О проблемах нашего официального патриотизма

Текст передачи «Культурные войны» на радио «Русский край» (Калининград)

Прошлый раз мы прикоснулись к весьма трагичной проблеме мнимого и подлинного патриотизма, которая существовала ещё до Революции. Удивительным образом она ощутима (причем в гораздо большей степени) и в сегодняшней России. Был процитирован выдающийся мыслитель второй половины XIX в., продолжатель пушкинской традиции русского самобытничества, Иван Сергеевич Аксаков, обративший внимание на странную закономерность нашей «послепетровской» истории: в годину военной опасности страна становилась единым лагерем и давала несокрушимый отпор вторгшемуся врагу, какой бы силой он ни обладал. Вспомним, как Петр Великий победил благодаря этому русскому единству верхов и низов шведского Карла XII, имевшего сильнейшую в Европе армию (кстати, именно в текущем году наша страна будет отмечать 200-летие Полтавской битвы, окончательно сокрушившей высокомерного шведа, бежавшего с поля боя с позорной раной). Вспомним героический 1812 год, когда и князь-рюрикович П.А. Вяземский, и столбовой дворянин Денис Давыдов, и простая крестьянка старостиха Василиса с рогатиной, и сам Государь-Император Александр I были едины в порыве разгромить французского супостата, вторгшегося во главе армии двунадесяти языцев Европы. Знать перестала трезвонить по-французски, и, облачившись в военную форму, в едином одушевлении с простым народом стала вместе с ним «гвоздить француза».

Любимец Наполеона, западник граф Сперанский, прежде бывший в фаворе у царя Александра, теперь оказывается в бесславной ссылке, а славянофил адмирал Шишков назначается на должность Государственного секретаря и составляет знаменитые царские Манифесты, писанные старинны церковным слогом. Власть тем самым показывала народу, что ценит и русское чувство народной чести перед лицом вторгшихся хищных иноземцев, и облекает это чувство в привычный для всего церковного народа высокий и старинный церковно-славянский слог, мастером которого был адмирал Шишков. И дальнейшие примеры были того же самого рода. Вспомним единение русского общества при новом европейском ополчении против России во время Крымской войны 1853−1856 гг., при борьбе 1863 года с мятежной Польшей, наконец, при освобождении славянских народов от османского ига, то есть в 1877—1878 гг., когда Россия ценою своей крови дала болгарам государственную независимость, а остальным православным народам, от греков до сербов, помогла её укрепить.

Итак, в годину военного лихолетья царь и народ, аристократия и простые граждане были едины. Знать не только не «откашивала» от призыва на военную службу, но почитала честью встать на защиту священного престола Русских Царей, как и обычные русские граждане. Но, удивительное дело — стоило утихнуть пылу битвы как многие и многие из нашей старой дореволюционной знати вновь становились завсегдатаями Аглицкого клуба, великосветских столичных салонов, в которых говорили только по-французски. Вновь и вновь аристократия империи устремлялась в Париж, Баден-Баден, Ниццу. Причем в курортных городах Запада русских временами бывало едва ли не больше, чем местных жителей. Естественно, такое раздвоение элиты, патриотической в бою, и космополитической в мирное время, не могло длиться бесконечно долго. И в течение уже второй половины XIX в. постепенно космополитическая составляющая внутреннего мира обычного знатного русского человека становилась все заметнее. Это совпало с радикализацией рядовой отечественной интеллигенции, которая переставала верить в Русского Бога и уверовала в Карла Маркса и подобным ему «пророкам» всемирного бунта и ниспровержения «старого строя», русского и немецкого вкупе, то есть строя законной Христианской монархической государственности.

Верховная русская власть на деле, к сожалению, отстранила представителей «русской партии» Пушкина и его последователей (славянофилов и почвенников, Аксаковых, Самариных и других) от участия в Правительстве и от возможности воспитывать интеллигенцию в православном народном духе. Газеты и журналы славянофилов и почвенников закрывались, русское свободное слово преследовалось. А ведь лишь это мощное слово сторонников пушкинской традиции призывало интеллигенцию к познанию самобытной русской цивилизации, к оздоровлению России царской, православной с собственной наукой и культурой.

