«Молится кто-нибудь и теперь, ибо — держится Россия!»

А.С.Хомяков о русской истории. Статья 4

Статья 2

Статья 3

«…Русский дух создал самую Русскую землю в бесконечном ее объеме, ибо это дело не плоти, а духа; русский дух утвердил навсегда мирскую общину, лучшую форму общежительности в тесных пределах; русский дух понял святость семьи и поставил ее, как чистейшую и незыблемую основу всего общественного здания; он выработал в народе все его нравственные силы, веру в святую истину, терпение несокрушимое и полное смирение. Таковы были его дела, плоды милости Божией, озарившей его полным светом Православия» А.С. Хомяков [5, с. 249]

С большим трудом в 1856 г. славянофилам удалось добиться разрешения издавать свой журнал «Русская беседа». Предисловие к нему было написано А.С.Хомяковым. Интересно, что издателей он называл «домашним кружком», связанным единством «характера и направления», а также «коренных, неизменных убеждений».

Мысль «о плодах милости Божией», «озарившей» русский дух «полным светом Православия», А.С.Xомяков выделял особенно [5, с.249]. Так, спустя два года в статье «О греко-болгарской распре» он писал: «С самого основания своего „Русская Беседа“ поставила себе прямою и первою обязанностью, по мере сил, трудиться не только в пользу просвещения вообще, но по-преимуществу, в смысле просвещения истинного, истекающего из начал верховной истины, Богом откровенной, т. е. веры православной» [6, т.3, с.454].

Исходя из такого понимания русской истории, издатели «Русской беседы» иными, чем многие их современники, видели и тогдашние задачи общества. Настало время пересмотреть все те положения, пришедшие с Запада, которым безусловно верили: «предлежит подвергнуть все шаткое здание нашего просвещения бесстрастной критике наших собственных духовных начал и тем самым дать ему несокрушимую прочность» [5, с.250].

В то же самое время на русских «лежит обязанность разумно усваивать себе всякий новый плод» западной мысли. Но А.С.Хомяков вновь напоминал, что «самая умственная жизнь получает все свое достоинство от жизни нравственной», а европейское просвещение страдает «пустодушием». На русских же лежит «обязанность стремиться к первому месту в рядах просвещающегося человечества» [5, с. 251, 250].

Итак, поднималось «литературное знамя, знамя народного самосознания во всех областях жизни и духа» [4, с.1]. Заявленные в предисловии положения были развиты Ю.Ф.Самариным и К.С.Аксаковым.

2. А.С.Хомяков в 1856—1860 гг.: О соотношении народного и общечеловеческого, личности и общества

На вопросы, которые так волновали К.С.Аксакова и Ю.Ф.Самарина (о соотношении народного и общечеловеческого, личности и общества…), в драматургической форме отвечал и А.С.Хомяков устами своего героя Ивана Александровича Тульнева в незаконченном «Разговоре в Подмосковной». По А.С.Хомякову, ни общечеловеческое, ни общеевропейское нигде не является в отвлеченном виде. Общечеловеческое дело разделено по народам. Истина — многостороння. И ни одному народу не дается осмотреть ее со всех сторон и во всех отношениях. Частный же человек «разрабатывает свою делянку в великой доле своего народа» [6, т.3, с. 223, 230]. (Эту мысль впоследствии развивал Н.Я.Данилевский).

Итак, народность есть не что иное, как «начало общечеловеческое, облеченное в живые формы народа», «всякий живой народ есть еще не высказанное слово» [6, т.3, с. 228, 229]. В таком случае «служение народности есть в высшей степени служение делу общечеловеческому», и «чем более человек становится слугою человеческой истины, тем дороже ему его народ» [6, т.3, с. 228, 229]. Так, снова рождается тема любви, которая для А.С.Хомякова «есть самая жизнь», «вся есть любящее смирение».

