История несостоявшегося примирения

В преддверии Дня Победы над фашизмом, в Украине традиционно раздаются голоса о том, как хорошо бы примириться украинцам, воевавшим по разные стороны фронта. А с приходом новой власти эти голоса стали особо настойчивыми.

В том, что такое примирение в Украине до сих по не состоялась зачастую видится едва ли не украинская отсталость и неевропейскость. Ведь по расхожему мнению примирились в той же Испании после кровавой гражданской войны 1936−39гг. Однако прежде, чем приходить к столь неутешительным выводам, лучше пристальней посмотреть на историю и сегодняшний день страны, которую нам рисуют как образец примирения.

Крест триумфа, а не мира

Символ испанского примирения для украинцев — 150-метровый крест неподалеку от Мадрида в местности, названной Долиной павших. Он был торжественно открыт в 1959-м году самим диктатором Франко. Поскольку в Советском Союзе никогда не сооружалось общих могил для красных, белых, петлюровцев, махновцев прочих участников гражданской войны (и до сих пор такого нет на территории бывшего СССР), памятник в Долине павших действительно может показаться нам доказательством национального примирения. Но главное — чтобы он был таким доказательством не для нас, а для испанцев, причем в первую очередь, для тех, которые продолжают политическую традицию стороны, побежденной в гражданской войне.

А для них он таковым никогда не был. Само собой, побежденные не имели права голоса при утверждении проекта мемориала. Тем не менее именно они его возводили: так же, как в Советском Союзе узники Гулага сооружали каналы и шлюзы, украшенные памятниками Сталину, так и Испании пленные республиканцы, подобно «Каменярам» Ивана Франко, вырубили 200 000 кубометров гранитной скалы для некрополя и бенедиктинского монастыря. Кости 40 000 рядовых победителей и побежденных покоятся в боковых приделах базилики, а у алтаря в момент открытия мемориала была одна роскошно отделанная могила — Хосе Антонио Примо де Риверы — основателя фашистской партии «Фаланга». Через 17 лет появилась другая — еще более роскошная — самого диктатора. Останки видных деятелей противоположной стороны конфликта такого упокоения не удостоились. Как у Оруэлла — все равны, но есть более равные.

Кстати, как надгробный памятник христианский символ подходит далеко не всем павшим. Ведь с одной стороны, около 10% франкистской армии (и самые боеспособные ее части) составляли марокканцы-мусульмане, а с другой стороны, антиклерикализм был принципиальной позицией республиканских активистов. Например, если бы в России воздвигли крест на могиле какого-нибудь из соратников Шамиля (скажем, шейха Мансура), это справедливо бы воспринималось приверженцами ислама не как примирение, а как кощунство. Так почему же в таком кресте над могилой принципиальных атеистов надо видеть иной смысл — только потому, что в детстве они были окрещены и к атеизму пришли не от рождения, а совершенно сознательно?

Да, с останками некоторых павших противников Франко поступили по-человечески. Но для живых приверженцев социалистов, коммунистов, буржуазных демократов с сооружением мемориала ничего не изменилось. Эти политические силы могли действовать лишь в подполье и эмиграции, а диктатура оставалось диктатурой. Пускай более либеральной, чем гитлеровская или сталинская, но достаточной, чтобы Мадрид не пускали в НАТО, куда допустили отнюдь не демократичные португальский и греческий режимы.

Поэтому демократы как Испании в монументе в Долине павших всегда видели акт не примирения, а торжества победителя. Это признают даже массовые путеводители по окрестностям Мадрида, которые для привлечения туристов стараются писать о достопримечательностях только хорошо.

