 |
| НГ-Религии | Борис Васильев | 21.04.2005 |
Современная исследовательница М.С. Каретникова в статье «Русское богоискательство. Национальные корни евангельско-баптистского движения» (Альманах по истории русского баптизма. СПб., 1999) пишет, что «стригольники выступили против установившегося на Руси „обрядоверия“, магизма обрядности, когда весь смысл состоял именно в ее непонятности, лишая человека способности думать о духовной жизни и искать действительного спасения от греха и погибели. Стригольники подчеркивали духовный смысл всех церковных таинств, раскрывая значение христианской веры в изменении жизни христианина. Сведения о них мы имеем весьма скудные, а влияние на историю евангельского движения чрезвычайно велико».
Так кто же такие стригольники? И что такое стригольничество: возврат к язычеству и поворот к Евангелию? Попробуем провести сравнительное исследование противоположных оценок.
Обратимся к истории. В 1370 г. в крупнейших городах на севере Руси, в Великом Новгороде и Пскове, в среде образованного духовенства началось брожение, которое впоследствии приобрело массовый характер. Известными деятелями движения стали диаконы Никита и Карп. Знаменитый древнерусский церковный деятель Иосиф Волоцкий (1439−1515) в трактате «О новгородских еретиках» передал в предельно темпераментных тонах историю возникновения стригольничества. «Некто был человек, гнусных и скверных дел исполнен, именем Карп… Сей окаянный ересь составил скверную и мерзкую. И многие от православных христиан, которые слабы и неразумны, последовали ереси той…» Таков тон всех письменных источников, дошедших до нас. Тенденциозность налицо, о чем свидетельствуют практически все исследователи. Это объясняется тем, что до нас дошли только произведения обвинителей, которые намеренно искажали существо дела.
Из этих источников очевидно, что диаконы Никита и Карп нашли много последователей и что они образовали новую религиозную общину, получившую название «стригольников». Они не имели специальных помещений и собирались либо в частных домах, либо под открытым небом. Одной из главных причин успеха их проповеди в народной среде была благочестивая христианская жизнь, что признавали даже их противники.
Растущая популярность стригольников вынуждала иерархов развернуть массированную идеологическую кампанию, направленную на искоренение ереси. В Никоновской летописи есть упоминание о том, что в 1375 г. новгородцы потопили в Волхове стригольников, в числе которых были представители духовенства, будто бы развращавшие своими проповедями простолюдинов, «слабых и неразумных, последователей ереси той». При этом в качестве обвинения им были зачитаны строки из Нового Завета: «Кто соблазнит одного из малых сих, верующих в Меня, тому лучше было бы, если бы повесили ему мельничный жернов на шею и потопили его во глубине морской» (Мф. 18, 6).
О возможном происхождении стригольников высказываются различные точки зрения. Некоторые считают движение стригольников не самобытным явлением, а возникшим под внешним влиянием. Так, историк Церкви А.В. Карташов (1875−1960) высказывает мысль о косвенном заимствовании некоторых элементов учения стригольников у болгарских богомилов. Стригольники якобы получили от них «идейный полемический аппарат» для отрицания церковной иерархии и вообще всех внешних атрибутов богопочитания.
Академик Н.С. Тихонравов (1832−1893) связывает возникновение движения стригольников с немецкими «крестовыми братьями», которые во время свирепствовавшей в Германии чумы призывали народ к покаянию. Известные историки Н.И. Костомаров (1817−1885) и А.И. Никитский (1842−1886), напротив, подчеркивают русское происхождение движения и указывают, что оно было продуктом русского ума. Никитский прямо называет стригольничество первым религиозным движением, положившим «начало на Руси самородному религиозному мудрствованию».
О происхождении названия «стригольники» также существуют различные мнения. Одни исследователи объясняют наименование ереси связью ее с цеховой, ремесленной средой. По другой версии, их название восходит к особому обряду посвящения — специфической стрижки новообращенного. Наиболее правдоподобной кажется точка зрения академика Б.А. Рыбакова (1908−2001), который писал, что лидер стригольников Карп был вначале диаконом, а затем, после отлучения, стал расстригой, «стригольником». Таким же уничижительным прозвищем стали называться его последователи.
