Русская линия
Политический Класс Александр Казин07.03.2007 

Динамика власти как проблема цивилизации

Каждая цивилизация начинается с теократии и заканчивается демократией
Виктор Гюго

1. Властный реализм Запада и его плоды

Приведенные в качестве эпиграфа слова великого французского романтика В. Гюго верны, на мой взгляд, только отчасти. Они во многом справедливы применительно к Европе (и к Западу вообще), но имеют достаточно отдаленное отношение к православной России, которую автор «Собора Парижской Богоматери», очевидно, не знал и уж, во всяком случае, не рассматривал как самобытную цивилизацию. Так или иначе, формула «от боговластия к народовластию» применительно к русской истории может быть прочитана иначе, и даже «ровно наоборот», то есть, выражаясь научным языком, переобращена, инверсирована.

Взаимоотношения власти, культуры и цивилизации представляют собой сложную и исторически подвижную иерархию. Есть разные типы власти, все они связаны с цивилизацией, но не все — с культурой. Цивилизация — это уникальная суперэтническая (соборная) общность, развернутая в истории и охватывающая собой всю совокупность человеческих практик — духовных, культурных, государственных и технологических. В центре цивилизации находится религиозное ядро, включающее в себя веру народа и его язык, на котором он говорит с Сущим (lingua adamiсa). В области ядра располагается метафизический храм цивилизации, её базисные духовно-смысловые ценности, составляющие её словарь («корнесловие»).

Рис.1Вокруг указанного ядра располагается цивилизационные оболочки, начиная с интеллектуально-нравственно-художественной (собственно культура как светская форма духовной жизни); далее следует государственная сфера — область соприкосновения («симфонии») духовной и светской власти; наконец, внешнюю форму цивилизации образует её экономически-информационная (технологическая) жизнь, «тело власти», излучающее её энергию на весь остальной космос. Таким образом, внутри цивилизации условно можно выделить духовную, государственную, культурную и экономическую власть — её Крест, Меч и Золото (1). Применительно к круговой схеме это означает, что некоторые оболочки цивилизации — например, культура или экономика — могут иногда значительно отдаляться от её духовно-онтологического ядра, или даже вовсе противоречить ему (рис.1).

Если обратиться к исторической динамике власти в пространстве цивилизации, то целесообразно остановиться вначале на характере этого процесса в Европе. Подобно древнейшим ареалам Востока (китайский император — сын неба, египетский фараон — живой «бог»), Европа начала свой цивилизационный путь с религиозно освященной власти: авторитет властных отношений коренился в сакральном (храмовом) основании греческих городов-полисов. Яснее всех эту священную природу власти отразил в своих «Законах» и «Государстве» Платон, для которого порядок социума являлся прямым продолжением божественной гармонии космоса (космос, как известно, и означает «порядок»). Правда, уже в Риме статуя кесаря нашла себе место в храме рядом со статуей Юпитера, иногда даже отождествляясь с ней (император Август в образе «царя богов и людей»). Указанное отождествление явилось символом дальнейших преобразований власти в Европе, где католическая христианская церковь оказалась во многом продолжением языческой римской державы — во всяком случае, в плане её институционального устройства (князь-папа), борьбы за светскую власть с королями (папоцезаризм) и т. п. Так или иначе, можно утверждать, что центр власти в Европе в античности и в средние века находился в сакральном, храмовом пространстве цивилизации, или, по меньшей мере, не противостоял ему как нечто другое. Священная Римская империя Карла Великого — это одновременно культовая и государственная структура: теократическая память встретилась здесь с реальной (и весьма жесткой) военной политикой. Ныне, в условиях XXI века, идею боговластия в Европе представляет Ватикан — папское государство, в границах которого мирская и духовная власть буквально составляют одно целое (2).

