковь», «Апостольская Православная Церковь», «Истинно — Православная Церковь Откровения Иоанна Богослова» и другие. Нет нужды входить в детали их богословских разногласий. Достаточно сказать, что каждый из «духовных пастырей» считает именно себя, а не других лидеров «катакомбников», носителем христианской истины в последней инстанции, то есть, как говорится, «святее римского папы».

Важнее то, что их объединяет. Это непомерные личные амбиции, категорическое неприятие ими всех демократических перемен в нашей стране, нежелание идти на какой-либо диалог с российскими властями, с Московским Патриархатом. И не нужно быть ученым-богословом, чтобы увидеть — пропаганда ненависти, нетерпимости, авторитаризма абсолютно несовместима с проповедью любви к ближнему, доброты и терпимости, которую принес в наш мир Спаситель

Для пробы я решил посетить «Русскую церковь иконы Божьей Матери «Державной», больше известную в Москве как «Богородичный центр» (близ метро «Дмитровская»). Скажу откровенно — занесло меня в этот «центр» самое обычное любопытство исследователя, желание все увидеть и «потрогать» самому. Дорогу к «центру» искал минут сорок. Помогла направлявшаяся туда девушка с отрешенным лицом и в невообразимой юбке — рясе. «Это ангел указует Вам путь нам», — пропела она по дороге. «Уже скорее чёрт», — мрачно подумал я, что, как вскоре выяснилось, полностью соответствовало истине.

Меня задушевно встретила и начала «работать» со мной милая, седовласая женщина по имени Раиса. Она толково изложила суть их «вероучения». Сам то я в летах, человек, поверьте, «стрелянный», много в жизни повидавший и испытавший. Так что «пророками» и «блаженными» меня не удивишь. Насмотрелся их по городам и весям выше крыши. Добросовестная Раиса это быстро поняла, но мужественно продолжала стараться озарить светом истины мою заблудшую душу. Эх, Раиса, Раиса! И какой же бес занес тебя к «катакомбникам»? Я так и представлял мою новую наставницу в нашем чудесном православном храме, в платочке, со свечечкой, за молитвой ко Господу. Но, увы….увы…

Основатель «Богородичного центра» Иоанн Береслевский — «отец Иоанн». Настоящее его имя — Вениамин Яковлевич Янкельман (Береслевский — это фамилия его жены). Он скромно именуется в «центре» как «архиепископ», «блаженный», «пророк», «апостол» и т. д., в зависимости от аудитории и ситуации. Вспоминая старую, добрую терминологию советских времен, можно сказать, что в «центре» царствует «культ личности» г-на В.Я. Янкельмана.

По убеждению его адептов, у «отца Иоанна» налажен с небесной «богиней» постоянный, как сейчас говорят, интерактивный, обмен, так что к нему прямо с небес поступает оперативная информация высшей пробы. Токмо веруй, внимай, слушай, читай. Эту информацию «отец Иоанн» снимает посредством регулярных видений и откровений. Затем публикует ее в виде книг, которые печет, как блины на Масленицу. Уже наштамповал больше двух десятков. «Да после трех — четырех стаканов пшеничной еще и не такие видения бывают», — прозаично подумал я, вглядываясь в изображения «блаженного» — по виду отчаянного жизнелюба. Наметанному глазу здесь трудно ошибиться.

Дело, разумеется, далеко не так просто. Богословские идеи «отца Иоанна» представляют собой весьма причудливый «коктейль», и человеку неворковленному разобраться в них может быть достаточно сложно. Но в данном письме тратить место газетной площади и время читателя на разбор «вероучения» г-на Янкельмана не целесообразно. Во-первых, не хочется тем самым становиться его невольным пропагандистом. Во-вторых, что самое главное, просто-напросто психологически неприятно. Дотошный читатель при желании найдет детальный аналитический обзор данного «вероучения» и истории «центра» в работах, в частности, Александра Дворкина. (Его, как выяснилось, в «центре» считают своим лютым ворогом). Моя задача более скромная — именно личные впечатления.

«Центр» — собственность общины «Богородичного центра» (непонятно, правда, в чьем конкретно лице) — отделан «с иголочки». С прекрасным интерьером, коврами, компьютерами, кристально чистыми туалетами и т. д. На полках выстроились в ряд книги «блаженного». Издания дорогие, полиграфия отменная. «И кто же вам, ребята, за все это так здорово плотит?», — назойливой мухой билась в висок банальная, меркантильная мысль. Но тайна сия велика есть, я и спрашивать не стал.

