Столетие.Ru | Владимир Воропаев | 16.05.2009 |
— Впечатления скорее положительные. Конечно, важнейшим событием юбилейных торжеств стала Международная конференция «Н.В. Гоголь и русская литература. К 200-летию со дня рождения», проводившаяся в рамках Девятых Гоголевских чтений Мемориальным центром «Дом Гоголя» совместно с Московским университетом и Гоголевской комиссией Научного совета РАН «История мировой культуры». В конференции приняли участие ведущие ученые-русисты всего мира (России, Украины, Белоруссии, Италии, Венгрии, Болгарии, Израиля, Германии, Польши, Франции, США и других стран). Заседания проходили в «Доме Гоголя» и на филологическом факультете МГУ. Участники конференции совершили экскурсионную поездку в монастырь Оптина Пустынь, где неоднократно бывал Гоголь. В рамках конференции состоялась презентация новых изданий, посвященных Гоголю. Книг, кстати, к юбилею вышло немало.
Отрадно, что наконец-то открыт Музей Гоголя (первый в России!). Как это ни странно звучит, у нас до сих пор не было такого музея. Еще в 2002 году мной была высказана идея создания на базе Центральной городской библиотеки имени Гоголя и мемориальных комнат писателя в Москве Гоголевского культурно-просветительского центра — Гоголевского Дома. С тех пор проведена большая работа. За последние годы нынешний Мемориальный центр «Дом Гоголя» превратился в своеобразный координационный центр современного гоголеведения. Он стал ведущим в стране и за рубежом учреждением по изучению творческого наследия Гоголя. Ежегодно здесь проводятся международные Гоголевские чтения, на которых собирается весь цвет мировой науки. Сложился коллектив, возглавляемый компетентным руководителем, любящим Гоголя и болеющим за дело.
Полемика, имевшая место в последнее время в печати по поводу Музея Гоголя, на мой взгляд, бесплодна. Ни одного хоть сколько-нибудь убедительного довода против существования Мемориального центра «Дом Гоголя» высказано не было. Всякому здравомыслящему человеку понятно, что научная библиотека Музею не помеха. По-моему, нужно не разрушать то, что сделано, а созидать, углублять сотрудничество с отечественными и международными Гоголевскими центрами (на Украине, в Италии, других странах), создавать условия для полнокровной научной и культурно-просветительской деятельности. Для этого сегодня есть все условия. Значение Гоголя в истории мировой культуры будет только возрастать. И Мемориальный центр «Дом Гоголя», уверен, будет этому всемерно способствовать.
Если говорить в целом о том, как проходили юбилейные торжества в Москве, то раздавались голоса (отчасти, может быть, и справедливые), что они были организованы не на должном государственном уровне (в отличие, например, от Украины). Правда, если говорить о недостатке государственного внимания к юбилею Гоголя, можно вспомнить и о другой крайности, имевшей место в дни Пушкинского юбилея в 1999 году.
Прискорбнее, мне кажется, другое. К юбилею не было выпущено Полное собрание сочинений и писем Гоголя. Институт мировой литературы РАН им. А. М. Горького готовит подобное собрание. Но за двадцать с лишним лет работы над изданием вышло всего два тома. О качестве этих томов говорить сейчас не буду. Это отдельная тема. Понятно, что при таких темпах никто из нас при жизни не увидит нового академического Гоголя. Между тем, мной и Игорем Алексеевичем Виноградовым на основе 9-томного собрания сочинений Гоголя, вышедшего в 1994 году в издательстве «Русская книга» и остающегося сегодня самым полным собранием сочинений писателя (в нем, в частности, впервые опубликованы его выписки из творений святых отцов и богослужебных книг), подготовлено Полное собрание сочинений и писем Гоголя в 17 ти томах (15 ти книгах). В собрание включены не только письма Гоголя, но и ответы его адресатов (такое издание предпринимается впервые). Но, увы, не нашлось ни издательства, ни издателей, которым по силам оказалось бы такое издание…
— В юбилейные дни с новой силой разгорелись споры о национальной принадлежности Гоголя. Украина и Россия не могут поделить писателя. Каково Ваше отношение к этой полемике?