Только в любви видит он «жизнь, огонь, энергию самого ума», но она же и «просит сближения, общения, размена чувств и мысли, одним словом, она не гуляет иностранкою в своем собственном народе» [6, т.3, с. 225, 227]. Следовательно, «чем человек полнее принадлежит своему народу, тем более доступен он и дорог всему человечеству» [6, т.3, с.227−228].

Но у русского образованного общества «своя народность заменилась не общечеловеческим началом, а многонародностью Вавилонскою, и человек… делается только иностранцем вообще, не только в отношении к своему народу, но и ко всякому другому и даже к самому себе. Каждый отдел его мозга иностранен другому» [6, т.3, с.221].

Отсутствие внутренней цельности, безнародность и есть причина ничтожного вклада русских в общечеловеческое дело. Между тем, по А.С.Хомякову, только народное воззрение и возможно почти во всех науках. В противном случае «безнародная слепота»: «без народности человек умственно беднее всех людей, и сверх того он мертвее всех людей» [6, т.3, с. 224, 230]. Но любовь побеждает смерть, и А.С.Хомяков уверен, что русские перестанут быть «прихвостнями европейской мысли» и возвратятся «домой», ибо «наша народность стоит-таки чего-нибудь» [6, т.3, с. 221, 210, 211]. Но это не пустое бахвальство, трудно найти более предметного, строгого критика русских бед, чем автор «Разговора в Подмосковной».

Соотношение общего, народного и личного А.С.Хомяков продолжал рассматривать в рецензии на проповедь протоиерея Гречулевича. Он видит «желанное искомое совершенство человеческого преуспеяния» (как в духовной, так и в гражданской областях) в совокупном развитии общества и личностей. Но такое совершенство не было уделом еще никакой страны. Встречается преобладание того или иного начала (И эта идея впоследствии своеобразно развивалась Н.Я.Данилевским).

Руси, вследствие особенностей развития, «досталась по преимуществу, первая половина общей задачи; все силы, вся мысль человека, обращались единственно к ней, и права личности были не только оставлены без внимания, но и совершенно принесены в жертву общему строительству» [6, т.3, с.286]. Отсюда «истекало постоянно усиливавшееся значение вопросов, касающихся до церковного единства, и сравнительное равнодушие к вопросам личного образования или, лучше сказать: обращение живых личностей в личности отвлеченные» [Там же].

Эта особенность не изначальна для древней Руси, нет вины здесь и просветительного начала. Дело в особенностях исторического развития. Современное же состояние России свидетельствует о том, что такая односторонность может обесценить всю прежнюю работу. Для того чтобы этого не случилось, необходим общий подвиг, который есть итог частных подвигов, и «он только тогда плодотворен и жив, когда отдает полную справедливость этим подвигам частным и уважает их права» [6, т.3, с.286−287].

А.С.Хомяков уверен, что высоко всякое человеческое лицо и важна всякая частная жизнь независимо от положения и «Божии дары, разум и истина, назначаются Богом для всех» [6, т.3, с.287]. Очевидно, что через развитие каждой личности русское общество восполнит некогда принесенное в жертву.

Одному из таких подвигов — художника А. Иванова — А.С.Хомяков посвятил специальную статью в третьей книге «Русской беседы» за 1858 г. На этом примере вновь, уже в сфере художественного творчества, рассматривается диалектика отношений общечеловеческого, народного и личного к великому, определяющему событию.

Рецензент уверен: чтобы достойно реализовать требования русского духа, «должно глубоко и свободно допрашивать свое внутреннее чувство и свои коренные, еще уцелевшие начала, чтобы поставить между людьми отношения новые, недоступные еще другим народам, но более братолюбивые, более общительные и вполне доступные народу русскому» [6, т.3, с.361]. И только тогда «допрошенная» сущность может высказаться, и выйдет «на Божий свет все затемненное, забытое, забитое, заваленное полуторастолетним наслоением, вся действительная жизнь нашей внутренней жизни (во сколько мы еще живы), принятая нами невидимо из песни, речи, самого языка, обычая семейного, более же всего от храма Божьего. Тогда только может высказаться в душе то, чем она выходит из пределов тесной личности и является уже в высшем значении, как частное отражение всенародного русского духа, просветленного Православною Верою» [6, т.3, с.358−359].

