Свобода — это любовь!

Я не хочу сказать, что Чубайс, Гайдар и их единомышленники ставили перед собой цель обмануть Россию. Многие из либералов первого ельцинского призыва были людьми, искренне убеждёнными в исторической правоте либерализма, в необходимости либеральной революции в усталой стране, практически не знавшей прелестей свободы.
Михаил Ходорковский для газеты «Ведомости»

А теперь мы эти «прелести» узнали. Практически.

«Прелести"… Да свобода — это любовь! И кто, и когда на Руси не знал бы этого? Пусть не ведающие твердят про марксистскую «осознанную необходимость». Но свобода для русских — это любовь. Да, конечно, да! Есть осознанная необходимость ухаживать за больными родителями и давать образование детям, поддерживать свой быт, производить товары и услуги, конструировать и защищать Родину. Всё это необходимо. И давно осознано. Но такая формула неизбежности общежития игнорирует в человеческой личности её творческую составляющую. Ведь рационалистическое исполнение насущного никак не касается наших эмоций, душевных переживаний и духовных напряжений, опускает совестливые шептания, не признаёт значимым отчаяние несостоятельности и восторги откровений — оно не сопричастно тому, что именно и делает человека человеком. Ущербное определение свободы лишь с внешней точки зрения не включает в себя внутренние мотивы — волю, желание, силы влечения. И вдохновенный подвиг. Но так ремесленничество неотличимо от художества, а жертвенность — от уступок обстоятельствам. И поэтому исполненное рационально даёт нам лишь ощущение удовлетворения, но никогда — чувства счастья. Счастья своей необходимости. Необходимости родным, детям, коллегам и однополчанам. А для религиозного сознания — ещё и восторга личной сопричастности Богу. Ибо Бог и есть любовь совершенная.

А ещё свободу трактуют как «свободу от…». От насилия, угнетения, страха и нищеты. Но что тогда свобода от чести, от долга, ответственности и совести?..

«Свобода выбора»? Хорошо и просто выбирать костюм, имея ясное представление о собственных габаритах и материальных возможностях. Но как без надрыва интуиции не ошибиться в нравственных перепутьях? Уже малыш ставится в тупик шутливым вопросом: «Кого ты больше любишь — папу или маму?» А если выбор ляжет на распутье свободы личной и свободы Отечества?

«Свобода совести"… Пустоцветная фраза, декларативно прикрывающая рабскую зависимость от низменных желаний и страстей. Это свобода от совести.

«Свобода слова"… «Свобода печати"… «Свобода — независимость, воля, самобытность"… «Способность человека поступать в соответствии со своими желаниями, интересами и целями на основе знания объективной действительности"….

Можно бесконечно играть и переигрывать подобными слабоопределёнными гранями и туманными понятиями, где ясность будет выскальзывать, смысл меняться, укрепляя понимание того, что точно свободу можно только прочувствовать. И после всех игрищ мы всё равно вернёмся к началу: свобода — это любовь, то есть свобода — самочувствование личности.

Вопрос о личности — главный вопрос европейской христианской цивилизации. Ведь только у последователей Христа есть воплощённая идеальная личность Богочеловека. При этом православие и католицизм по разному понимают устроение человека, и западные понятия личности-«персоны» не тождественны нашему понятию личности-«ипостаси». Греко-римская традиция оставила в наследство католицизму понятие «persona» — социальная маска: в античности первые театральные представления были связаны с погребальными мистериями, где надевание маски означало вызывание умершего с помощью этрусского бога смерти «Persu» (маска — душа усопшего). А православная традиция чтит личность именно как внутреннее подобие человека своему Творцу. Поэтому в истории европейской цивилизации осуществились два подхода к социальному обустройству: общественный договор внешне разделённых на Западе и соборность внутренне единых на Востоке.

Но, при всех разногласиях, христианский мир и Запада и Востока не мыслил и не мыслит никакого общественно? государственного строения, которое не опиралось бы на свою главную, неизменную единицу — личность. «В центре вселенной бьётся сердце человека», — сформулировал богослов Владимир Лосский. А ещё от учения Платона (у которого даже идеи являются живыми личностями) через Аристотеля, Плотина, от отцов церкви и мыслителей средневековья через философию Фихте, Шеллинга и Гегеля, Хомякова и Тихомирова, определение личности невозможно вне её нравственности.

Чувство свободы зачастую и не связано с внешним миром, оно одинаково посещает людей и в трюме, и на палубе корабля. Это чувство ищут и обретают подвижники в безоконных монастырских кельях, им живут парящие под облаками лётчики. Его испытывают высказавшие правду. И отрёкшиеся от греха. Ибо оно есть чистота сердца.

Отсюда внутренне свободный человек не воспринимает социальные ограничения как нечто обязательно угнетающее. Его не давят народные традиции и государственный правопорядок, не раздражают классическое искусство и этические общественные нормы, не обременяют семья и религиозные обряды. Не злят несчастья Отечества. Он — всегда свободен. И внешние устои традиций лишь помогают ему сохранять душевный мир.

Другое дело — лишённый любви. Внутренне ущербный, он свою личную несостоятельность проецирует на всё и всех, и от этого «искренне убеждён… в необходимости «либеральной революции». Комплекс неполноценности нудит его разрушать склепы, рвать цепи, ломать, крушить… «до основанья, а затем"…

Вот здесь? то — в личной свободе и несвободе — в способности или неспособности любить — и проходит не убежденченский, а психологический водораздел на консерватизм и либерал? революционность. Именно отсюда одних сносит в великие потрясения, а других влечёт великая Россия…