Идеология священника Александра Шмемана

Актуальные размышления

«Снова привычная западная толпа, в сущности — мой мир. В котором мне просто. Просто — в смысле привычной принадлежности к нему и внутреннего в нем — одиночества, свободы…»
Священник Александр Шмеман «Дневники»

В данной статье мы постараемся абстрагироваться от личности священника Александра Шмемана. В принципе, она не так уж и важна по сравнению с тем, что он стал символом определенного движения в Церкви. Потому мы будем обсуждать прежде всего его стиль и идеи, оставив вопрос сути его личности историкам. А в глобальном, окончательном смысле — Богу. Но его книги стали уже некоей «революционно-реформаторской классикой» в Церкви, и они заслуживают пристального рассмотрения.

Что прежде всего бросается в глаза при рассмотрении его сочинений? Крайняя политизированность его работ, в которых нередко видна крайняя степень приверженности господствующей в Америке политической либеральной идеологии, временами доходящая до настоящего фанатизма. Про себя о. Александр писал: «Имея „родину“ во Франции, будучи частью русского „народа“, я наконец ощущал США своим государством». Он испытывал восхищение американской государственностью, «восхищение этой системой, „вынимающей“ из политики то, что делает её злом: ненависть. Чудо Америки». Рассказал бы он о любвеобильной Америке сербам да афганцам с иракцами, они бы его, наверное, поняли лучше всех… Конечно, эмигрант вправе, и даже обязан испытывать чувство уважения к стране, которая его приютила. Но это уважение вовсе не должно затмевать здравый смысл и веру, переходить в ксенофобию к другим народам, а это чувство в его писаниях присутствовало, и очень сильно, особенно к России, о чем ниже. И вообще, священник не должен слишком уж сильно думать о политике; касаться ее следует, лишь если она реально затрагивает вопросы спасения душ. У Шмемана совсем не так: «Два часа перед телевизором: inauguration президента Картера. Как всегда — а это „мой“ шестой президент — восхищение Америкой, подлинная радость». Если священник часами высиживает перед телевизором, да еще и ради того, чтобы увидеть церемонию посвящения очередного политикана, которая сама по себе ровным счетом ничего в мире не меняет, и это для него — как всегда!, — «подлинная радость», то этот священник явно слишком зациклен на вопросах мира сего. При этом он все время говорил о своей аполитичности. Но тогда уж и Ленина какого-нибудь можно называть аполитичным. Тем более, что и недавно приезжавший из Америки сын Шмемана утверждал в своих интервью, что его отец выписывал огромное количество газет, и любил быть в курсе политических новостей. Для адептов современной либеральной идеологии это вообще характерная деталь — отрицать, что она идеология, что она политическая.

Протопресвитер этот категорически отвергал все идеалы аскетизма, а потому увлечение скудоумными телешоу — прямая закономерность. И полбеды, если бы просто по немощи. Тут человеку можно и даже нужно посочувствовать, все мы — только люди, и пастыри — не исключение. Но он делал это принципиально, а также активно агитировал и других поступать так же в статьях. Хотя перед своими прихожанами не очень это афишировал.

Поцитируем журнал «Православная Русь», орган РПЦЗ, 1/14 мая 1990 г., № 9 (1414), стр. 10−11, статья Павла Рака (с орфографией издания):
«Кажется, что прот. Шмеман полностью осуществлял идеал семейной духовности у себя дома. Приведу только два свидетельства. Одно: епископ Православной Церкви, который на чистый понедельник, после вдохновляющей началопостной проповеди прот. Шмемана, в доме проповедника был угощен курочкой. Другое — близкаго знакомаго прот. Шмемана: «Многие помнят о. Александра — остроумнаго собеседника, охотно шутившаго, иногда жестоким словом кого-нибудь высмеивающаго, курящаго одну папиросу за другой, смотревшего по телевизору состязания по бейсболу, любившаго жизнь во всем ея разнообразии и богатстве…». Есть и много других подобных свидетельств. Удивительны эти «новые христиане», чей кумир богословствует с сигаретой в зубах и демонстративно жуя курицу в Чистый понедельник, заодно «жестоким словом кого-нибудь высмеивая"…