3. А.С.Хомяков богословские сочинения

В 1858 г. в Лейпциге была издана третья богословская брошюра А.С.Хомякова «Несколько слов православного христианина о западных вероисповеданиях. По поводу разных сочинений латинских и протестантских о предметах веры», где автор опроверг обвинения против Церкви в цезарепапизме, «преобладании государства над религией». Он не утверждал, что Церковь в России «никогда не подвергалась, в предметах второстепенной важности, каким-либо посягательствам со стороны светской власти, или, по крайней мере, не испытывала действий, имеющих вид посягательства» [7, с. 198].

Обращает на себя внимание тот факт, что А.С.Хомяков как бы не замечает гонений в XVIII веке на Православную Церковь, архипастырей и пастырей, отобрание церковного имущества, закрытие монастырей, вследствие чего приходило в упадок монашество и др. [См. об этом: 1; 2]. Нисколько А.С.Хомяков не отвергал и того, что «власть иногда обнародовала законы без предварительного обсуждения их в Сенате или Синоде», но эти случаи он считал исключениями из правила [7, с.170].

В связи с этим очень любопытной является характеристика «религиозных мнений» Петра I. Он полагал, что они, будучи «весьма нетвердыми», «очевидно имели некоторую наклонность к протестантству». Но заключения, будто Петр I и Феофан Прокопович исповедовали втайне протестантство, он считал совершенной ложью [7, с.170−171]. Таким образом, оценка первого российского императора в третьей заграничной брошюре А.С.Хомякова есть самая мягкая по сравнению и с публикациями в России, и особенно с ненапечатанными при жизни работами.

4. А.С.Хомяков: речи, произнесенные в Обществе любителей российской словесности (1859−1860 гг.)

При активном участии А.С.Хомякова в 1858 г. возрождается Общество любителей российской словесности, председателем которого он становится. В речах, произнесенных на заседаниях общества, А.С.Хомяков продолжал развивать свои мысли. Особенно важными для нашей темы представляются выступления от 26 марта и 26 апреля 1859 г., в которых дается периодизация русской истории и исторической роли Москвы, а также характеристика послепетровского периода.

В истории России А.С.Хомяков видит три резко отделенных периода. В первом из них — Киевской Руси — даже при единстве веры, церковного управления и правящего рода, внутреннего единства земли еще не существовало: «Русская земля была тогда союзным государством». Затем Русь «обратилась» в государственный союз

С выходом на историческую арену Москвы она мало-помалу стянула под свой стяг всю Великую Русь: «в Москве узнали мы волю Божию». Ряд Земских соборов обозначил эпоху московского единодержавия: «Москва была признана, в широком смысле слова, городом Земского Собора, т. е. городом земского сосредоточения»; «…в течение XVII века царили цари и державствовала Москва, одинаково избранные и признанные волею всей земли русской» [5, с.321].

С начала XVIII века наступила новая эпоха. Государственная власть перемещается в другую область, образуется вторая столица. Но значение Москвы как столицы «общения для всей земли русской, как места ее общественного сосредоточения, как города ее мысленного собора» сохраняется, имеет важнейшее, определяющее значение и в новую эпоху.

А.С.Хомяков высказывает целый ряд положений о государстве и обществе. Между частной и государственной областями деятельности, по его мнению, находится общественная. Значение государственной деятельности «свято и высоко», ибо она, как живой покров, хранит и обусловливает общественную жизнь. Но когда государственная деятельность извращается, «живой покров обращается в какую-то сухую скорлупу, толстеет и, по-видимому, крепнет, от оскудения и засыхания внутреннего живого ядра; но в то же время он действительно засыхает, дряхлеет и наконец рассыпается при малейшем ударе. Это какой-то исторический свищ, наполненный прахом сгнившего народа» [5, с.323]. Итак, уничтожение общественной жизни при личном равнодушии к государству ведет его к гибели.