Нечто иное знаменует собой эпоха Ренессанса. Многие исследователи рассматривают Ренессанс в качестве первого шага истории собственно Европы — именно как акт слома классической западно-христианской парадигмы Средневековья, с его четким разделением на град земной и град небесный (бл.Августин), с его феодально-монастырским общественным устроением. Действительно, Возрождение — вопреки своему «ретроспективному» имени — означало не столько возврат к старому (греко-римскому), сколько инициацию нового — модернистского проекта для Запада. Применительно к интересующему нас вопросу следует подчеркнуть, что точка сборки власти в эпоху Возрождения медленно, но верно смещалась в сторону культуры — от сакрального к светскому, от теоцентрического к антропоцентрическому (гуманистическому) слою цивилизации. Разумеется, речь идет пока о тенденции, о веянии, но веянии весьма характерном. Культура — это сфера присутствия человека-в-мире («человекомир»). Именно человек в эпоху Ренессанса, как известно, делается мерой всех вещей, как существующих, так и не существующих; знание становится силой (Ф.Бэкон), мораль — свободным выбором (Ф.Рабле), политика — хитростью (Н.Макиавелли), любовь — эротикой (Петрарка, Бокаччо). Наиболее выразительным художественным символом такого переворота выступает «Мона Лиза» Леонардо да Винчи — портрет самодостаточного, довлеющего себе человека, прекрасной дамы с лукавой улыбкой, помещенной в мистический центр мироздания. Существенно модернизированными оказались ренессансная религия и экономика, породив, с одной стороны, Реформацию XVI века (т.н. «всеобщее священство», община вместо Церкви), а с другой — то, что впоследствии получило название капитализма, с его свободным предпринимателем-буржуа, не зависящим ни от кого, кроме самого себя и соседей-конкурентов («невидимая рука рынка»).

Все дальнейшие перемещения властных «мест силы» в Европе можно рассматривать как реализацию этой обретенной в условиях Ренессанса новой свободы. Нет ничего для человека тяжелее свободы, писал Ф.М.Достоевский, и, по сути, он, конечно, совершенно прав. XVII—XVIII вв.ека стали временем абсолютизма в Старом свете, от «короля-солнца» Людовика XIV до Наполеона, осуществлявших именно антропоцентрический (модернистский) принцип в политике. Точкой приложения власти здесь оказывается государственность как таковая, уже не сакральная, а именно светская (даже революционная, как в случае с Бонапартом, хотя ещё по традиции облекающая себя то в римские, то в библейские одеяния (3). Собственно, наполеоновская (а до него кромвелевская) диктатура, несмотря на весь свой грозный военно-политический арсенал, отодвинула сектор власти в Европе ещё дальше от центра — от государственности к экономике, материально-хозяйственной жизни вообще («век девятнадцатый, железный», по слову А. Блока). Буржуазные революции сделали своё дело. Не случайно Х1Х столетие произвело на свет марксизм — эту, при всей её хитроумности, редукционистскую (снижающую) теорию, подозревающую человека и его историю в том, что они, в конечном счете, суть только «экономические персонажи». Конечно, всем (почти) хочется быть богатыми и здоровыми, но всё же сущность человека не сводится к экономике: «не продается вдохновенье, но можно рукопись продать» (А.С.Пушкин).

