Русская линия
Фома Алексей Соколов20.06.2008 

Казаки. в поисках своего будущего

Казачья культура Дона — уникальное и мало исследованное явление. Вопреки гонениям и кровавым войнам, ей удалось сохраниться, пройдя через XX век. Но сегодня ее существованию угрожают новые опасности.
Впервые для казаков главное — не сразиться с внешним врагом и даже не выстоять в гонениях, а понять самих себя и найти ту основу, ради которой казачество существует сейчас, в России XXI века.

Вопреки истории

Вечером на улицах станицы Старочеркасской включают декоративные фонари. Мир вокруг поражает своим спокойствием и ухоженностью. Люди при встрече здороваются друг с другом, дети играют возле местной достопримечательности — на центральной площади здесь до сих пор лежат ворота турецкой крепости Азов, которые казаки привезли сюда как трофей еще в XVII веке. Никаких следов кризиса.

Но стоит немного вникнуть во внутренний ход ее жизни, как становится ясно: Старочеркасская живет, в основном, прошлым. Некогда столица Донского государства, сегодня она все больше напоминает памятник самой себе. Ее храмы до сих пор стоят закрытыми, территорию Старочеркасского монастыря монахи делят с музейщиками. Последние установили в монастырском дворе сцену, на которой проходят шумные концерты, собирающие вокруг толпы распивающей пиво молодежи…

История Старочеркасской — история всего донского казачества. В начале XIX века станица утратила статус столицы, а казачество к тому времени уже потеряло большую часть былых вольностей. Еще через сто лет она оказалась и вовсе опустошена.

«Расказачиванье» шло по всему Дону, но в низовьях, рядом с Ростовом, советская власть добилась особо высоких показателей. Большинство нынешних жителей Старочеркасской — потомки тех, кого переселили сюда из России и с Украины, чтобы закрыть «демографическую» дыру, возникшую после тотального уничтожения казаков. Репрессии 20−30-х годов оставили здесь не более десяти процентов коренных жителей.

К тому времени, казалось, можно уже забыть о казачестве. Сделано для этого было немало. Репрессии, гонения на Церковь, попытка выкорчевать все, вплоть до бытовой культуры — даже за ношение типичной здесь одежды, казачьих штанов с лампасами, полагалась статья. Все это подчеркивало, что новой власти казаки не нужны.

Разумеется, так было до лета 41-го…

В войну Пятый Донской казачий кавалерийский корпус прошел от Кизляра до Альп. Его бойцы, казаки-добровольцы, буквально забросали своими трупами наступавшие на Сталинград немецкие части. На лошадях с гранатами бросались в атаку — и побеждали. Среди бойцов корпуса — одиннадцать Героев Советского Союза.

Военные подвиги, да пожалуй, еще знаменитый «Новочеркасский расстрел» 62-го года, крупнейшее послевоенное восстание рабочих против советской власти[1] - лучше всего характеризуют «казачий дух» с его готовностью умереть за родину, но не пойти на поводу у государства. Тот самый загадочный менталитет, который на сотню лет пережил казачье сословие и казачье землевладение, спокойно обошелся без внешних атрибутов вроде формы, лошадей и прочего…

— Это у меня вместо коня, — шутит, подъезжая к нам на велосипеде, Владимир Павлович, пожилой мужчина с аккуратной седой бородой. Родовитый казак (старые казачьи семьи, как настоящая аристократия, ведут учет своим предкам) он с первого дня работал над восстановлением монастыря, открывшегося в Старочеркасской в 90-х годах, а сейчас трудится там же, занимается подсобным хозяйством.

Мы застали его как раз, когда он возвращался с работы.

— Можно вас сфотографировать?

— Пожалуйста! Но, может, я тогда переоденусь схожу? Что мне в рабочей одежде-то позировать?

Получив наше согласие, он удаляется и через какое-то время предстает перед нами в парадной казачьей форме, буквально преобразившей владельца. Обычный сельский дедушка превратился в кошевого атамана[2] станицы Старочеркасская.

Как настоящий казак, форму он надевает лишь по случаю: на праздники и в храм, где помогает в алтаре. Говорит, сперва стеснялся ходить так на службу, думал, что это будет как-то слишком вычурно. Но настоятель сам попросил приходить в традиционном мундире, ведь это — тоже своего рода символ, связующее звено между прошлым и настоящим.

— Сейчас много ряженых, никто же не мешает тебе пошить форму и сказать что ты — казак, — говорит Владимир Павлович. — Но казака свои всегда узнают. Вот я в Москве недавно был, там на службе в храме казаки кубанские были — сразу видно, что настоящие.

— А как это понять?