Интересно наблюдение современного историка В.А. Бачинина, высказанное им в книге «Византизм и евангелизм: генеалогия русского протестантизма» (СПб., 2003). «Характерно, что само понятие стригольничества не исчезло и не стерлось из памяти новых поколений. Не только «жидовствующих», но даже старообрядцев в XVII—XVIII вв. порой называли стригольниками. То есть в глазах православных ортодоксов слово «стригольник» стало аналогом европейского понятия «протестант».
Разумеется, это не единственный аспект, позволяющий нам провести параллели между стригольничеством и протестантизмом. Основополагающим является оппозиционность движения к православной вере и его обвинения господствующей Церкви. Прежде всего стригольники выступали против мздоимства при поставлении церковнослужителей в сан и отрицали посредническую роль продажной, по их мнению, Церкви в отправлении религиозных обрядов.
Стригольники порицали архиереев и монахов за стяжание больших имений, а белое духовенство — за поборы с живых и мертвых, за недостойную жизнь. Право учить, говорили они, принадлежит людям нравственным, нестяжательным, имеющим соответственный дар. Стригольники признавали авторитет Евангелия и отрицали значение церковного предания. Они не разделяли верующих на народ и духовенство. Между человеком и Богом, учили они, есть единый посредник Иисус Христос, каяться нужно пред Богом. Стригольники не видели необходимости ни в обрядах, ни в иконах, ни в мощах. Они призывали общество к нравственному возрождению.
Кроме того, что подчеркивается в современной баптистской литературе, важнейшим принципом вероисповедания стригольников было учение об оправдании перед Богом верою в искупительную жертву Иисуса Христа.
Однако в характеристике учения стригольников остается много неясных и спорных вопросов. Самым главным обвинением, выдвигаемым против стригольников, было то, что они прибегают к языческой практике и придерживаются дуалистического мировоззрения? На чем основаны подобные обвинения?
Некоторые исследователи считают, что ключевое значение для оценки стригольников как языческой ереси имеют содержащиеся в некоторых источниках указания о поклонении земле. Из обвинений, которые были выдвинуты в адрес новгородских еретиков, говорится, что они относились к земле как к божеству. Обычно при этом ссылаются на писания епископа Стефана Пермского (1340−1396), который боролся против язычников, обожествлявших земные стихии. «А кто исповедается земле, то исповедание не исповедание есть, ибо земля — бездушная тварь, не слышит и не умеет отвечать и не ответит согрешающему».
По мнению современного историка В.В. Милькова, «в ритуале стригольников дважды засвидетельствована земля, поклонение которой сливалось с культом мужского небесного божества». Ученый соотносит эти свидетельства с ситуацией на Руси того времени, где в народной культуре оставалась масса языческих пережитков, в том числе культ Матушки-Земли и Батюшки-Неба. Древнерусский обряд поклонения земле описывается и в «Повести временных лет». Но правомерно ли обвинять в этом стригольников?
Известно, что стригольники не признавали заупокойных молитв. Приверженцами православия в этом также усматривается языческое представление о смерти как переходе в иную форму жизни. Но аргументов в пользу языческого отношения стригольников к смерти нет. А значит, и это обвинение голословно.
Ересь стригольников, по убеждению Милькова, была дуалистической, она возрождала пантеистический культ Неба и Земли как двуединой божественно-природной субстанции. Обоснование пантеистического мировоззрения стригольников он видит в том факте, что они отвергали церковную организацию и духовенство как посредников между Богом и людьми. Доступность, близость и возможность непосредственного контакта с обожествленной природой делали ненужной церковную иерархию. Но подобные аргументы рассыпаются в прах за недостатком доказательств.
Главная трудность в поисках истины относительно стригольников состоит в том, что обвиняемые безмолвны. До нас не дошли источники собственно вероисповедания стригольников, все сведения о них мы черпаем из сочинений тех, кто к ним относился враждебно, предвзято и стремился искоренить это учение во что бы то ни стало, даже обвиняя в несуществующих грехах. Поэтому все суждения о стригольниках — это всего лишь гипотезы, не более.
Любое исследование стригольнического движения строится на предположении. И совершенно очевидно, что еще не пришло время ставить точку в деле стригольников и уж тем более выносить приговор. В связи со скудностью источников обе позиции — и критическая, и оправдательная — имеют равные права на существование. Но успокоиться на этом невозможно.
Безмолвствующие стригольники вопиют к восстановлению справедливости, а значит, необходимы новые исследования, которые помогут узнать историческую правду.
Аэлита Жидяева — студентка 4-го курса Библейско-Богословского института св. апостола Андрея
20.04.2005