Или вот другой отрывок, на этот раз — из «Дневника»:
"Все эти дни — наслаждение от зимних Олимпийских игр в Иннсбруке по телевизии. Я не вижу «пользы» от этой монашеской диеты, безостановочно преподносимой людям в качестве какой-то самодовлеющей «духовности». Мой опыт таков: как только люди решали эту «духовность» вводить в свою жизнь, они становились нетерпимыми, раздраженными фарисеями». Характерно презрительное выражение о посте «монашеская диета», которое изрекает сосредоточенный на телешоу «богослов». Если этот пассаж принять всерьез, то все наше монашество — сборище каких-то злых и голодных раздраженных лицемеров. Ведь кто наши преподобные? Все сплошь поклонники «монашеской диеты». Торжество духа над плотью у них выражалось в т. ч. и в пренебрежении интересами желудка. Сами их прозвища говорят за себя: «Просфорник», «Постник», «Лободник». Или нам в честь «прогрессивного богослова» отбросить все Патерики? Тем не менее, после этого хамского — а другое слово тут не подходит, — абзаца о несостоятельности монашества следует обычный шмемановский откат в диаметрально противоположном направлении: «Я ни секунды не отрицаю реальности, подлинности монашеского опыта (Добротолюбие, «старцы» и т. д.)». Только что сказал, что все они нетерпимые, раздраженные фарисеи, и вдруг — «не отрицаю». Нет уж, именно отрицает с большой раздраженностью и озлоблением. И продолжает речь о необходимости полностью исключить этот монашеский опыт: «…Я только убежден, что, как и богослужение, как и почти все в церковной жизни в наши дни, он «транспозируется» и воспринимается в другом ключе, в ключе, прежде всего, того психологического эгоцентризма, что составляет основную тональность нашей эпохи». То есть: в наше время надо поддерживать идеалы общества потребления, и никак иначе.

Именно из этих довольно убогих посюсторонних ориентиров, и следует, на мой взгляд, желание изменить Священное Предание Церкви. Не могут не удивлять и его вечные поиски врагов, при этом врагами обычно оказываются православные, а из православных более всего — русские православные. Весьма значительная часть его сочинений посвящена острой критике русских эмигрантов. Несложно заметить, что их он критикует, пожалуй, на порядок больше, чем американцев, или французов вместе взятых. «Сложность, снобизм, дешевая сентиментальность эмигрантского подхода к Церкви, простота этих, презираемых эмигрантами, «американцев»», — один опять же из множества отрывок, и еще не самый острый.

А в том, что он очень плохо относился к Преданию в целом, сомнений быть не может. Вот, например, одна из бесчисленных его цитат на эту тему:
«Почему в Евангелии так мало сказано о Церкви? И на чем основана наша вера в ее святость, непогрешимость, необходимость? Ведь все в ней — ее сложные догматы, иерархические различия, обряды, обычаи, все создано людьми, возникло в истории. В Евангелии мы находим образ Христа и Его учение — такое простое, чистое, без примеси человеческих умствований и усложнений. И неужели, чтобы быть христианином, недостаточно верить в Христа и стремиться исполнять Его заповеди, а нужно еще соблюдать непонятные древние обряды, постигать трудные богословские формулы, вовлекаться в церковные споры и деления, принимать всю ту человеческую накипь, которая за две тысячи лет облепила собой небесную чистоту Евангелия?»

Священник А. Шмеман, правда, забывает сказать, что и само Евангелие создано Церковью (людьми по его терминологии), и оно тоже — часть Предания. Правда, далее он не забывает сделать в статье обычный лицемерный откат, и какие-то позитивы в церковной жизни все же милостиво отмечает. Но, как известно, наибольшее влияние в статье имеют первые и последние строчки. К тому же всегда, и данная статья — не исключение, он очень убедительно говорит против Церкви, и на самых видных местах, и очень невнятно и мало — в ее защиту.

«Иногда такое чувство, что большинство людей действительно, хотя и неведомо для себя, живут скрываньем от себя — реальности (не только смерти) и что именно в этом скрывании — основная для них функция религии. «В его дремоте не тревожь…». Именно такая «дремота», навевание ее — вся эта Литургия, да и вся эта церковь, в которой среди непонятно сладких слышатся иногда «душевно нужные» слова — «за веру, Царя и Отечество», «не откладывайте говения до конца Поста"… Слышу, чувствую возражение (слышал его с шестнадцати лет): что же в этом плохого? Ведь вот, действительно, помогает жить… Отвечаю: плохо то, что эта «дремота» так страшно легко оборачивается ненавистью и кровью. Ирландия, Ливан…»