Владимир Павлович задумывается, потом признается со смущением:

— Сложно сказать. Мы это просто чувствуем: по походке, по движениям, по выражению лица. В душе это у человека или он просто притворяется…

В бывшей столице Дона казаков осталось немного. И хотя «приписаться» к казачеству может любой человек (условий для этого два: православная вера и готовность следовать казачьим правилам), пополнить их ряды спешат немногие.

Возможно, поэтому почти все старочеркасское казачество собралось в одном месте — оно работает при монастыре, благо дел там хватает. Большая часть зданий уже восстановлена, сейчас возрождается подсобное хозяйство.

С появлением монахов жизнь станичных казаков изменилась кардинально. Хотя сами они честно признаются: многие из них начали ходить в храм уже в возрасте и еще не все понимают в Православии.

— Почитайте Шолохова, там хорошо показано, что случилось с казачеством перед революцией, — говорит Владимир Павлович. — Молодежь во время службы стояла на улице, в церкви были только старики. Наверно, это отпадение от Православия и стало для нас роковым. Так что сейчас все мы стараемся быть как можно ближе к монастырю.

Храм и традиции военной службы оказались единственным, что связывает казаков с их уходящей в прошлое традиционной культурой. Но так ли это мало?

— Вернуться к былому казачьему укладу невозможно, как невозможно вернуть назад XIX век, — считает ученый секретарь «Музея истории Донского казачества» города Новочеркасска Любовь Несмеянова. — Казачье землевладение, функции особого служивого сословия — все это в прошлом, а без этого невозможен уклад жизни, который веками формировал казачий менталитет. Вот у меня бабушка — казачка, в нашей семье много воспоминаний о казачьем прошлом, но что из того? Поднять казачество в его исконном виде уже нельзя. Можно лишь попытаться возродить его дух…

Насколько это так — судить сложно. Все-таки Дон, как и прежде, остается опорой страны, а нынешняя официальная казачья организация — Всевеликое Войско Донское все так же служит кузницей армейских кадров. Донскими казаками гордятся подразделения армейского спецназа, ВМФ и кремлевский полк, в который ежегодно по договору поступает пятьдесят казаков. Но возрождение казачьих традиций охватило лишь некую часть населения в прошлом полностью казачьего Дона — где-то таких людей оказалось больше, где-то меньше. И потому будущее казачества, действительно, остается туманным.

Понимают это и сами казаки. Возможно, потому главной своей гордостью и надеждой они все чаще называют подрастающее поколение, свободное от стереотипов расказаченного советского прошлого.

Будущее не без прошлого

Донской императора Александра III казачий кадетский корпус занимает бывшее здание детского интерната. Учебное здание, похожее на обычную школу, столовая, спортивная площадка… Ребята учатся здесь, начиная с седьмого класса, живут на казарменном положении целую неделю, на выходные уезжают домой.

Кроме стандартного набора дисциплин обязательны военная и интенсивная физическая подготовка. Стрелять и собирать автоматы учат всех, кавалерийские навыки преподают по желанию для небольшой группы. Умение ездить верхом для молодых казаков уже не самое главное.

Куда больше внимания уделяют здесь истории Дона и обязательным для всех учащихся «Основам православной культуры». На территории корпуса собираются строить свой храм, а пока водят ребят в соседний, настоятель которого является официальным духовником корпуса. Преподаватели с удовольствием рассказывают о том, что среди кадетов немало тех, кто искренне ходит на церковные службы, исповедается и причащается.

Впрочем, точно также никто не отрицает и того, что Православие здесь — это в первую очередь элемент воспитания.

— Вера — обязательная часть нашей традиции, — говорит руководитель корпуса казачий полковник Юрий Филеев. — А традиция для нас особенно важна, ведь девиз казаков — «Верны заветам старины». Родина, Православие, Дон… Я уверен, что эти идеалы сохранились до сих пор. Сегодня для возрождения казачества нам надо взять наше прошлое и приспособить к будущему. Тогда казаки займут свою нишу в российском обществе.

Всего на Дону одиннадцать казачьих кадетских корпусов. Новочеркасский корпус — один из старейших, он был основан 1991-м, а полноценную работу начал в 93-м. Как рассказывают жители города, первый набор в него не вызвал особого энтузиазма — его почти полностью составили сироты, чьи родители погибли в Приднестровском конфликте. Зато уже через год самих новочеркасцев, желающих отдать детей в корпус, оказалось так много, что возник серьезный конкурс.

Держится он до сих пор — сегодня на одно место в корпусе претендует около десяти человек. За это время прошло уже одиннадцать выпусков, и хотя поговаривают, что уровень знаний здесь не так уж и высок, среди бывших кадетов немало людей с двумя высшими образованиями и кандидатов наук, но нет ни одного уголовника.

