Россия и Евросоюз: дорогой длинною.

Следующая «остановка» после Ханты-Мансийска — Брюссель

После саммита в сибирском городе с труднопроизносимым для иностранцев названием Ханты-Мансийск переговоры по нашему новому соглашению о сотрудничестве с Европейским Союзом начнутся в Брюсселе 4 июля. Это будет лишь старт на пути к новому контракту. Сам поход продлится минимум год, а то и полтора или два…

Мы, в принципе, даже не знаем точно, на какой срок будет заключаться новое соглашение — на 5 или 10 лет. Хотя понятно, что меньше пяти это слишком мало, а больше десяти — слишком много. И в Европе, и в России за такой срок могут произойти изменения, которые сделают соглашение мертвым грузом. Такое уже было. Подписанное в 1994 году и вступившее в силу в 1997-м уходящее соглашение заключалось между «ЕС двенадцати» и «Россией Ельцина», которая была согласна почти на все — «лишь бы в Европу». Теперь в Евросоюзе 27 членов, почти все «новички» еще не изжили «комплекс обиды на СССР», отсюда собственно и все эмбарго на переговорный мандат. А сам ЕС не имеет конституции, проваленной на последнем ирландском референдуме в июне. Так что нам пока придется вести переговоры с Брюсселем «без паспорта».

Но самая большая проблема не в датах и не в продолжительности действия нового договора. А в его сути.

По большому счету, мы и без нового договора можем продлевать старый сколько угодно. У России вообще нет резонов куда-либо торопиться. Она и так успешно торгует со странами Евросоюза.

Можно сказать, что Ханты-Мансийск был еще не «свадьбой», а «помолвкой». Мы и живем все последнее время в состоянии перманентной помолвки, и будем продолжать жить в таком состоянии еще ох как долго! Как показывает вся история отношений с теми, на кого мы смотрим через прорубленное Петром окно, до свадьбы с Россией у Европы дело вряд ли и дойдет. Она всегда хотела бы заполучить богатое российское приданое, в последнее время его можно назвать энергетическим, хотя в нем есть и лес, и минералы, и рынки сбыта, а вот сама «невеста» в европейском доме не очень и нужна. А если уж придется на ее присутствие согласиться, то надо ее поведение регламентировать вплоть до последнего самого мелкого шажка или вздоха. Мы же хотим сохранить для себя относительную свободу. Естественно, «российского образца», с нашими «суверенными» понятиями демократии и законности. Европу, конечно, можно понять, в конце-концов, ей не безразлично, с кем жить и партнерствовать. Россия в этом отношении не самый спокойный субъект: у нее и гордость собственная, и размах, и манеры европейские не прививаются. Так что договор нужен.

Но и Москве все сложнее понимать, что от нее хотят, и на каком языке собирается говорить с ней Евросоюз, и что теперь можно ожидать от процесса, который должен вроде завершиться подписанием нового контракта о сотрудничестве России и ЕС. Даже если мы, в конце концов, и подпишем этот многотрудный договор, и его положения никто не вправе будет изменить, то как долго может продлиться его ратификация парламентами всех 27 стран членов ЕС? Если уж в Европе в очередной раз «прокатили» новую конституцию, то «затормозить» брюссельско-российский договор могут с еще большей легкостью.

Но и это еще худо-бедно можно пережить. Трудно, правда, понять, почему Россию продолжают использовать как некое подобие лаборатории, в которой все еще идут эксперименты по выработке общей европейской внешней политики. «Антироссийскую неистовость» новоприсоединившихся странеще можно понять. Но странно, почему именно из их позиции выводится общий знаменатель европейской политики?

Теперь ведь речь идет о другой России. Теперь речь идет о России, которой порядком надоело, что ее постоянно подвергают экспертизам то на генетическую подходящесть демократии, то на европейскую идентичность.

Причем более всего по инициативе тех, кто такую идентичность еще не совсем обрел.

Еще сложнее будет совместить систему координат, в которых находятся Россия и ЕС. Москва и Брюссель до сих пор живут в разных «временных поясах» и по-разному, или с различиями, воспринимают такие понятия, как суверенитет, права человека, роль гражданского общества, вмешательство во внутренние дела. У них непохожие социально-экономические модели. Но это есть и в отношениях ЕС с США, с Японией. И почему-то лишь с Россией Европа пытается заключить соглашения, которые заставили бы ее «копировать» европейскую систему координат. Нам очень уж часто подсовывают вместо двусторонне согласованных документов версии внутренних документов ЕС или «инструкции» по адаптации России к нормам политической и экономической жизни Евросоюза. Почему-то европейцами считается обязательным юридически зафиксировать в договоре все, до самых крошечных, обязательств такого «внутреннего» рода, ратифицировать их и превратить, по сути, в нормы российского национального права.

Один из самых показательных и одиозных примеров этого — так называемое «приложение Литвиненко», включенное в мандат переговоров в части юридического и законодательного взаимодействия по настоянию Великобритании.