— Думаю, что Гоголя делить не надо. Он принадлежит одновременно и русской культуре, и украинской. В конце марта в Киеве прошла Международная конференция, посвященная юбилею. Среди ученых спора о том, русский Гоголь писатель или украинский, не было. Спорят об этом политики, которые преследуют свои интересы. Недавно президент Украины Виктор Ющенко, говоря о Гоголе, высказался в том смысле, что писатель «гордился своей национальной идентичностью — путешествуя по Европе, он обозначал свою национальность четко и недвусмысленно — украинец». Но, во-первых, во времена Гоголя слова «Украина», «украинский» имели не национальный, а административно-территориальный смысл. Да и термин «украинец» почти не встречался. В ХIХ столетии Российская Империя объединяла Россию, Малороссию и Белоруссию. Население этих областей называлось (и осознавало себя) русским. Во-вторых, и это главное, Гоголь был православным христианином, а православный человек не может «гордиться» своей национальностью. В книге «Выбранные места из переписки с друзьями» Гоголь, обращаясь к своему другу, графу Александру Петровичу Толстому, говорит: «Благодарите Бога за то, что вы русский…» В этом вся разница: «гордиться» и «благодарить Бога».
Гоголь, конечно, осознавал себя русским, причастным великой русской культуре. При этом у него было верное, духовное понимание патриотизма. «Тому, кто пожелает истинно честно служить России, — говорил он, — нужно иметь очень много любви к ней, которая бы поглотила уже все другие чувства, — нужно иметь много любви к человеку вообще и сделаться истинным христианином во всем смысле этого слова». И эта любовь к России со временем в Гоголе только возрастала. В конце жизни он писал дипломату и духовному писателю Александру Стурдзе из родной Васильевки: «Скажу вам откровенно, что мне не хочется и на три месяца оставлять России. Ни за что бы я не выехал из Москвы, которую так люблю. Да и вообще Россия все мне становится ближе и ближе. Кроме свойства родины, есть в ней что-то еще выше родины, точно как бы это та земля, откуда ближе к родине небесной».
Всем известно, что Гоголь писал только по-русски (у него лишь одно письмо написано по-малороссийски). И делал он это, конечно же, не из «стратегических соображений» (как иногда пишут и говорят). Как-то в разговоре со своим земляком Осипом Бодянским, профессором истории и литературы славянских наречий Московского университета, Гоголь сказал: «Нам, Осип Максимович, надо писать по-русски… надо стремиться к поддержке и упрочению одного, владычного языка для всех родных нам племен. Доминантой для русских, чехов, украинцев и сербов должна быть единая святыня — язык Пушкина, какою является Евангелие для всех христиан…»
Для Гоголя русский литературный язык — единственный и прямой наследник церковнославянского языка, который в славянским мире иногда называли русским и который был общеславянским книжным (литературным) языком. «Честь сохранения славянского языка, — говорил он, — принадлежит исключительно русским». Гоголь стремился выработать такой стиль, в котором сливались бы стихии церковнославянского и народного языка. Это подтверждается, в частности, собранными им «Материалами для словаря русского языка», где представлены слова и диалектные, и церковнославянские. По Гоголю, характерное свойство русского языка — «самые смелые переходы от возвышенного до простого в одной и той же речи». В понимании роли церковнославянского языка в развитии русского литературного языка Гоголь опередил свое время.
— Ваше отношение к переносу памятников Гоголя, правильно ли их расставила история?
— Сегодня раздаются призывы о переносе памятника Гоголю скульптора Николая Андреева на Арбатскую площадь. Нет сомнения, что делать этого не нужно. Сегодня на Никитском бульваре, в Талызинском особняке, в доме, где жил и умер Николай Васильевич Гоголь, создан культурно-просветительский Мемориальный центр «Дом Гоголя». Сейчас ему принадлежит одно здание, но в перспективе и флигель, стоящий напротив, также станет частью музея писателя (такое решение уже принято). Тут памятнику самое место, он как бы напоминает, что здесь провел последние годы жизни Гоголь.