На это поразительное единение в мирное время космополитических верхов Империи и подраставшей безбожной интеллигенции Писаревых, Добролюбовых и обратил внимание Иван Аксаков, предупреждая верховную власть и общество о недопустимости такого странного «патриотизма», когда в военную годину вся страна ополчается против французского, английского и иного супостата, а в мирное время сдается ему в добровольный плен, забывая и о собственной правой святой вере, о Русском Боге, и о родной великой культуре, о народной чести, русском достоинстве, русском славолюбии. Не случайно Достоевский, великий почвенник, прямой продолжатель этой пушкинской основополагающей для нас культурно-цивилизационной традиции говорил, что и знать, и рядовая интеллигенция все больше заболевают чужебесием. То есть в них вселяется нечто вроде беса отвращения к родному отечеству, к родному языку и обычаям и он даже в собственном отечестве становится международной обшмыгой, то есть пресмыкается перед всем заграничным, не задумываясь о его качестве. Аналогичные размышления были у Тютчева, поражавшегося «русофобии отдельных русских людей», которые всегда и всем были недовольны в своем отечестве, но никогда не замечали явные пороки Заграницы. В результате, Заграница, видя такое наше подобострастие, стала презирать всех русских, которые не ценят своё родное (видимо по причине его «мерзопакостности») и привычно разевают рот перед всем чужеземным, даже весьма вредным для них.

Итак, Иван Аксаков, размышляя о русском обществе, обратил внимание на поразительное ослабление его патриотических чувств в мирное время. В своей статье «В чем недостаточность русского патриотизма» (1864 г.), написанной после подавления польского бунта 1863 г., Аксаков писал: «Пора же понять, наконец, что способность патриотических жертв во время войны нисколько не освобождает нас от обязанностей нравственных во время мира, и что если к 1863 году Русские из-за границы (из-за польского выступления — В.Ш.) сбежались в Россию, то нет никакого нравственного основания разбегаться после [победного] 1863 года, по миновании надобности в патриотизме, из России за границу вновь и воспитывать Русских детей в Швейцарии, Дрездене, Фрайбурге и в прочих немецких рассадниках Русского юношества! Пора также <…> уразуметь, наконец, что единством и цельностью мы обязаны прежде всего <…> Русскому народу — этому громадному и несомненному факту единства и цельности, но что в противоположность этому внешнему или, лучше сказать, земскому единству и цельности, в противоположность нашему простому народу, мы как общество являем в себе отсутствие духовной цельности и органической силы. Оттого-то наша „интеллигенция“ до сих пор так непроизводительна, оттого-то иностранцы или судят по нас о целой России, или же, видя перед собой публику и народ, воображают, что видят две разные России! Оттого-то Россия могуча и слаба в одно и то же время» [1].

С печалью приходится отмечать, что эта характеристика значительной части нашей дореволюционной правящей элиты, равно и интеллигенции, сделанная Аксаковым п о л н о с т ь ю применима и к большой части современной российской элиты, как и к значительной части нашей же современной интеллигенции. Кстати говоря, таких классиков, как Пушкин, Аксаков, Тютчев или Достоевский для того и нужно читать и перечитывать, что они светом своего гения осветили самую главную проблему современности, нашу нравственную раздвоенность, перекочевавшую из дореволюционных времен сначала в советские, особенно хрущевские и горбачевские времена, затем и прямо в наши современные дни. Поговорим же о нашем современном противоречивом патриотизме.

Как часто можно наблюдать облеченного высокими полномочиями современного государственного деятеля, который буквально раздваивается между инстинктивным (для него) поклонением чуждому для России и вполне искренним стремлением защитить геополитические интересы России. С одной стороны госчиновник призывает крепить оборону и даже начинает кое-какие меры к этому укреплению применять, ремонтируя и вводя в строй еще весьма «свежие» атомные подводные лодки позднесоветского периода, запуская в серию новые боевые вертолеты и самолеты, грозя (и справедливо) Западу новыми ракетными комплексами в случае превращения Польши и Чехии в плацдармы для новых американских ракет, нацеленных на наши военные объекты, усмиряя Грузию за военные преступления, и т. д. Плохо ли? Конечно, это здорово видеть Россию распрямляющуюся, вспоминающую завет Пушкина, призвавшего «Россия, встань и возвышайся!» Конечно, это патриотизм в действии, патриотизм, «держащий порох сухим», понимающий, что у России, если она хочет быть великой и самобытной, всегда будут недруги и завистники.

К сожалению, есть и другие примеры, совсем не соответствующие патриотическим потребностям нашего народа и нашего отечества. Болезнью нашей правящей элиты, которая не только не уменьшается, но усиливается, является недопустимая смычка между властью и предпринимательскими кругами. Вспомним, кто является нашими народными представителями в центральных и местных Думах и горсоветах? Сплошь и рядом это предприниматели, которые далеко не всегда первейшей целью своей деятельности видят интересы целого, города, области, страны, всего русского народа и братских нам других россиян, татар, башкир, калмыков, и т. д. Вспомним, как приход очередного начальника оборачивается то тут, то там продолжением печально известной прихватизации земельных участков, так называемой «точечной застройкой» в городах с уничтожением парков и скверов. Всем ясно, что такое положение совсем не есть проявление патриотизма и служения интересам народа и общества. Это на местах. Если посмотреть еще выше, то увидим уродливый уклон руководства страны в однобокое пристрастие к развитию банковской и сырьевой сферы, нефтяной, газовой, иных. Россия поэтому все больше воспринимается, как сырьевой придаток Запада, а теперь и Востока. Наше достоинство, слава Богу, еще поддерживается оборонными отраслями промышленности.