Переходя к рассмотрению послепетровской эпохи, А.С.Хомяков пытается отыскать «главную струю и главное направление мысли в нашем просвещенном обществе». При этом он понимает русский народ не как материал, а как самостоятельную духовную сущность, предназначенную «пополнить и обогатить все другие», но вследствие «дела Петрова» с оторванным от народа высшим сословием.

Последнее, не чувствуя этого внутреннего общественного разрыва, «жило и двигалось с какою-то гордою радостию, в чувстве новой государственной силы и нового просвещения»: «При Екатерине Россия существовала только для России» [5, с. 318, 313]. Но «при Александре она делается какою-то служебною силою для Европы», «просвещающееся общество все далее отходило от начал русского быта и от самой ее исторической жизни» [5, с.318]. Сравнение с образованными странами заставило засомневаться верхние слои общества в своих способностях, «развилась та душевная болезнь, которая сделала нас неспособными ни к какой совокупной деятельности» [Там же].

А.С.Хомяков считает, что во второй половине XIX века прежний общественный разрыв не исцелен, высшее общество не срослось с родной землей, но «мы по крайней мере начали приобретать ее умом», «болезнь, угнетавшая внутреннюю деятельность русского ума, несколько утратила свою силу» [5, с. 318, 317]. Борьба не кончена, необходима совокупная деятельность русского образованного общества, а такая деятельность требует положительных начал.

5. А.С.Хомяков о крестьянском вопросе

Огромное значение А.С.Хомяков (как и другие славянофилы) придавал разрешению крестьянского вопроса. В речи от 2 февраля 1860 г. в Обществе любителей русской словесности он назвал предстоящую отмену крепостного права «величайшим из всех современных вопросов, вопросом, которого важность не вполне еще оценена, ибо немногие догадываются, что форма его разрешения будет иметь значение всемирное» [5, с.331].

Еще задолго до официального его рассмотрения А.С.Хомяков почти во всех своих деревнях перевел крестьян с барщины на оброк. Осмысленный личный опыт и опыт других хозяев, глубокие раздумья о судьбе России легли в основу письма 1859 г. к Я.И.Ростовцеву «Об отмене крепостного права в России». Нельзя усомниться в искренности слов автора, сообщавшего о себе: «Ни для кого на русской земле теперешний вопрос не представляет более живого интереса…» [6, т.3, с.317].

Задачу, стоящую перед Россией, он понимал как «назначенную Богом», «целая будущность России ставится на ставку. Разумное решение обеспечивает навсегда счастье народа, ошибка же может быть неисправимою: все основы общества могут быть ею потрясены; все вещественные и нравственные отношения сельских сословий друг к другу и государству могут быть искажены навсегда, и длинный ряд неотвратимых волнений и революций может быть последствием меры, задуманной для самой благой и человеколюбивой цели» [6, т.3, с.292].
Такие возможные гибельные последствия для России и заставили А.С.Хомякова выступить с целью принесения ей блага. «Единственное разумное разрешение всей задачи» он видел в «одновременном, однообразном» и обязательном выкупе правительством земли крестьянина у помещиков в течение четырех лет [6, т.3, с.305−316].

Понимая «всю гадость крепостного состояния» и «крайнюю простоту и малосложность» своего проекта, А.С.Хомяков, тем не менее, считал, что еще четыре года (до полного выкупа) прежних отношений крестьянина к помещику (но при полном сознании своих будущих прав и своей очереди к выкупу) — наиболее безболезненная форма ликвидации крепостных отношений [6, т.3, с.316]. Да и правительству, по его расчетам, было выгодно выкупать землю крестьян. В противном случае, при растянувшемся переходном состоянии, при выкупе у помещиков земли самими крестьянами, А.С.Хомяков видел опасность для будущего России, даже возможность ее гибели.