Устное предание повествует, что когда Гоголь жил на Никитском бульваре, то по праздникам ходил в домовую Университетскую церковь святой мученицы Татианы. Студенты в церкви засматривались на Гоголя, который постоянно кутался в шинель, словно ему было холодно. Это предание было известно Андрееву и отразилось в памятнике. Монумент оказался непарадным, как бы и не предназначенным для публичного места: вид у Гоголя здесь домашний, он сидит в раздумье около дома. Вероятно, писатель и сидел иногда в этом дворике на лавочке…
Поэтому ставить «уютный» памятник Андреева на пересечение улиц, на Арбатскую площадь, как говорят, на свое «историческое место», нельзя. Да и бронза памятника не выдержит загазованности воздуха. Кроме того, куда деть памятник скульптора Томского, который стоит сейчас на Арбатской площади? Он также представляет несомненную художественную ценность. Да, на нем лежит печать другой, советской эпохи. Но мы же не сносим сталинские высотки! Это наша история, история нашей культуры.
Кстати, на памятнике Андреева тоже лежит печать своего времени, эпохи символизма. Подавленное, удрученное состояние Гоголя на монументе не точно, как мне кажется, передает миросозерцание писателя в последние годы его жизни. Гоголь был православным христианином, а главное в мироощущении христианина — радость о воскресшем Господе. Все его мысли перед смертью были устремлены к горнему миру (вспомним последние слова писателя: «Лестницу, поскорее, давай лестницу!..»).
И все же памятник Андреева, безусловно, лучший. Тем более нельзя представить себе создаваемый на Никитском бульваре Музей Гоголя без этого монумента «мученику высокой мысли» (как сказал о Гоголе Сергей Тимофеевич Аксаков). Уверен, что сам скульптор одобрил бы такое решение.
— А был ли Гоголь мистиком, каким его порой представляют?
— Гоголь был мистиком в православном смысле этого слова. Он верил в чудеса — без этого нет веры, Но в чудеса не сказочные, не в фантастические истории, а в таинственные и великие события, творимые Богом. Они пронизывают всю жизнь христианина. Чудом является Воплощение Христа, Его Искупление, Вознесение. Разве не чудо Таинство Евхаристии — ежедневное участие Господа в богослужении? Пресуществление Святых Даров — хлеба и вина в Тело и Кровь Христовы — тоже чудо.
Но Гоголь не был мистиком в смысле приписывания себе неоправданных духовных достоинств, таким, кому кажется, что Бог общается с ним ежеминутно, что у него пророческие сны, видения. С ним якобы постоянно происходят необыкновенные события. Подобными мистиками были Франциск Ассизский, Игнатий Лойола, а в России — многие писатели и философы так называемого Серебряного века, например, Дмитрий Мережковский, автор известной книги о Гоголе. Такие люди, как правило, не видят собственных грехов, а то и прямо считают себя святыми, угодными Богу. Вспомним того же Франциска Ассизского или Терезу Авильскую.
Но с Гоголем, как и с каждым христианином, конечно, происходили чудеса. В Оптиной Пустыни сохранилось предание, пересказанное преподобным Амвросием. Во время пребывания в этой обители Гоголь рассказывал иноку Порфирию Григорову, издателю жития и писем затворника Задонского Георгия, что он видел мощи святого Спиридона Тримифунтского и был свидетелем происшедшего от них чуда. При нем мощи, которые были не только нетленны, но в продолжение пятнадцати веков сохранили мягкость, обносились вокруг города, как это ежегодно совершается 12 декабря (по старому стилю) с большим торжеством. Все бывшие тут прикладывались к мощам, а один английский путешественник не хотел оказать им должного почтения, говоря, что спина угодника будто бы прорезана и тело набальзамировано. Потом, однако, решился подойти, и мощи сами обратились к нему спиною! Англичанин в ужасе пал на землю пред святыней. Этому были свидетелями многие, в том числе и Гоголь.
Вопрос о мистицизме Гоголя, по-моему, трактуется нередко упрощенно (тем же Мережковским или Константином Мочульским). Ни в одном из писем Гоголя нет и следа мистической экзальтации. В 1844 году, отвечая Сергею Тимофеевичу Аксакову на подобные упреки, он писал, что природа его совсем не мистическая. Недоразуменья произошли оттого, что он слишком рано вздумал было говорить о том, что слишком ясно было ему самому и чего не в силах был он выразить темными речами, в чем сильно раскаивается, даже и за печатные места.