Секрет успеха казачьего корпуса прост: ребятам в нем дают то, чего больше всего не хватает сегодня молодежи, особенно в провинции — цель и умение к ней двигаться, невзирая на внешние обстоятельства.

— Самое сложное, когда приходят родители, чаще всего матери-одиночки, и просят взять ребенка, которого они уже порядком запустили, — говорит офицер-воспитатель Павел Трофимов. — Проблема в том, что наша система подразумевает поступление сюда ребят в возрасте десяти-двенадцати лет. Тогда пареньку нравится наш армейский распорядок, наши традиции, для него это своего рода игра. А в десятом классе корпус для него — ссылка. Ему трудно здесь, нам трудно с ним, а родители не хотят его забирать, как бы он ни угрожал, что сам сбежит — ведь им больше некуда его деть…

Юрий Филеев особенно гордится тем, что его корпус стал кузницей кадров для армии, хотя и тех из кадетов, кто выбрал гражданскую стезю, не осуждает.

— В первом выпуске немногие выбрали военную карьеру после выпуска, сейчас таких большинство, и это нас радует. Но все-таки наша главная задача — воспитать человека, преданного своей стране, а уж будет он военным или гражданским служащим — это не так важно, — говорит он.

В отличие от общеобразовательных школ в корпусе не боятся слова «воспитание». Наоборот, здесь повторяют его регулярно, может быть, даже слишком часто. Это своего рода реакция на окружающий мир, из которого сюда приводят «запущенных» детей.

И воспитание здесь свое, особое.

— Мы не просто кадетский корпус, наша цель — не просто военная подготовка, — говорит заместитель по учебно-воспитательной работе начальника корпуса Владимир Косинков. — Для нас важно, чтобы традиция жила. Вот сейчас модно ходить в храмы, исповедоваться даже. Но нужно ведь жить христианством, а это совсем другое! И казачество — это тоже, прежде всего, особенный образ жизни и мысли. Нельзя просто нацепить на себя эмблемку, штаны с лампасами и считать себя казаком. Мы вот были в другом корпусе, ведь казачьих корпусов по России семьдесят штук! Заходим там в столовую, ребята наши встали, начали молиться, как это у нас принято, а местные на них глазами огромными смотрят как на клоунов, даже те, кто в кухне был, прибежали. Казаки, называется! У нас тут на Дону таких тоже хватает, поверьте… Но это на их совести, а вот наши ребята будут настоящими.

Лазорики

Официальный юношеский войсковой ансамбль Всевеликого Войска Донского «Лазорики» репетирует в недрах огромного здания ДК «Ростсельмаш». Найти их оказалось непросто: сперва пришлось побродить по этажам, лестницам и переходам.

Просторный танцевальный зал, отведенный для репетиций, оказался проходным, через него регулярно сновали дети из кружка, который занимался в соседней комнате. Старшая группа «Лазориков», состоящая исключительно из девушек, отрабатывала танец с казачьими шашками.

— Вполне традиционный женский казачий танец, — объяснила их руководитель Елена Балышева. — У нас так всегда на Дону было: мужчины шли на войну, жены оставались с детьми, готовились, если что, защищать дом. Вот и в ансамбле у нас так же вышло. Мальчишки от нас рано уходят: делать карьеру, чтобы содержать семью. Зато девчонки почти все остаются. Денег в ансамбле, сами понимаете, немного. Приходится на свадьбах петь, в ресторанах… Хотя, знаете, нас это не сильно расстраивает. Если люди хотят народную песню вместо попсы слушать — это разве плохо?

Лазорик — донской степной тюльпан. В свое время с подачи Шолохова был занесен в «Красную книгу»: к середине XX века их почти не осталось. И только последние несколько лет что-то в природе опять изменилось, так что лазориков опять стало больше.

Теперь каждую весну, как и сто лет назад, степи вокруг Дона расцвечивают красные тюльпаны.

Елена Балышева верит, что, подобно цветку, не пропадет и казачья песня.

— У нас фольклор не любят, потому что не знают, — говорит она. — Вот скажешь: «народная песня» — и все сразу Кадышеву представляют. Люди и не подозревают, какая глубокая у их народа культура, какая она разнообразная, а ведь это зеркало нашей истории и нашей души.

Действительно, казачья песня — настоящий памятник не только культурный, но и исторический. Возможно, потому в советские годы от него и старались оставить лишь некую «фасадную» часть. Конечно, веселые песенки и бойкий танец вприсядку (не в пример степенному хороводу северной России) — все это было и остается важной частью казачьего фольклора. Но еще больше в нем песен о войне, о смерти, о разлуке с домом, о Боге…

Казачий фольклор — политически актуален по сию пору. Он хранит память о веках свободного демократического государства, оплаченного большой кровью. «Право» крепостного можно было получить просто так, право на Дон — нужно было завоевать. И казачья песня — живое свидетельство этого. — Мы ездим по дальним станицам, там все еще поют такие казачьи песни, — говорит Елена Балышева. — Да, это уходящая культура, но ее нужно помнить. Во-первых, чтобы понять само казачество, история которого не сводилась к одним лишь войнам и кровопролитиям. А, во-вторых, потому что казачий фольклор вполне может стать основой для современного искусства, получить развитие. Думаю, если мы не позволим прерваться традиции, найдем для нее новые формы, она еще сыграет свою роль в российской культуре.