Весьма, весьма странно слышать от священника слова о том, что вся Церковь, в которой он вроде как священник, вся Литургия, которую он проводит — это «дремота», «скрыванье от себя реальности». Особенно забавен его пассаж о том, как религиозный вопрос может вызвать кровопролитие. Может, конечно, но войны за ресурсы вызывают многократно большее кровопролитие. При захвате и оккупации Ирака американцы и их сателлиты убили уже до миллиона человек, всего за 5 лет. В Ирландском Северном Ольстере погибло 3000 человек. За тридцать лет. Почувствуйте разницу. Плотский человек ради ублажения своего желудка и похотей сотрет с лица земли полмира, и даже малейшего угрызения совести не почувствует. Потому-то с каждым веком, с каждым витком апостасии, войны становятся все страшнее и страшнее — хотя религия оттесняется все дальше и дальше на задворки общества, на страницах газет обычно занимая место где-то между бейсбольным матчем и новым театральным спектаклем. «Удовлетворение духовных потребностей…» Поэтому носители либерального агностицизма — религии желудка — куда как опаснее любых религиозных фундаменталистов. Их идеология насыщения плоти — и есть самая тоталитарная из всех. Странно, что взрослые и начитанные люди могут не понимать простейшего, и винить в бедах современного мира неких «религиозников», в то время как они вытеснены на обочину, а все глобальные беды возникают чаще всего из-за экономической выгоды сильных мира сего. Скудоумие само по себе не грех, но если оно проистекает из личной гордыни, а не от рождения, то грех, и большой. Это отмечал еще свт. Иоанн Златоуст, иронически называя это явление «высокоумием».

И насчет реальности. Святые, презираемые им за «монашескую диету», сделавшую из них «злых фарисеев», реальны в полном смысле этого слова. Они обожились, находятся в синергии с Богом, назвавшим Себя в Писании Сущим. Мы видим многие прекрасные храмы, которые они построили, убогие пещеры и столпы, где они жили, читаем их труды. Они реальны и только ждут воскресения в телесном виде. Будет ли реален в их смысле протопресвитер А. Шмеман, или, тем более, будут ли реально читаемы его труды спустя мало-мальски длинный промежуток времени — это под большим вопросом. А вот труды придерживающегося «неполезной монашеской диеты» Иоанна Златоуста актуальны и читаемы спустя более чем полторы тысячи лет после упокоения Святителя. И не признававшему православные чудеса Шмеману хорошо бы вспомнить, что когда свт. Иоанна спрашивали, почему в его время оскудели чудеса, он отвечал, что мало таких чудотворцев как в древности, потому что мало аскетов. Мы вот не сомневаемся в чудотворениях лаврских святых, отнюдь не лицемерно живших в жутких условиях сырых пещер, тесных и холодных келий. Остались не только Жития, но и материальные свидетельства той эпохи. Всем, кто побывает в Киеве, я бы посоветовал посетить не только Лаврские пещеры, но и скит Церковщину находящийся под городом. Если лаврские пещеры хоть и слегка подретушированы, то в Церковщине вы увидите как жили преподобные в первозданном виде. Да, те, кто были способны вынести такие условия десятки лет, кто бросили мир, родных, уют ради любви к Богу, воистину были способны совершать чудеса. При этом те святые вовсе не отрицали и патриотизма.

Священника А. Шмемана покоробили слова «За веру, царя и Отечество». В американском обществе, ярым приверженцем которого он являлся, вера должна обслуживать господствующую идеологию, покорно отдав роль культуро- и государство образующей силы светскому правящему классу; либеральная демократия — «промывательно-мозговой» способ правления должен искоренить все другие, особенно монархию; а Отечество предков — Россию Шмеман очень не любил… Повторимся: в своих работах, особенно в «Дневниках», он пытался подстроить Православие под господствующую в США политическую идеологию. Согласно ей, религия должна занять скромное место хобби, своего рода кружка по интересам, быть частным делом. Но спасение слишком важно, чтобы быть просто частным делом. В православном мире до секулярных революций Православие более полутора тысяч лет было государство и культурообразующим фактором. Потому-то вера, царь и Отечество всегда стояли в одном ряду.

«Православный не скажет, не признает, что Православие может быть упадочным, что огромная часть увесистых томов «Минеи месячной» состоит из подражательной и часто пустозвонной риторики . Он само раздумье об этом обличит как еретическое и греховное».