6. «К сербам. Послание из Москвы» (1860)

Литературное слово А.С.Хомяков считал достоянием всего русского народа. Всякий самобытный язык он понимал как «словотворческую силу ума человеческого в особенностях его народного проявления». В русском языке он видел такой прозрачный покров, что «сквозь него просвечивается постоянно умственное движение, созидающее его» [5, с.339]. Русское слово есть и «словесное выражение народа», это «органическое» тело для мысли, «вполне покорное духу». Тут А.С.Хомяков вполне разделял воззрения К.С.Аксакова и И.В.Киреевского. Именно таким «русским словом» и было написано А.С.Хомяковым известное «послание» «К сербам».

В комментариях к советскому изданию статей и очерков А.С.Хомякова подчеркивалось, что «К сербам. Послание из Москвы» «можно рассматривать как духовное завещание Хомякова» [5, с.447].

Действительно, не только можно, но и необходимо. Однако следует уточнить: что же автор комментариев понимает под словом «духовное»? Перечисляя с его точки зрения «типичные славянофильские заблуждения», он первым таким «заблуждением» называет «идеализацию православной церкви». Из «ценного» на первое место ставит «стихийный демократизм». Уже отсюда видно, сколь затемнен автором или непонятен ему, а, точнее сказать, не близок вопрос именно этой «духовности». В чем же тогда «духовность» завещания? Ответ требует подробного рассмотрения.

Когда Н. Соханская (Кохановская) предположила, что «послание» составлено И.С.Аксаковым, то последний отвечал ей: «Неужели вы не догадались, что автор его Хомяков, и никто другой кроме Хомякова, и не мог вещать тем сосредоточенным, ровным тоном, который, по вашему выражению, точно внутренний звон, что будит душу. Такое слово дается в награду целой жизни, прожитой свято, в подвигах мысли и молитвы!» [Цит. по: 3, № 4, с.565].

В самом начале А.С.Хомяков пишет: «Никому не можем мы сочувствовать так, как вам и другим славянам, особенно же православным», ибо сербы для него «земные братья по роду и духовные братья по Христу» [6, т.1, с.377].

Это выражение буквально перекликается с тем местом из статьи 1847 г. «О возможности русской художественной школы», где А.С.Хомяков охотно признает, что он любит славян, и объясняет, почему любит. (В 1860 г. совершенно очевидно, что любовь к славянам, это и есть исполнение заповеди любви к ближним.)

Понимая, что после испытаний, через которые прошли сербы, предстоят другие испытания, не менее опасные, автор позволяет себе обратиться к ним и с некоторыми предостережениями и советами, в основе которых лежит глубокая и искренняя братская любовь. Завершая свое послание, А.С.Хомяков говорит, что «мы же сочли своим долгом сказать вам то, что узнали из опыта, и предостеречь вас от ошибок, в которые легко может впасть народ, входя в неизведанную им область умственных сношений с другими европейскими народами» [6, т.1, с.407].

Как видим, к братской любви присоединяется еще и долг «предостеречь» от предстоящей опасности: «Грех было бы и стыд, если бы наш опыт не послужил в пользу младшим братьям нашим» [6, т.1, с. 407, 408]. А.С.Хомяков не претендует на полноту, окончательность и безошибочность советов, но его слова — «от сердца и любви», и он хочет, чтобы эти слова были приняты «с любовию и благоволением» [6, т.1, с.408].

