Русская линия | Павел Дмитриев | 20.01.2009 |
В этом утверждении, при всем том, что оно является формально точным, так как народ действительно хочет Путина, есть какая-то неясность. Если нет демократии, означает ли это, что нет свободы? Ведь без нее нельзя узнать чего хочет народ. Точная информация о мнении народа — результат свободы. Получается, что-либо демократия не повреждена, либо демократия и свобода не совсем совпадающие понятия.
Демократия предполагает сменяемость власти посредством выборов, что гарантирует осуществление конституционных прав, строго говоря, беспрепятственность всех прав, не беспокоящих государство.
В этом смысле под свободой логически понимается отсутствие препятствий при реализации прав за исключением прав и свободы других субъектов.
Вопрос в том, что представления о правах и свободе у разных субъектов неодинаково. Извращенец предполагает за собой право на свободу своих похотей. Коррумпированный делец предполагает своими общенародные ресурсы. Обычный человек считает то же грехом и для него права извращенца уже нарушение собственных прав.
Мораль — всегда принуждение и самопринуждение. А для демократического государства важен баланс интересов всех граждан… Так демократия постепенно освобождается от морали.
Но объявление свободы от морали ведет к росту греха. В правовом аспекте никто никогда не давал оценки последствий греха для народа — конституционного источника и носителя всей власти. А последствие — вырождение, (мы сейчас видим вырождение народов Европы их битву за место под солнцем в собственных городах), то есть утрата той самой власти, носителем которой народ в демократической конституции объявлен. В конечном счете, полная свобода для осуществления любых желаний личности, ведет к умножению греха и вырождению, т.к., не предполагает деторождения, воспитания детей, взаимопомощи, что есть синонимы нелегкого добровольного труда вне каких-либо платных контрактов.
Странное, на первый взгляд, проявление народной ментальности в прошедших выборах, по сути — голосование за отсутствие выбора, есть реальное народное противление конкуренции за власть, голосование большинства за единство вокруг сильной власти.
Итак, запад, объективно оценивает нашу ситуацию. Противоречия нет. Демократия как сменяемость власти посредством выборов, пока практически не прижилась. Да сменяемость власти полнее обеспечивает защиту личных прав. Но основной аргумент демократии — безграничные права личности — это ослабление народных сил. Частая сменяемость власти в русских условиях порождает засилье временщиков, слабость власти и, в конечном счете, слабость народа. Молодежь народа ощущающего себя слабым — инстинктивно не желает детей. И «народ хочет Путина», т. е. центра единения. Это явное желание огромного большинства, за исключением части интеллигенции, всегда недовольной и, как возникшей из европейской культуры, по своей сути — компрадорской.
Русский мыслитель Лев Тихомиров в начале 20-го века, выражая дух народа соответственно условиям своего времени, писал в своем письме к П.А. Столыпину… «Не имея же центра единения, русский народ растеривается и его начинают забивать партикуляристические народности. Историческая практика создала верховную власть по русскому характеру. Русский народ вырастил себе Царя, союзного с Церковью. С 1906 года то, что свойственно народу, подорвано, и его заставляют жить так, как он не умеет и не хочет. Это, несомненно, огромная конституционная ошибка, ибо каковы бы не были теоретические предпочтения, практический государственный разум требует учреждений, сообразованных с характером народа и общими условиями его верховенства. Нарушив это, 1906 год отнял у нас то, без чего Империя не может существовать, — не имея возможность моментального создания диктатуры. Такая возможность давалась прежде наличностью Царя, имеющего право вступать в дела со всей неограниченностью Верховной власти. Одно только сознание возможности моментального сосредоточения наполняло русских уверенностью в своей силе, а соперникам нашим внушало опасение и страх. Теперь это отнято. А без нашей бодрости некому сдержать в единении остальные племена».
Возможность «моментального сосредоточения», как проявления силы — это условие уверенности в себе народа. Такая уверенность — необходимый элемент своего народного быта. А СВОЙ БЫТ и есть СВОБОДА.
Сказанное выше можно определить еще как особенность русского сознания. Неуловимость баланса этой евроазиатской ментальности в русской и советской истории заканчивалось трагично и, увы, непоучительно, для европейски устроенных верхов.
Упертые европейцы управляют страной от Петра Великого. Их сверхзадача, переделка русского народа под европейские стандарты.