«Бог никогда не оставляет Церкви, но, так сказать, и не «поощряет» ее. Сила Бога в Церкви совершается только в немощи. Поэтому все внешние успехи вредны для нее. Ибо всякий такой «успех» — пища для гордыни и, в пределе, для умирания души».

Внешние успехи для Церкви вредны… А вот внешние успехи сытой, зажравшейся, грабящей весь мир с помощью авианосцев и финансовой паутины страны, управляемой чаще всего ненавистниками православной веры, хороши… Это к гордыне не ведет. Конгениально, как и все в книгах Шмемана.

Различные святые богословы могли разногласить друг с другом, но давать такую оценку Преданию в целом, как это делал Шмеман, такое представить вообще немыслимо. Вот потому и мы можем и обязаны давать оценку книгам Шмемана не как ошибочным в каких-либо частностях, а как явлению в целом.

Явление это нельзя назвать иначе как суррогатное политизированное «христианство». Оно агрессивно пытается подменить традицию, в которой (через аскетику и вообще вхождение в Предание) только и возможно достижение богообщения, чувственностью, которую вполне можно даже иногда оценивать высоко, как явление культуры. Но только не тогда, когда его называют христианством и когда им подменяют аскетику. Потому что тогда это лже-христианство и ложная чувственная аскетика, в которой вместо Бога ложный образ Бога и ложная чувственная любовь вместо истинной любви.

И всегда Шмеман пытался как бы гордо встать над схваткой, дать наиболее объективное мнение. До каких абсурдных текстов может довести такое желание, продиктованное гордыней, судите сами. Для Шмемана одной из любимых тем была проблема гомосексуализма.

«…Гомосексуализм. Вопрос, в конце концов, совсем не о том, «естественен» он или «противоестественен», ибо вопрос этот, может быть, вообще неприменим к «падшему естеству», в котором — в том-то и все дело — все извращено, все в каком-то смысле стало «противоестественным». Естественно ли для человека всего себя отдавать — деньгам, или России , или чему угодно?.. Гомосексуализм только особенно трагическое проявление того «жала в плоть», которое мучит по-разному, но каждого человека. В падшем мире ничего нельзя «нормализовать», однако все можно спасти…»

Святые отцы четко отличали грехи естественные и противоестественные, разумеется, отмечая при этом, что вторые хуже первых. «Богослов» преспокойно поставил на одну доску извращенца, подставляющего, извините, свой зад, и воина, жертвующего жизнью за Родину. И то, и другое, по его словам, противоестественно…

«Но ЕСЛИ гомосексуализм — «девиация», «извращение» (все слова в кавычках — прим.), то откуда он берется, как возникает и почему, по-видимому, НЕИЗЛЕЧИМ (любимый тезис «гей-активистов» — прим.)? Я не знаю научных теорий на этот счет, предполагаю, что все они сводят вопрос либо к биологии, либо к обществу, то есть ищут внешней причинности. Мне же кажется, что корень тут все-таки духовный: это — коренная двусмысленность всего в падшем творении, «удобопревратность». Одна «ненормальность» порождает другую в этом мире кривых зеркал. В данном случае — ненормальность, ПАДШЕСТЬ СЕМЬИ , падшесть самого ОБРАЗА ПОЛА, то есть отношений между мужским и женским. Падшесть далее — МАТЕРИНСТВА , падшесть в конце концов САМОЙ ЛЮБВИ в телесном и, следовательно, половом ее выражении… в нем никогда нет подлинного, несомненного величия, хотя есть ПОДЛИННАЯ И НЕСОМНЕННАЯ ТОНКОСТЬ … Однако через нас, «нормальных», нас — «христиан» — не просвечивает Христос. Правые в своем отвержении тупиков, мы бессильны в утверждении и в свидетельстве. На тупик еврейства мы отвечаем антисемитизмом, на тупик гомосексуализма — ЖИВОТНОЙ, биологической НЕНАВИСТЬЮ».

Как вам пассаж? «Неизлечимость» гомосексуализма, о которой писал о. Александр Шмеман, — ложь, прямо противоречащая Святому Писанию и несовместимая с сотериологией: «Не обманывайтесь: ни блудники, ни идолослужители, ни прелюбодеи, ни малакии, ни мужеложники , ни воры, ни лихоимцы, ни пьяницы, ни злоречивые, ни хищники — Царства Божия не наследуют. И такими были некоторые из вас; но омылись, но освятились, но оправдались именем Господа нашего Иисуса Христа и Духом Бога нашего». (1 Кор. 6:9−11)». Если признать, что некоторые пороки неизлечимы, то и жертва Спасителя оказалась как бы «неполной», и не все могут спастись.