Самое ужасное — положение нашей деревни. Государство устранилось от такой системной и затратной деятельности, как, например, мелиорация. В нашей области очень много полей просто невозможно использовать под посевы из-за растущей заболоченности. И мы давно уже не видим никаких дренажных работ, какие были вполне привычны в 70−80-е годы. А что будет через 15−20 лет? Подумали об этом наши начальники? Давно «перезрела» проблема газификации сельских районов. Многие бы уехали из городской скученности на село в случае, если бы государство занялось «газовой» проблемой в интересах собственного народа. А взгляните, сколько в последние годы ликвидировано сельских школ? Это нельзя делать ни в коем случае. Школа, как и монастырь, как и Храм Божий всегда были и будут культурными и духовными центрами, вокруг которых сначала, может быть, только теплится, а затем и развивается полнокровная народная жизнь. Здесь никакой принцип рационализма и примитивного экономизма не должен противопоставляться коренным народным интересам. Очень легко сказать: «Люди покидают деревню, вот мы и убираем лишние школы». Надо комплексно подойти к проблемам села, чтобы газификация, дорожное строительства, школьное дело, льготный кредит, целенаправленное переселение людей из города в деревню при создании у них заинтересованности в этом, чтобы все это объединялось в единую комплексную политику «сбережения земли и народа».

Политик должен быть человеком жертвенным и любящим свою Русскую землю и свой народ, пусть он даже будет требовательным и жестким, но пусть он помнит завет великого князя Семёна Гордого, призвавшего своих преемников-князей не допустить «угасания» Русской свечи. У нас же господствует унылый маргариновый прагматизм и полное отсутствие дерзновения и жертвенности во имя своего отечества. Поэтому мы не преодолеем превышение людской смертности над рождаемостью, если будем только делать ставку на «инструменты» типа «материнского капитала». Для выползания из демографической пропасти нужно оживлять деревню повсеместно, от Дальнего Востока до Валдайской возвышенности и Калининградской области. Тянуть газ, дороги, ставить малокомплектные школы, искать подвижников, помогать им. Нужна новая столыпинская (по типу) политика возрождения коренной России.

Достаточно честно взяться за решение даже малой проблемы отстранения посредников от влияния на местные сельхозрынки, как будет достигнуто многое. Сельский хозяин сейчас не в состоянии продать мясо забитой им скотины на рынке. Его просто туда не пустят, будут склонять продать посреднику свою продукцию за бесценок. И никакая рыночная милиция не поможет. Почему же нет системной борьбы с этим паразитизмом посредников на рынках? Потому что нет желания, потому что душа не болит о деревне, потому что тип посредника-паразита очевидно ближе многим в нашей современной «элите». Сама эта элита склонна, ничтоже сумняшеся, также добывать деньги «из воздуха» — гнать сырьё за рубеж и на нефтедоллары закупать бразильскую курятину и аргентинское мясо. А свои крестьяне пусть спиваются и продают остатки своей земли новым латифундастам-спекулянтам. Это никого наверху не волнует.

Каюсь, друзья, коснулся лишь вершков. На тему раздвоения сознания нашей правящей элиты говорить можно долго. Если мы не решим эту проблему «гниющей головы» государства никакие «нацпроекты» нам не помогут. Необходимо нравственное оздоровление всего общества. Пока же видим разрастание русского Лондонграда, в котором многие десятки тысяч русских граждан купили себе дорогую недвижимость и перевезли туда домочадцев. Английские журналисты придумали такое название («Лондонград») своему городу из-за все возрастающего числа русской диаспоры, проживающей в английской столице. Вот такие новые европейцы объявились у нас в массовых масштабах. А если прикинуть все возрастающее число наших американизированных, обиспаненных и офранцуженных граждан, плюнувших на свое отечество, позволившее им урвать жирный куш в смутные времена и свалить на сторону? Выводы будут печальными.

Ставка на патриотизм нашего руководства является единственно правильной. Но этот патриотизм должен быть равным для всех, а не двоящимся «для лондонградцев», очень почему-то любимых и родных и для обычных граждан. Тогда у нас «все будет хорошо» не только банкирам, но и крестьянам.
Владимир Николаевич Шульгин, кандидат исторических наук, профессор Калининградского пограничного института ФСБ России

1.02.2009

Примечание:

1 — Аксаков И.С. Наше знамя — Русская народность. М.: Ин-т русской цивилизации, 2008. с.118−119 (выделено мною — В.Ш.).