Что касается современного Запада — только что закончившегося XX и начавшегося XXI века — то здесь точка отсчета власти вообще трудно локализуема: это так называемая децентрализованная власть, не делающаяся от этого, разумеется, более духовной или менее эффективной. С сожалением приходится признать, что католическая Церковь (не говоря уже о пестрых протестантских объединениях) не является сегодня духовным (и тем более властным) средоточием западной цивилизации — её социальная роль сведена к исполнению привычных календарных ритуалов, мораль не исключает рукоположения епископов-содомитов (т.н. «епископальная» церковь в Америке) и т. п. Более того, подлинные христиане просто не допускаются сегодня во властвующие элиты. Разумеется, и в Европе и в Америке есть святые, но духовный фундамент нынешней позднебуржуазной формации покоится на постхристианском (и частично даже антихристианском) «символе веры». Примерно так же обстоит дело в западной культуре, где безоговорочно господствует постмодернизм, играющий означающими без означаемого и ликвидирующий благодаря этому различие между высоким и низким, мужским и женским, полетом и падением. Евро-американская культура сегодня — это не власть, а обслуга власти, хотя и хорошо оплачиваемая. Даже традиционная национальная государственность в Европе не может ныне похвалиться подлинной суверенностью, ибо оказывается всего лишь военно-юридическим инструментом правящего класса (и в этом правы марксисты), явно отставая по своему административному влиянию и социальной эффективности от так называемых «сетевых сообществ» — автономных экономико-политических структур вроде ТНК (транснациональных корпораций) или теневых «неправительственных» организаций («Тройственная комиссия», «Бильдербергский клуб» и т. п.). Подлинная власть на Западе сегодня анонимна, распределена между рядом закрытых финансово- информационных группировок и опирается прежде всего на спекулятивные механизмы управления мировой валютой (финансовая экономика, долларовые пирамиды). Что касается отношения этой власти к религии, культуре и государству, то здесь используется концептуальное оружие — образы социальной мифологии («открытое общество» К. Поппера) и процедуры т. н. «нормализации», политкоррекции человека, («дисциплинарные машины», по терминологии М. Фуко), незаметно для населения приспосабливающие вышеназванные институты к стратегии властвующей элиты. В сущности, дело идет о «мягкой» репрессии западных народов, превращаемых посредством виртуозной интерпретативной политики правящего слоя в сытых и самодовольных «сублимированных рабов», гордящихся своей принадлежностью к «золотому миллиарду», именующих свой общественный порядок либеральной демократией, регулярно участвующих в выборных спектаклях («слон» и «осел»), но не отдающих себе отчета в полной собственной управляемости и безответственности.

Если вернуться снова к вышеприведенной кольцевой схеме, то придется констатировать, что реальный центр власти западной цивилизации примерно за две тысячи лет христианской эры проделал большой нисходящий (центробежный) путь от сакрального ядра личной и общественной практики к её технико-экономической периферии. В иерархии социально-политических отношений это нисхождение выглядит следующим образом: теократия — церковно освященная монархия — дворянская аристократия — буржуазная демократия — охлократия — нетократия (от англ. net — «сеть», сетевые структуры, сотовое «постобщество»). Медленно, но верно cеверо-атлантическая «демократия» движется к новому рабовладению, осуществляемому, правда, уже не столько мечом (хотя и он при нужде идет в дело), сколько с помощью виртуальной симуляции желаний, выдаваемой за нечто реальное: искусственные потребности, «дутые» деньги, тотальная политическая демагогия. «Железные дороги — чтобы ездить куда? Телеграф — чтобы передавать что?» — спрашивал в своё время Лев Толстой. Интересно, что бы он сказал, посмотрев современное телевидение или интернет? Нынешний Запад фактически находится в плену у своих агрессивных по отношению к божьему миру технологий, это гигантская пиррова победа прометеевско-фаустовского модерна, отвергнувшего христианские ценности под раскаты торжествующего вольтеровского хохота. Американизированный глобальный Фауст получит в XXI веке своего Мефистофеля — но уже не вальяжного господина, как в величественном сочинении И.В.Гете, а звероподобную биоэлектронную бестию, в которой будет смоделирован весь грех, накопленный за годы модерна и постмодерна «золотым миллиардом». Запад вошел сегодня в гедонистическую фазу своей истории, воспроизводящую «обратный ход» духовной эволюции Европы: католичество — протестантство (в союзе с секуляризованным иудаизмом) — либерализм (точнее либертарианство) — неоязычество — инфернальность (4). Всё это предвещает в обозримом будущем геокультурную катастрофу (гностическую «культуру смерти», по терминологии А.И.Неклесса (5)), опасную как для самого Запада, так и для большинства народонаселения планеты, особенно когда его норовят «демократизировать» насильно, с помощью «цветных» революций и крылатых ракет. Вряд ли Виктор Гюго предвидел такой финал воспетой им в 1830 году демократии.