Кто и о чем договорился после Франко

Итак, символ примирения для большинства испанцев отсутствует. Но значит ли это, что нет самого примирения? Ведь уже около 30 лет Испания живет при демократической конституции и ни у кого не возникает опасений, что победа оппозиции на выборах — а ее страна за это время переживала трижды — может стать поводом к гражданской войне, как было в 1936-м. Однако означало ли испанское примирение выработку общей позиции относительно прошлого? Разве ведущие политические силы страны подводили под прошлым общий знаменатель, как например, сделали украинский и польский президенты в декларации «К согласию и единению»? Нет, в 1977-м, когда принималась конституция они понимали, что прошлое может только разъединить их. Поэтому они приняли закон об амнистии всех преступлений времен франкизма, а в пактах Монклоа договорились о будущем — определили, какие законы принять в первую очередь для установления нормальной демократии. Однако с большой натяжкой можно назвать достигнутое согласие согласием республиканцев и франкистов. Ведь если партии республиканской стороны (социалисты, коммунисты, каталонские националисты) сохранили и свое название, и во многом, идеологию, то единственная при Франко партия Национальное движение самораспустилась еще раньше, и ортодоксальные франкисты, объединенные в партию Национальный альянс, не подписывали (как и баскские националисты) пактов Монклоа. Но ортодоксы были силой маргинальной, а крупнейшая тогда правая партия — Союз демократического центра, была партией франкистской номенклатуры, но никак не франкистской идеологии. Эта номенклатура, как и номенклатура КПСС времен перестройки, видела необходимость демократических реформ и устала от изоляции Испании в Европе, она не цеплялась даже за символы прошлого, но хотела сохранить гарантии безопасности за деяния при старом режиме. Таким образом, национальное согласие в Испании было достигнуто не благодаря компромиссу некогда непримиримых идей, а благодаря идейной капитуляции (почетной в персональном плане) бывших победителей, точнее, политических наследников этих победителей. Что же касается гражданской войны, унесшей жизни полумиллиона человек, то похоже, вся испанская элита согласилась с тем, что наилучший выход — предать ее забвению. «Преодолеть прошлое», как зачастую говорили тогда. Впрочем, употребляемый в этом случае испанский глагол superar, имеет несколько иной оттенок, чем русское «преодолеть». Русское слово акцентирует борьбу, испанское же предполагает не сколько борьбу, сколько переход на более высокую ступень, на которой это прошлое уже не особо интересно.

Если на Украине еще со времен перестройки пересматривались приговоры, вынесенные «врагам народа» в советские годы, то в Испании ни один вердикт, вынесенный франкистскими судами, отменен не был.

Если на Украине всерьез считают, что можно дать достоверную оценку историческим событиям, собрав комиссию из маститых ученых, которые покопаются в архивах, то в Испании таких иллюзий не строили. Ее историки старались заниматься другими темами. Так, пару лет назад на сайте университета Овьедо, я нашел аннотированный список исторических книг, выпущенных его профессорами за несколько последних десятилетий. Там есть работы об Испании в составе Римской империи, о литературной критике начала прошлого века, о распаде Югославии и о многом другом. Но ни одна книга из 108 не посвящена событиям 1936−1939 гг.

Память возвращается

Еще лет 5 назад можно было утверждать, что забвение в Испании оказалось эффективным способом примирения. Но последние годы показали, что, несмотря на малое число оставшихся в живых участников той войны, забвение так и не наступило. В стране набрала силу Ассоциация за восстановление исторической памяти, которая стала организовывать раскопки мест расстрелов жертв франкизма и устанавливать их имена. Ведь 30−40 000 приверженцев республики были расстреляны в полях и оврагах и не удостоились не то, что переноса в Долину павших, но и надгробных плит.

Но главное — тема прошлого стала регулярно звучать в парламенте. Так, в начале 2001-го соцпартия поставила вопрос о распространении льгот для ветеранов той войны на партизан-антифранкистов. Эта неизвестная нам война длилась много лет после 39-го, дольше чем борьба УПА — последний бой произошел в 65-м. Тогда же Народная партия басков предложила проект резолюции об осуждении франкистского мятежа 1936-го года. Оба предложения были поддержаны всеми остальными партиями, за исключением имевшей тогда большинство — Народной, а потому приняты не были. Но примечательно, как партия, которая является правопреемницей франкистского Национального альянса, отстаивала свою позицию. Ни единого хорошего слова о диктаторе, никаких утверждений, что у мятежников была своя правда, а лишь подчеркивание того, что Испания в конце 70-х преодолела историческое прошлое, подведя под ним черту, а потому нечего к нему возвращаться. Например, когда в мадридском муниципалитете коммунисты поставили вопрос о переименовании улиц, названных в честь видных франкистов, представитель Народной партии сеньора Сифуэнтес заявила: «Хватит, господа коммунисты, каждое заседание возвращаться к далекому прошлому, или, может, доберемся в наших изысканиях до плейстоцена и осудим первые случаи каннибализма, совершенные первыми людьми на Пиринейском полуострове». После чего, она поздравила коммунистов с 25-летием легализации их партии, назвав это выдающимся событием в утверждении испанского прошлого.