— Не с этим ли связано и представление о том, что писатель был похоронен живым? Есть ли основания для подобных предположений?
— Гоголь, как известно, был погребен на кладбище Свято-Данилова монастыря. В 1931 году останки его перенесены на Новодевичье кладбище. Данное обстоятельство породило самые невероятные слухи. До сих пор публикуются статьи (в том числе в энциклопедиях) и демонстрируются по телевидению фильмы, где утверждается, что Гоголь перевернулся в гробу, что его похоронили живым. Слухи эти отчасти основаны на словах из завещания Гоголя, опубликованного в книге «Выбранные места из переписки с друзьями»: «Завещаю тела моего не погребать до тех пор, пока не покажутся явные признаки разложения. Упоминаю об этом потому, что уже во время самой болезни находили на меня минуты жизненного онемения, сердце и пульс переставали биться…»
Это сказано Гоголем в 1845 году, когда он находился за границей, тяжело болел и даже готовился к смерти. Опасения его не оправдались. После кончины Гоголя тело его осматривали опытные врачи, которые не могли допустить такой страшной ошибки. Кроме того, Гоголя, отпевали. Между тем не известно ни одного случая, чтобы после церковного отпевания человек возвращался к жизни. Это невозможно в силу духовных причин. Для тех же, кому подобный довод кажется неубедительным, можно привести свидетельство скульптора Николая Рамазанова, снимавшего посмертную маску с Гоголя. Ему пришлось это проделать дважды, причем с лица Гоголя снялись частицы начавшей тлеть (разлагаться) кожи.
— Как Вы могли бы прокомментировать сообщения о находке рукописного издания второй части «Мертвых душ» в США? Такое сообщение появилось недавно в СМИ.
— В данном случае речь идет о списке первых пяти глав поэмы. Сохранившиеся главы второго тома «Мертвых душ» впервые опубликованы в 1855 году племянником Гоголя Николаем Трушковским. Еще прежде появления в печати они стали известны довольно широкому кругу читателей. Степан Петрович Шевырев, друг и душеприказчик Гоголя, занимавшийся разбором его рукописей, позволял почитателям Гоголя снимать копии с еще не обнародованных сочинений, оставшихся после его смерти. Так возникли многочисленные списки уцелевших глав второго тома. Четверть века назад (в 1984 году) я писал об одном из таких списков трех начальных глав второго тома, хранящемся в Институте русской литературы в Санкт-Петербурге (Пушкинский Дом). В этой писцовой копии (первой главы) после слов «В заключенье всего, он (Павел Иванович Чичиков) высморкался в белый батистовый платок так громко, как Андрей Иванович (Тентетников) еще и не слыхивал» следуют строки, которых нет ни в одной из сохранившихся глав второго тома: «Борзой кобель, забравшийся под диван, так удивился, что долгом счел подойти к господину, обнюхать его между фалдами фрака и сесть перед ним, смотря ему прямо в глаза, в ожидании еще чего-нибудь необыкновенного…» Трудно поверить, что это не Гоголь. Тем более что в дошедшей до нас черновой редакции первой главы упоминается этот борзой кобель: «К довершению содома… визжал борзой кобель, присев задом к земле, по поводу горячего кипятка, которым обкатил его, выглянувши из кухни, повар».
Литературное наследие Гоголя дошло до нас далеко не полностью. Нет сомнения в том, что немало еще рукописей писателя находится в архивохранилищах и частных коллекциях, как в нашей стране, так и за рубежом. И разрешение вопроса об окончательной редакции первых глав второго тома «Мертвых душ» требует, видимо, дальнейших разысканий.
Беседу вел Алексей Тимофеев
Воропаев Владимир Алексеевич — доктор филологических наук, профессор МГУ им. М.В. Ломоносова, член Союза писателей России, председатель Гоголевской комиссии при Научном совете РАН «История мировой культуры»
http://www.stoletie.ru/obschestvo/vladimir_voropaev_dumaju_chto_gogolya_delit_ne_nado_2009−05−15.htm