Неистовый большевизм, сломав, и частью восстановив про европейскую структуру русской империи, уничтожил своеобразную культуру разных слоев народа, и выковал единого советского человека по стандартам европейского типа, готового принять общеевропейские ценности. Но перемены русского традиционного сознания, произошедшие за тот период, все же не были абсолютными. Кроме того, не легитимность власти делали большевиков, а из-за них и весь народ, чужими в Европе. Большевики хотели быть европейцами, но с Европой, вынужденно враждовали.
Либерализм, отрицающий большевизм за бесчеловечность, по сути, взялся за продолжение того же вживания в общеевропейский дом. Но уже на базе прав личности.
Однако, усилия по защите прав личности объективно не сделали ни одну личность. Личности создаются в гуще народной жизни, где права заслуживаются. А самовыражение за плату, возможность самовыражения как услуга, созданию личности способствует мало. Измельчание личностей ведет к неморальному преображению права. Общеевропейская тенденция к процветанию педофилии и наркомании, демонстрация влияния сексуальных меньшинств имеет эту очевидную причину. А в контексте прав еще и защиту в виду снисходительности карательных органов к пороку. Та же снисходительность появилась и в России, что видно из реакции прессы на мягкие приговоры судов.
Такая политика отражает давление на судебную власть. Свобода порока, это тоже выражение свободы прав личности. Как и свобода вывозить огромные капиталы из нищей страны, для развития стран процветающих и для развития самих капиталов, конечно. Под это находится мотивировка, что за рубежом вложения выгоднее. Это подобно тому, что делать вложения в имущество соседа в ущерб собственному. Экономическая наука, созданная в частности для целей обоснования вредных действий в качестве благих намерений, в нужный момент приводит множество доводов и цифр. Эти данные, как правило, отражают лишь часть явления, но не его глубинные закономерности. Итог же закономерен всегда. Все благие начинания, объясненные европейской экономической наукой — от кредитов русской империи 19 -го века до национализации в Советской России, и приватизации в РФ в 20-м веке и других новшеств — в итоге оказываются причиной процветания попеременно возникающих временщиков и катастрофой для большинства народа. Очевидна закономерность — права личности приводят к гибели народы.
Сила — как проявление способности к самозащите, нравственной прочности и интеллектуальной независимости всегда привлекает людей. И потому избиратель голосует за силу, за постоянство — против временщиков-мошенников. Избирателю не нужен выбор между пороками, ему нужна ясная, моральная и разумная перспектива. Не власть, традиционно доверчивая ко всему, что из Европы, но знающая народные чаяния.
По сути, низы, если выразить их настрой, голосуют за конституционную реформу, пусть в неконкретном виде, но конкретно против бессмысленной игры в смыслы демократии.
Верхи это сплочение людей вокруг них — как сильного центра воспринимают по-своему.
С одной стороны они согласны играть роль такого центра. С другой стороны они игнорируют традиционно моральную составляющую силы. Сила для них только техническое проявление процесса управления. В область морали и соответственно духа, они вторгаться опасаются. Однако, свято место пусто не бывает. Время меняет всех. А в нашу эпоху перемены происходят неслыханно быстро. Народ, стремящийся к центру единения, делает это также потому, что такой центр для него — моральный авторитет. Как только убеждение это будет разрушено, так и стремление к центру ослабнет. Появиться повод к очередному распаду, то есть хаотичный, интуитивный поиск нового центра силы, что происходило в 80-е и 90-е годы — 20-го века.
Нынешнее единство не кажется прочным. Низы примкнули к верхам, и верхи пока поощрительно настроены…
Но низы интуитивно хотят перемен, а верхи, как видится, надеются просто стать еще богаче и некоторой частью этого, прямо скажем, шального богатства удовлетворить потребности низов. (Впрочем, в последний момент они могут и передумать…). Низы же исходят, из веками проверенной истины, что материальное для всех невозможно, и поэтому традиционно хотят насытиться справедливостью. Но верхи считают, что этим дела не решить, а нужно дать всем достаток. Верхи, по обыкновению, мечтают европейскую мечту о прибыли, всегда готовые жесткостью подтвердить продвижение к этой мечте. А низы, как всегда, чувствуя грубую правду, помнят, что прибыль в России накапливается не для всех, а потом вообще растрачивается в войнах, исчезает в катаклизмах и… капиталах Европы, что жизнь предопределяет недостижимость мечтаний, интуитивно боятся целей верхов и ждут формулировки своих чаяний о правде.
https://rusk.ru/st.php?idar=113700
Страницы: | 1 | |