Уже одно только вышесказанное указывает на то, что следует понимать под «духовным» в послании. И под это понимание «духовного» «стихийный демократизм» автора предисловия к советскому изданию сочинений никак не подходит. Само название «братского поклона» «К сербам. Послание из Москвы» означает весьма много. Да — «к сербам», но — «из Москвы». И именно это — «из Москвы» — заставляет нас совсем по-иному посмотреть на послание. Ведь это же — «завещание», значит то, что завещается. А завещаться может то, что нажито самим завещателем или предками, но по праву принадлежащее завещателю.

Но имел ли право А.С.Хомяков завещать сербам то, что по праву наследования принадлежит русским? Имел. Ответ дан в самом начале. То есть имел право завещать и сербам, но, как обязательное условие, — и русским.

В этом случае, а именно только так и можно понять «Послание из Москвы», оно представляет собой один из основополагающих источников славянофильской идеи исторического развития России. Более того, оно стало, в силу обстоятельств, завершающим документом, подтверждающим те мысли, которые принимались всеми без исключения членами славянофильского направления.

К этому времени не было уже в живых Д.А.Валуева, братьев И.В. и П.В.Киреевских, но нет никакого сомнения, что их подписи добавились бы к одиннадцати существующим (А.Хомяков, М. Погодин, А. Кошелев, И. Беляев, Н. Елагин, Ю. Самарин, П. Бессонов, К. Аксаков, П. Бартенев, Ф. Чижов, И. Аксаков).

Мы не будем разбирать тот факт, что М.П.Погодин, поставив свою подпись, тем самым как бы заслужил право быть причисленным к истинным славянофилам, но то, что он это сделал, говорит о его близости к ним. (На это указывал в 1847 г. и Ю.Ф.Самарин)

Автор послания пытался предостеречь братьев от гибельных опасностей. О русских он говорил, что «мы спаслись, но и то теперь только начинаем оправляться от болезни, которая грозила нам духовною смертию» [6, т.1, с.407]. «Спаслись». А.С.Хомяков мог констатировать тогдашнее положение, но не мог предсказать, как будут развиваться события дальше (хотя в стихах и предсказал). Спаслись пока, потому что общество только начинает оправляться от болезни. Но автор предупреждает о могущей наступить духовной смерти. Вот эта боязнь или страх смерти духовной — не порок и не недостаток, а одно из необходимых условий спасения.

Мысли о спасении есть доказательство того, что это духовное (в религиозном смысле, без всяких кавычек) завещание. Выводы, сделанные А.С.Хомяковым вне зависимости от обстоятельств и того, кому они предназначены, становятся объективно значимыми, в первую очередь в контексте дальней истории. Их значимость возрастает еще в большей степени для той страны, из исторического материала которой они выведены.

А.С.Хомяков просит прежде всего не обвинять его, надеющегося на свою мудрость, в гордости, ибо знание это приобретено посредством «многих и горьких опытов», а гордость есть первая и величайшая опасность [6, т.1, с.379]. А потому совершенно неверны утверждения будто главная отличительная черта самого А.С.Хомякова — гордость. Не мог он в этом случае написать: «Для человека, как и для народа, возможны три вида гордости: гордость духовная, гордость умственная и гордость внешних успехов и славы. Во всех трех видах она может быть причиною совершенного падения человека или гибели народной, и все три встречаем мы в истории и в мире современном» [6, т.1, с.375].

Говоря о «гордости» сил вещественных, А.С.Хомяков не сомневался, что она «по самой своей основе унизительнее, чем гордость умственная и гордость духовная; она обращает все стремление человека к цели крайне недостойной, но зато она не столь глубоко вкореняется в душу и легко исправляется, уже и потому, что ложь ее обличается первыми неудачами и несчастиями жизни. Бедственная война нас образумила; твердо надеемся, что и успехи (когда Богу угодно будет нас утешить ими) не вовлекут нас в прежнее заблуждение» [6, т.1, с.382].

Автор послания считал, что грех России в этой гордости и «не можем мы скрыть и своей вины». Вина же заключается в том, что после многих и тяжких испытаний Русское государство «по милости Божией» стало самым обширным из современных государств.