В Мадриде тогда у правых было большинство, но в тех местах, где его не было, расчет с прошлым производился. Например, даже на родине Франко, в галисийском городке Ферроль, под предлогом строительства автостоянки демонтировали конную статую знаменитого земляка. Конечно, НП была против демонтажа памятника в Ферроле, но и в этом случае она не стала ничего говорить о заслугах каудильо, а лишь осудила «попытку перечеркнуть историю».

И интересно, что ни разу «преодоление прошлого» экс-франкисты (и тем более их оппоненты) не называли примирением.

А в ноябре 2002-го произошло знаменательное событие: отмечая 25-ю годовщину свободных выборов, палата депутатов — уже голосами всех партий — приняла резолюцию, которая была воспринята как недвусмысленнное, хотя и нерешительное осуждение прошлого режима и призыв отдать должное его жертвам. А с приходом в апреле 2004-го к власти социалистов процесс расчета с прошлым ускорился. Так, в нынешнем марте в Мадриде демонтировали единственный памятник Франко, установленный еще при его жизни около полувека назад. Решение принималось на правительственном, а не на муниципальном уровне, так как памятник находился в государственной собственности.

И, наконец, главная новость: правительство Испании изучает предложения ряда общественных организаций о превращении символа испанского примирения для нас — мемориала в Долине павших — в мемориал жертв диктатуры. Для этого создана специальная межминистерская комиссия. Судя по тону ее представителей, «конверсия» (именно такое слово употребляют в Испании) мемориала несомненно произойдет, и вопрос лишь в том, как из многочисленных вариантов ее проведения выбрать один.

Однако социалисты в Испании не впервые у власти. Они ведь единолично правили страной почти полтора десятка лет, с 1982 по 1996-й. Почему же еще тогда, имея парламентское большинство, а в своих рядах куда больше людей с опытом нелегальной работы при диктатуре, они не провели резолюций об осуждении франкизма, законов о льготах партизанам, не убрали памятники диктатору? Наконец, почему только сейчас добровольцы стали раскапывать братские могилы?

Ответ на эти вопросы и выясняет природу испанского примирения-забвения. Не было на самом деле никакого примирения-забвения. Был просто страх, что постановка этих таких вопросов сорвет так удачно начавшийся переход к демократии, вызвав новый военный мятеж. Ведь еще в 81-м группа монархических офицеров, преклонявшихся перед памятью диктатора, смогла захватить парламент, уложив на пол депутатов под дулами автоматов. И лишь гражданское мужество короля Хуана-Карлоса предотвратило переворот. А сейчас армейская верхушка привыкла к демократии, многие ветераны времен диктатуры ушли в отставку, а потому и можно и без боязни говорить о том, о чем боялись говорить два-три десятилетия назад.

Когда исчезла причина для страха, то оказалось, ни забвения, ни согласия по поводу кровавого прошлого быть не может, а может быть, только более спокойное отношение к нему, благодаря чему спор об истории ведется словами, а не автоматами.

Так что в отношении к прошлому Украина ничуть не отстала от Испании, а скорей опередила ее — ведь все годы независимости мы могли спорить об истории без страха, что это вызовет военный переворот или гражданскую войну. А заимствовать испанский опыт на практике для нас означало бы отказаться от героизации как ветеранов Великой Отечественной, так и воинов УПА, тихо платить им повышенные пенсии, но как можно меньше говорить и о них, и об этих страницах прошлого. Думаю к этому, не готовы ни участники тех событий, ни все украинское общество.

22.04.2005

http://www.kievrus.com/index.php?action=razdel&razdel=17&subrazdel=87&art_id=24&lang=rus