Самого «блаженного» лицезреть не сподобился. Лишь по косвенным репликам посетителей «центра» сделал вывод, что мужчина он, хоть и из себя видный, но зело экзальтированный и нервный, тяжелый в обыденном человеческом общении.

Зато на еженедельной «беседе» видел и слышал его первого заместителя на грешной Земле — «отца Афанасия» — холеного, чисто выбритого мужчину, гренадерского телосложения, с удивительно бесцветным лицом. После тревожного ожидания, могучей десницей «отец Афанасий» благословил своих любимых духовных чад и воркующим баритоном приступил таки к «беседе». Дело пошло веселее. Аудитория была многочисленной, смешенной, бесхитростной и симпатичной. Интеллигентные пары с детишками в костюмчиках и галстуках, робкие приезжие, хорошие, трудовые мужички, трезвые, как огурцы, и т. д. Все благоговейно внимали «отцу Афанасию». Тезисы «беседы» представляли собой причудливый гибрид из детского морализаторства («добро — зло»), славословий «блаженному», филиппик в адрес Московского Патриархата и т. д. Как говорится, это было бы очень смешно, не будь это так грустно.

Но сил уже не осталось. Лишь почему-то в памяти всплыла фраза из некогда популярной миниатюры Аркадия Райкина: «Дурят нашего брата, ой дурят». При одной мысли о получении «благодати» от «отца Афанасия» стало холодно в спине. Бочком — бочком я улизнул из «центра», плюнул, перекрестился, и по дороге к метро бестактно выбросил подаренную Раисой глянцевую книгу «блаженного».

Дорого заплатил я за свое любопытство! И другим православным исследователям не советую экспериментировать подобным образом. «Аура» у них сильнейшая и жуткая. Домой я пришел в мерзком настроении, разбитый и совершенно больной. Жена пришла в ужас — давление и пульс «зашкаливали», хоть «скорую» вызывай. Два дня отпаивала меня сильными сердечными препаратами, пока не прошло. Отмаливаюсь же до сих пор. Остается лишь догадываться, какому мощному и жесткому психологическому прессингу подвергаются неокрепшие души прихожан «центра», прежде всего молодежи.

Меньше всего мне хотелось бы обидеть этими строками чувства прихожан «центра», и чтобы письмо воспринималось как упражнение в сарказме и остроумии. Как сказал поэт: «В горле горе комом, не смешок». Уходят люди к «катакомбникам. Точно уходят. Сам убедился. И уж если такое происходит в Первопрестольной столице — интеллектуальном центре страны — то что и говорить о далекой российской глубинке, ее «медвежьих уголках». Только «отец Иоанн» со товарищи «окармляют» около четырех тысяч наших братьев и сестер во Христе, дорогие читатели православного обозрения «Радонеж»! Мы же заняли здесь в целом отстраненную позицию, образно говоря, завернувшись в тогу гордого презрения. Дескать, ребята, это — ваше личное дело, а мы — истинные православные — с сектантами и знаться не хотим.

Так в чем причина сохраняющейся популярности «катакомбной» церкви? Ладно уж в недавние большевистские времена, когда православных храмов можно было в Белокаменной по пальцам пересчитать. «Катакомбники» влекли к себе неворцерковленных москвичей, как тогда казалось, своей гражданской смелостью, нонконформизмом, таинственностью. Но почему же в наши дни, когда православная жизнь в Москве развивается, как весеннее половодье, когда мы видим по телевизору президента Владимира Путина и всю кремлевскую «головку» за молитвой в православном храме, со свечечками в руках?

Такие объяснения, как фактор «запретного плода», простое любопытство, невежество, «растленное влияние Запада», безусловно, «имеют место быть». Однако настоящее объяснение лежит гораздо глубже, включая целый спектр культурно — исторических, социально-экономических, психологических, этнических и других факторов.

А без ясного ответа на означенный вопрос мы не сможем идти дальше — то есть ответить на вытекающие из него фундаментальные российские вопросы — «что делать?», «кто виноват?» и «с чего начать?». Давайте думать всем миром. Чтобы побудить читателя к этому раздумью, я и написал письмо в православное обозрение «Радонеж».

http://www.radonezh.ru/analytic/articles/?ID=1025


Каталог Православное Христианство.Ру Рейтинг@Mail.ru Яндекс.Метрика