Но «сила породила гордость; и когда влияние западного просвещения исказило самый строй древнерусской жизни, мы забыли благодарность к Богу и смирение, без которых получать от Него милости не может ни человек, ни народ» [6, т.1, с.381]. «Правда, на словах и изредка, во время великих общественных гроз, на самом деле душою смирялись мы; но не таково было общее настроение нашего духа. Та вещественная сила, которою мы были отличены перед другими народами, сделалась предметом нашей постоянной похвальбы, а увеличение ее — единственным предметом наших забот. <…> О духовном усовершенствовании мы не думали; нравственность народную развращали; на самые науки, о которых, по-видимому, заботились, смотрели мы не как на развитие Богом данного разума, но единственно как на средство к увеличению внешней силы государственной и никогда не помышляли о том, что только духовная сила может быть надежным источником даже сил вещественных» [6, т.1, с.382].

«Как превратно было наше направление, как богопротивно наше развитие», А.С.Хомяков заключает из того, что «во время нашего ослепления мы обратили в рабов в своей собственной земле более двадцати миллионов наших свободных братий и сделали общественный разврат главным источником общественного дохода. Таковы были плоды нашей гордости» [Там же]. И даже справедливая война против Турции послужила наказанием: «нечистым рукам не предоставил Бог совершить такое чистое дело». Теперь: «Дай Бог, чтобы дело нашего покаяния и исправления не останавливалось, чтобы доброе начало принесло добрый плод в нашем духовном очищении, и чтобы мы познали навсегда, что любовь, правда и смирение одни только могут доставить народу, так же как и человеку, милость от Бога и благоволение от людей» [Там же].

Итак, в «Послании из Москвы» дается краткий очерк духовного осмысления судеб России с православных позиций, при этом выделяются главные необходимые качества: «любовь, правда и смирение». В братолюбии А.С.Хомяков видит «лучшую из человеческих добродетелей» и «в то же время единственное спасение для славян» и единственную силу, могущую «освободить их от врагов и утеснителей» [6, т.1, с.389].

В послании как нигде, пожалуй, А.С.Хомяков указывает на волю Божию. Да, «гордость есть великий и гибельный порок; но не менее гибельно и самоунижение, не знающее цены даров, полученных нами от Бога» [Там же].

Говоря о том, что было заимствовано с Запада, А.С.Хомяков делает вывод: «Таково было наше безумие… Но это самоунижение было не в народе, а только в высшем сословии, оторвавшемся от народа. Оно хотело подражать всему иноземному, хотело казаться иноземным, и для народа оно сделалось иноземным. Исчезло всякое духовное общение, всякий размен мысли <…> народ удалялся от истинного знания, видя в нем как бы силу, враждебную и гибельную для русского народа. Ошибка высших ввела низших в ошибку, ей противоположную, и наше слепое поклонение знанию и просвещению Европы остановило надолго развитие знания и просвещения в Русской земле» [6, т.1, с.390]. Внутреннее разъединение и принесло гибельные последствия.

Наличие только двух слов «безумие» и «гибельные» весьма красноречиво свидетельствует об оценке А.С.Хомяковым «дела Петрова»: «Вся земля русская обратилась как бы в корабль, на котором слышатся только слова немецкой команды. По милости Божией мы теперь начали образумливаться и возвращаться к своему языку, к своему собственному духу. Нас спасла Вера, которой мы не изменили, нас спасла стойкость народа… но не скоро излечивается болезнь и потерянные года уже не возвратятся» [6, т.1, с.392]. Потому-то «еще не скоро» придет избавление от «горьких плодов» чужепоклонства.

В «Послании из Москвы» А.С.Хомяков неустанно подчеркивает основополагающее значение именно Православной веры, а не религии: «Назовите святую Веру религией, и вы обезобразите само православие» [6, т.1, с.395].