На одну доску с извращенцами поставлены семья, материнство, любовь в ее половом выражении. Первое что бросается в глаза — Шмеман прямо противоречит Священному Писанию. «Брак у всех да будет честен и ложе непорочно ; блудников же и прелюбодеев судит Бог» (К Евреям 13:4). Церковь никогда не говорила о греховности, падшести семьи, брака, напротив, благословила его прекрасным чином венчания, призывающим к деторождению, материнству. Сам Бог не выносил содомитов, даже сжег два их города — беспрецедентный случай в Писании. Так что, и у Него была «животная ненависть», как пишет Шмеман? Или все же праведный гнев, как пишут святые отцы?

Одно из свойств Бога, как учит нас апофатическое богословие, — неизменность. А вот для его и нашего врага характерна как раз изменчивость. Благочестивые народы, пребывающие в синергии с Творцом, умудрялись очень долго сохранять неизменными свои государства, быта, социальных структур. И это было очень хорошо; при, например, массовых переселениях из деревни в город, ломке семьи, даже введении иных норм одежды, возможность заразиться пороками неизмеримо возрастает. Народы, заразившиеся различными ересями, расколами, внушенными бесами, напротив, все время меняли и то, и другое, и третье. И становились еще хуже. Одна из причин справедливой нелюбви народов мира к Америке заключалась в том числе и в ее изменчивости, которую инстинктивно не любили многие традиционалистски настроенные люди. А вот Шмеман, фанат американского образа жизни, любил США именно за это: «Удивительна эта всеобщая ненависть к Америке. Она действительно иррациональна (как же воистину «нерационально» не любить Америку убиваемым ею иракцам! Им бы целовать своих оккупантов, а они — ишь ты — стреляют в них! — прим.). Америка другая — по отношению ко всему остальному в мире… Она «перемену» предлагает как метод жизни. Всё всё время под вопросом, всё перестаёт быть устойчивым, самоочевидным и потому «успокоительным»».

«Всякая перемена ситуации, то есть сама история, вызывала и вызывает у православных рефлексию предельно негативную, состоящую, в сущности, в отрицании перемены, в сведении её ко «злу», искушению, демоническому натиску, — пишет о. Александр. — Но это совсем не верность вере… Догматами, «содержанием» веры православный мир перестал жить и интересоваться давно. Это именно отрицание перемены как категории жизни». «Поскольку же мир этот неизбежно и даже радикально менялся, то первым симптомом кризиса нужно признать глубокую шизофрению, постепенно вошедшую в православную психику: жизнь в нереальном, несуществующем мире».

Если бы сей богослов побывал в современной России, то он бы убедился, что именно здоровый консерватизм Церкви привлекает к ней больше всего людей. Что в мире вечных перемен, большая часть из которых — к худшему, стабильность — одно из самых ценных качеств. И самое эффективное, кстати, получше любых политтехнологий. И все, что причастно к Церкви, что воцерковляется, становится более долговечным. Церковная семья в среднем намного крепче нецерковной, государство, делающее шаги к сотрудничеству с Церковью, становится сильнее, даже церковные люди обычно живут дольше светских, они в среднем меньше подвержены порокам и мерзким привычкам мира сего. Церковь не находится в прошлом времени, как доказывает о. Шмеман. Она над временем. Что и доказывает нынешнее мощное церковное возрождение, настоящее второе Крещение Руси. А насчет того, что православие мол, стало ненастоящим, как это любят говорить поклонники Шмемана, да и кое-кто из ультраконсерваторов, так и это неправда. Оно самое настоящее, как настоящие пот и мозоли на руках самоотверженных строителей тысяч храмов, как настоящие молитвы у ютящихся в вагончиках и холодных бараках монахов, как настоящие и дети, рождающиеся в многодетных церковных семьях.