Оно должно закрепить обязательства сторон о взаимной выдаче преступников. Вряд ли Россия на такое пойдет.

Но при всем сказанном никакой позитивной альтернативы новому соглашению у России и ЕС нет. Их связывает слишком уж высокая степень взаимозависимости в двух важнейших областях жизни — экономике и безопасности, во всех нынешних смыслах этого слова. В перспективе 15−20 лет их взаимозависимость не уменьшится, а, скорее всего, возрастет.

Как сказал мне один из наших ведущих экспертов по Евросоюзу, профессор Юрий Борко из Института Европы РАН, документ нужен, чтобы отразить новые направления, формы и масштабы их взаимодействия.

— Ни Москва, ни Брюссель пока не были готовы идти навстречу друг другу в той мере, в какой это необходимо, — резюмировал он. — Может быть, официальное заявление о начале переговоров означает и готовность к поиску таких компромиссов. Если это так, то в базовом соглашении будут изложены принципы и цели стратегического партнерства, основное содержание и задачи строительства четырех «общих пространств» — экономического, внутренней безопасности, внешней безопасности, науки и образования, включая культурные аспекты — на основе принятых в 2005-м «дорожных карт». Несомненно, в рамочное соглашение войдет также раздел об институтах, обеспечивающих эффективность сотрудничества между Россией и ЕС.

Что касается будущих специализированных соглашений, то в Москве и Брюсселе некоторые варианты уже назывались, прежде всего, об энергетическом сотрудничестве, а также по науке и технологии, торговле и инвестициям (после вступления России в ВТО), о переходе к безвизовому режиму между Россией и ЕС и т. д. Не исключено, что некоторые секторальные соглашения будут готовиться параллельно с базовым документом, однако в целом создание комплекса таких документов будет следующим этапом формирования новой политико-правовой базы стратегического партнерства России и ЕС.

Начинающиеся переговоры будут сложными, так как они, несомненно, затронут три вопроса, по которым взгляды Москвы и Брюсселя резко расходятся.

Во-первых, в последние годы в странах ЕС и в его институтах осуждаются некоторые важные аспекты внутренней политики российских властей, интерпретируемые как отход от основных ценностей и принципов демократии. В общем, такую же оценку действиям властей дают оппозиционные партии и правозащитные организации в самой России. Но позиция российской делегации на переговорах, скорее всего, будет соответствовать подходу, который был недавно сформулирован министром иностранных дел РФ Сергеем Лавровым. Россия, заявил он, вступила на путь глубочайших и мирно осуществляемых преобразований. Она будет продвигаться «в рамках универсальных демократических ценностей», однако «собственным, а не навязанным извне путем, уважая и сохраняя свои вековые традиции».

Во-вторых, сложнейшей темой переговоров будут проблемы создания общего энергетического рынка и обеспечения равной энергетической безопасности в Европе. Пока энергетические стратегии, на которых настаивают Москва и Брюссель, носят взаимоисключающий характер. Ситуация осложняется тем, что фактически у Евросоюза нет единой концепции, и стратегия, предлагаемая Европейской комиссией, отвергается многими государствами-членами ЕС, в том числе Германией, Францией, Италией и другими. Для начала представляется разумным шагом к сближению позиций закрепление в новом базовом соглашении равного права стран-производителей и стран-потребителей осуществлять политику географической диверсификации направлений экспорта/импорта нефти и газа, а также путей их транспортировки.

В-третьих, одно из наиболее острых политических противоречий возникло в европейском и закавказском регионах СНГ. В сущности, Россия и ЕС выступают как конкуренты в борьбе за экономическое и политическое влияние в расположенных здесь странах. Москва и Брюссель по-разному оценивают внутриполитическую ситуацию на Украине, в Беларуси и Грузии. Резко расходятся их взгляды на методы урегулирования «замороженных конфликтов» (Приднестровье, Абхазия и Южная Осетия, армяно-азербайджанский конфликт из-за Нагорного Карабаха). С этой точки зрения, одним из позитивных итогов состоявшегося саммита можно считать то, что его участники договорились сохранять существующие форматы решения замороженных конфликтов. Российский министр С. Лавров заявил, что Россия не возражает против более активного участия ЕС в решении этих конфликтов.

Таковы прогнозы. В отличие от ЕС, Россия считает, что излишне детальный проект соглашения было бы крайне сложно согласовать в разумные сроки. Москва выступает за подписание компактного соглашения, которое, с одной стороны, учитывало бы новые реалии и было ориентировано на углубленное партнерство, с другой стороны — давало бы сторонам достаточную гибкость в его реализации на практике. Этот «компакт» может дополняться более детальными договоренностями в отдельных областях сотрудничества. Такая модель уже успешно действует в отношениях Брюсселя и США.

В общем надо посмотреть, что получится из переговоров. Должно же что-то получиться.
Андрей Федяшин, политический обозреватель «РИА Новости»

http://www.stoletie.ru/tekuschiiy_moment/rossiya_i_evrosojuz_dorogo_dlinnoju_2008−07−01.htm
-