Для него православие — «высшее знание и высшая истина», «корень всякого духовного и нравственного возрастания»: это «лучшее из всех благ», которым следует больше всего дорожить и которое следует более всего охранять, ибо православие есть «зеница ока внутреннего и духовного» [6, т.1, с.385].

А.С.Хомяков отмечает, что «весьма ошибаются те, которые думают, что она (Вера — А.К.) ограничивается простым исповеданием, или обрядами, или даже прямыми отношениями человека к Богу. Нет: Вера проникает все существо человека и все отношения его к ближнему; она как бы невидимыми нитями или корнями охватывает и переплетает все чувства, все убеждения, все стремления его. Она есть как будто лучший воздух, претворяющий и изменяющий в нем всякое земное начало, или как бы совершеннейший свет, озаряющий все его нравственные понятия и все его взгляды на других людей и на внутренние законы, связывающие его с ними. Поэтому Вера есть также высшее общественное начало; ибо само общество есть не что иное, как видимое проявление наших внутренних отношений к другим людям и нашего союза с ними» [Там же].

По сути — это гимн Православной вере, раскрывающий основания взглядов самого А.С.Хомякова, считающего, что «в единстве веры, в законе и чувстве братского равенства, в цельности жизни и простоте нравов заключаются такие сокровища, которых уже не купят ни знание, ни усилия частные, ни сила и учреждения государственные» [6, т.1, с.388−389].

Автор послания полагает, что «община и святость мирского приговора, и беспрекословная покорность каждого перед единогласным решением братьев — сохранились только в землях православных», ибо «учение веры воспитывает душу даже без общественного быта». И «один только православный, сохраняя свою свободу, но смиренно сознавая свою слабость, покоряет ее единогласному решению соборной совести. Оттого-то и не могла земская община сохранить свои права вне земель православных; оттого и славянин вполне славянином вне православия быть не может» [6, т.1, с.386]. Итак, огромную роль он отводит именно братству, основанному на Православной вере, которое лежит «во всех понятиях об обществе».

Но при отмеченных преимуществах, которые имели и еще имеют славяне, в том числе и русские, при соприкосновении с Европой «всему чужому стали мы не учиться только, как следовало, а подражать. Вместо смысла просвещения, вместо внутреннего зерна мысли, в нем проявляющейся, стали мы перенимать его формы и наружный вид: вместо того чтобы возбудить в себе самодейственную силу разума, мы стали без разбора перенимать все выводы, сделанные умом чужим, и веровать в них безусловно, даже когда они были ложны, так что-то самое, что должно было в нас пробуждать бодрственную деятельность мысли и духа, погрузило нас надолго в умственный сон» [6, т.1, с.389]. Отсюда очевиден вывод: «Таково было наше безумие».

По сравнению с третьей богословской брошюрой, плоды петровских реформ оцениваются намного жестче. И это понятно: грехи своей родины, как любящий сын, А.С.Хомяков не выносит на всеобщее осуждение. Их надо увидеть, осознать, оплакать и постараться не падать впоследствии. «Послание из Москвы», как показали последние события на Балканах, в Косово, не утратило своей актуальности и в начале III тысячелетия по Р.Х.
Александр Дмитриевич Каплин, доктор исторических наук, профессор Харьковского национального университета им. В.Н. Каразина

Источники и литература

1. Архиеп. Серафим (Соболев). Русская идеология. СПб., 1994.
2. Зызыкин М.В. Патриарх Никон. Его государственные и канонические идеи: В 3 ч. М., 1995.
3. Переписка Аксаковых с Н.С.Соханской (Кохановской) // Русское обозрение. 1897. № 2−5.
4. Русская беседа. 1859. № 6.
5. Хомяков А.С. О старом и новом. Статьи и очерки. М., 1988.
6. Хомяков А.С. Полн. собр. соч.: В 8 т. М., 1900.
7. Хомяков А.С. Сочинения богословские. СПб., 1995.