Перемены как самоцель никого не вдохновляют. Как раз чувства реальности и не хватало самому Шмеману. Все время пребывать под гтпнозом телеящика, вещающего о преимуществах западного образа жизни, насмехаться над святыми с их «диетами», сидеть в чаду табачного дыма, куря одну сигарету за другой… Ведя такой образ жизни точно можно написать мизантропические «Дневники». Хорошо еще, что хоть не написал «Материализм и эмпириокритицизм"…
Он и сам временами понимал, что, возможно, допустил ошибку, став священником:

«Я стал священником в двадцать пять лет, потому что мне было очевидно (без всякого раздумья и углубления и проверки), что ничего интереснее на свете нету. Я об этом мечтал, именно мечтал на парте лицея, на танцульках, почти всегда это было для меня «инобытием», тайным сокровищем сердца. А теперь я чувствую себя — и как часто! — как тот чеховский герой, который во имя какого-то «высокого дела» (революции, борьбы за свободу) поступил в лакеи, чтобы за кем-то следить, что-то узнавать, одним словом — служить, и вот постепенно не то что разочаровался в этом «служении», а как-то выпал из него. Ощутил его как ненужное, как не то . Его потянуло на простую жизнь, на просто жизнь. И вот у меня такое чувство, что я живу в безостановочной «риторике», в искусственности… Что всем этим прикрывается, в сущности, все та же мелочность, самолюбие и т. д. и где все это тем более сильно, что все время выдается как раз за служение…»

Увы, в книгах проступает образ обычного мизантропа, невзлюбившого дело, которому должен служить. Особенно забавна мотивация молодого человека, которому на танцульках казалось, что быть священником — интереснее некуда. Обычно все вспоминают, что Бог позвал, что была любовь к людям… А тут — интересным показалось. А оно — неинтересно, понимаешь ты… И понятно — это не танцульки, это тяжелое служение…

Остается кое-что сказать и о ярых поклонниках протопресвитера. Ведь он действительно стал настоящим символом самозваных «реформаторов», желающих изменить в Церкви буквально все — от языка до календаря.

Наблюдая за поведением обновленцев, несложно заметить одну интересную деталь: они в одних вопросах сверхлиберальны, в других — сверхревнители. Русские люди, хотя в большинстве своем и крещены, но, в массе своей, пока еще редко причащаются — «ага, кричит обновленец, — этот народ и вовсе не православный! И нечего тут говорить об особых правах Православия — это же только конфессия, одна из многих, вроде баптистов каких-нибудь!». Тут вдруг к ним в гости приезжает ученый иезуит — люди, да он же истинно православный, и церкви-то наши — сестры, и сам он о нас знает больше, чем мы сами! Забывают сказать, что он не только не причащается, но и не признает причастия вовсе… «Причащаться надо почаще», — вещает «высокодуховный» проповедник либеральной секты — тут он ортодокс из ортодоксов, приводит в пример первых христиан. «Но готовится к Причастию не надо», — тут же добавляет он, превращаясь в сверхлиберала. (Исповедь о. Шмеман с обычным для него издевательством именует «… своего рода билетом на причастие …», и говорит: «Лично я вообще бы отменил (!) частную исповедь»). «Что там все эти иерархи, зачем их слушать, это не смирение, это смиренничество, каждый сам себе голова», — вещают новые радетели церковной «свободы». И тут же: «Если наши иерархи примут решения об изменении церковнославянского языка на русский, то надо принять это со смирением ». « О ужас, — возопили в 2004 году украинские обновленцы, — Церковь мешается в политику, она же становится винтиком великодержавной идеологии тоталитарной московской империи!». И тут же побежали на майдан поддерживать оранжевого кандидата, ставленника американской империи, да еще часовню там поставили без благословения иерархов, письма рассылали от имени Церкви о необходимости его поддержки. Кричат, что надо получше готовить людей к крещению, а в нынешнем виде это таинство, как бы и не настоящее, как они говорят, потому как катехизации, мол, маловато — и тут же призывают признавать «крещение» у раскольников. С одной стороны — как бы и неверие в благодать собственных таинств. С другой — по их же словам как бы вообще все таинства действенны у всех конфессий и безо всяких подготовок. Если православного крестили младенцем, то он не совсем полноценный христианин. Если так же крестили филаретовца-то он вполне полноценный. Где логика?

Но логика есть, только политическая, а не богословская. Тут и говорить-то нечего о каком-то «богословии». Налицо довольно простые и грязные политтехнологии. Частое причастие без должной подготовки должно убить уважение к Причастию, применение строжайших канонов к русским христианам — уважение к Руси, признать таинства раскольников — готовить почву для не канонического, а политически мотивированного слияния с ними. Длительная катехизация, крещение в зрелом возрасте — для того, чтобы поменьше людей пришло в Церковь. Излишне напоминать, что переход на современные языки резко сократило число прихожан у католиков. Этой же цели добиваются сторонники современного русского и украинского языка, желающие вводить их вместо церковнославянского.