Слово без определения

— Жаль, что казаки опоздали, — говорит руководитель отдела по работе с казачеством Ростовской епархии священник Вадим Толмачев. — Они были особенно нужны в 90-е, когда в государстве царил раздрай. Казачество с его опытом настоящей демократии, умением отличать волю от анархии могло бы сыграть тогда важную роль. Но оно само переживало кризис. Отовсюду набежали бандиты и политические проходимцы, нацепили бутафорскую форму, попытались встать у руля казачьего движения. Такое «казачество» уже в прошлом, но и ситуация в стране изменилась: государство стало сильнее. А история учит, что казаки нужны России, когда она слаба и беззащитна. Сильной империи с ними бывает трудно. Так что главное для казачества сегодня — найти себе подходящее место в новых условиях, да и просто найти себя.

Сам отец Вадим сравнивает современный период казачьей истории с сорокалетним хождением евреев по пустыне. Говорит, что ему еще долго придется изживать свое прошлое: безумные 90-е, а, главное, безбожие советской эпохи, которое до сих пор бьет по казачеству.

В свое время именно Православие стало цементом, соединившим донских казаков. Вера превратила разрозненные разноплеменные ватаги вольных людей в единый народ, со своим укладом, своей культурой и традициями.

Сегодня и культура, и традиции остались в прошлом.

Казачество вновь удерживает только одно — Православие. Беда лишь в том, что люди зачастую уже не понимают, что это такое.

— Для многих казаков Православие — это своего рода средство самоидентификации, а не вера в Христа, — говорит руководитель молодежного отдела Ростовской епархии священник Сергей Красников. — Они видят в нем только традицию, и это мешает им верить. Увы, с этим уже ничего нельзя сделать. Серьезно перевернуть жизнь тех, кто вырос в безбожные годы, мы уже не сможем, а потому главная наша надежда все-таки на подрастающее поколение, которое воспитывается в новой среде и может сознательно прийти к вере, о которой знает с детства. Конечно, это сложнее, чем просто назваться «православным по рождению», и к настоящему глубокому пониманию веры придут не все. Но христианство перестанет быть мертвой буквой традиции, оно оживет. Никогда не было такого, чтобы казачество поголовно состояло из глубоко воцерковленных и крайне благочестивых людей. Но те, кто верил по-настоящему, всегда занимали особое место в казачьей истории и во многом формировали ее. Это заметно уже сейчас по молодым верующим казакам. Скажем, у нас на приходе очень много таких ребят, и все они прекрасные, умные и очень честные люди, для которых вера — не просто традиция…

Казаки — загадка современной этнографии. Во времена Российской империи казаков считали особым сословием, а их историю возводили исключительно к беглым крестьянам северной Руси. Сегодня все чаще говорят о казаках как об отдельной национальности или, точнее, субэтносе. Причина тому проста — сословий больше не существует, и определить, что же такое казак, достаточно сложно.

Если подойти к вопросу чисто номинально — казаками может назвать себя большая часть нынешних ростовчан. Но можно ли быть казаком просто по праву рождения, не живя по казачьим правилам, оторвавшись от казачьих традиций?

«Слава Богу, мы — казаки!» — старый девиз, лежащий в основе самоопределения этого уникального общественного и исторического явления. Но сегодня жить лишь этими четырьмя словами уже невозможно. Как невозможно стать казаком, просто сшив себе бутафорскую форму.

— Казак — в первую очередь православный патриот, — любят говорить на Дону.

И в прошлом веке казаки смогли доказать свой патриотизм вопреки государственным преследованиям и общественному презрению. Впереди самое главное — доказать свою веру. Не столько окружающим, сколько самим себе.


[1] «Новочеркасский расстрел» — события 1−2 июня 1962 года, когда повышение цен на продукты питания и одновременное снижение расценок за работу вызвало беспорядки на Новочеркасском электровозостроительном заводе. При попытке захватить здание горкома толпа восставших рабочих была расстреляна войсками. По приблизительным данным погибло 24 человека. — Ред.

[2] Кошевой атаман — традиционное название руководящей должности в казачьих общинах. — Ред.

http://www.foma.ru/articles/1672/


Каталог Православное Христианство.Ру Рейтинг@Mail.ru Яндекс.Метрика