Само собой, что эти цели в полной мере осознают лишь кураторы проекта «православия-лайт». Исполнители же — достаточно недалекие молодые люди, — ревнители «евроатлантического выбора» и «реформ» в «закоснелой» Церкви — вполне могут верить, что спасают ее. И совершенно не верится, что таким людям могут платить мало-мальски серьезные деньги — куклам не платят, платят кукловодам. Последователи Шмемана все время любят говорить о чувстве реальности, которое у них есть, и нет у их оппонентов — «злых церковных бабушек», «болящих», «ревнителей», «царебожников» (ими называются все, кто уважает монархию больше демократии). Но именно поведение экзальтированных последователей Шмемана говорит о полной неадекватности и потере чувства реальности. Они до сих пор истово веруют в правильность и высоту своего поведения на майдане, где политиканы, с «не кравшими руками» использовали их в «почетной» роли бесплатной массовки. Сейчас они резко ругают в интернете каждый Крестный ход антинатовской направленности.

Даже бывший посол США в СССР Мэтлок, которого не заподозришь в любви к славянству, недавно сказал, что Америке следует остановится, что втягивание ею Украины в НАТО, при том, что большинство ее народа туда не хочет, приведет к развалу Украины. Но обновленцы намного прозападнее этого ястреба холодной войны. Маниловская мечтательность о необходимости введения войск НАТО на Украину, которое, якобы, приведет ее к «земле обетованной» — ЕС, вполне совмещается у них с рассказами о своей аполитичности. И, точно как и Шмемана, ничего не говорится прямо, просто все, кто против НАТО, — политизированные, по их словам, кто за — нет. Помогать Святой Руси нельзя, «Церковь вне политики», и прочее. Помогать агрессивной американской империи — «личный выбор каждого».

Вот жил в Москве филолог З. (не будем здесь называть его полное имя, все-таки он сейчас — канонический священник) — большой поклонник Шмемана, экзистенциалистов и либеральной демократии. У них у всех примерно такой же набор. На обновленческих сайтах его кличут «интеллектуалом». Хотя для этого кроме начитанности и знания языков желательно бы еще и уметь думать… В начале 90-х, когда начался упадок экономики, развал, он решил, что все кончено, и «эта страна» уже не поднимется, продал большую квартиру за бесценок, распродал собранную предками библиотеку, оставив себе только… Фрейда, и уехал работать преподавателем в Италию. Там же он принял сан священника Константинопольского Патриархата (ну, не вступать же в «тоталитарный» Московский — «филиал кровавой гебни»). Сейчас бывшая квартира интеллектуала стоит, как приличное поместье в Италии. Да и зарплаты в Москве приближаются к итальянским. Вместо европейского захолустья он мог бы жить в одной из величайших столиц мира. Нет если бы его выбор был продиктован благочестием, то его можно было бы только хвалить, но он явно хотел лишь получше пристроится, а уж нелюбви к России и не скрывал. Излишне говорить, что он сторонник литургических, языковых, календарных, и прочия, прочия, прочия реформ в Московском Патриархате. Хоть и не принадлежит к нему, но сигналы такие подает. Иногда иммигрировавший священник З. учит нас жить — в 2003 году, например, он опубликовал презабавнейшую статью в католической (он же прогрессивный экуменист, не публиковаться же ему в «дремучих» православных изданиях — ну кроме, может, обновленческих) газете, где он — постоянный автор передовиц, — под названием «Путин коронован царем, Европа становится все дальше». Но Европа становится, как мы указали, все ближе. По уровню жизни Россия при авторитарном режиме Путина сделала колоссальный рывок вверх. При хвалимых «интеллектуалом» за демократизм Горбачеве и Ельцине было колоссальное падение вниз. У России свой путь, и механическое копирование европейских рецептов привело бы ее к гибели. И если бы мы слушались непрошеных иммигрантских советов, то падение продолжалось бы еще долго. Священник З. не только раздает советы, но и бывает в Киеве, где его принимают такие же «интеллектуалы» — ветераны майдана, бесплатные статисты «евроатлантической интеграции». Для всех обновленцев характерна наивно-горделивая уверенность в том, что их советы страшно нужны народу и миру…
Так что по кумиру и поклонники.