2. Русское царство: вечное возвращение

Россия умерла, и с этим фактом надо считаться
М. Тэтчер

Обратимся теперь к нашей собственной, православно-русской цивилизации. Как и всякая другая, русская цивилизация принципиально строится по указанной выше кольцевой онтологической схеме, однако отношения между её духовно-языковым ядром и оболочками носят весьма своеобразный и часто даже парадоксальный характер. Прежде всего, это касается историко-культурной динамики русской власти. За примерами далеко ходить не нужно: достаточно напомнить, что вплоть до февраля 1917 года у власти в России находился православный христианский государь — случай для просвещенной Европы немыслимый. Более того, даже после трех революций начала ХХ века российская (советская) власть сохранила свою персонифицированную сакральную энергетику — институт партийно-государственных вождей СССР может интерпретироваться как извращенное идеологическое наследие царской идеи. Что касается современности, то у нынешнего президента Российской Федерации по конституции полномочий не меньше, чем у последнего петербургского императора — это ли не свидетельство традиционного для России способа построения и наследования духовно-государственной вертикали?

Если проследить дальнейшее перемещение точки отсчета власти в России, то придется признать, что ни культура, ни государственность как таковая, ни даже хозяйственно-экономическая сфера не стали у нас реальными центрами силы, хотя те или иные периоды русской истории можно охарактеризовать как попытку закрепления подобных центров. Известно, что святая Русь не пережила Возрождения, Реформации и Просвещения в той аутентичной форме, в которой это происходило в Европе — именно по этой причине культура и государственность являлись у нас скорее разновидностью духовного (идейного) производства, чем собственно интеллектуально-знаковым или юридическим механизмом. Это касается в первую голову знаменитой русской интеллигенции, отличавшейся, по определению Г. П.Федотова, идейностью своих задач и беспочвенностью своих идей. По воспоминаниям современников, отец русской интеллигенции Виссарион Белинский мог воскликнуть в споре: «Мы ещё не решили вопроса о Боге, а вы собираетесь обедать!». Так или иначе, отечественная культура не сконструировала для себя «науки для науки» и «искусства для искусства», оставаясь вплоть до ХХ века чем-то вроде религиозно-революционного ордена.

То же самое в принципе происходило и с идеей державности на Руси. Петр Великий стремился к осуществлению российского варианта абсолютизма по принципу «государство — это я», однако, несмотря на насилие и связанные с ним жертвы, петербургская монархия воспринималась и Церковью и народом как продолжение православного соборного царства. Не случайно петербургские государи короновались в Успенском соборе древней столицы, да и большевики перенесли средоточие своего «пролетарского» государства в Москву. И петербургская монархия и русский коммунизм выступают в нашей цивилизации как разновидности идеократии, то есть как превращенные формы энергии её духовного ядра. Особенно выразительно это показала советская власть в России, облекавшая себя в марксистские (то есть материалистически-экономические) одежды, без конца твердившая о производительности труда как главном критерии общественного прогресса, переселявшая народ на «стройки века», призывавшая устами своих генсеков «догнать и перегнать Америку по производству продукции на душу населения» — но так и не справившаяся с поставленной ещё В. И. Ульяновым-Лениным задачей превращения страны в «единую фабрику»: это была утопия, имевшая свои корни в квазирелигиозной идеологии «земного рая». Правда, в отличие, например, от протестантской «американской мечты», в Советской России не столько бедных хотели сделать богатыми, сколько именно богатых опалить пламенем мирового пожара. Не складывается на Руси самоупоенное бюргерство, хоть ты лоб расшиби. Как шутил в 1918 году Андрей Белый, в стране победившего материализма первым делом исчезла материя…

Наиболее радикальный проект перестройки отечественной цивилизации был задуман и частично осуществлен на наших глазах, в ходе переворота 1991 — 1993 годов, когда сформированная Горбачевым- Ельциным и их окружением «ликвидационная команда» отменила не только Советский Союз, но и вообще всякую онтологически укорененную власть в стране, передав управление шестой частью света переродившейся партноменклатуре в союзе с теневым капиталом (отечественный вариант «демократии»). Возникла так называемая «семибанкирщина», занятая в основном продажей национальных природных ресурсов за границу (и переводом туда же вырученных от этой операции капиталов). Ельцинизм трудно описать какими-либо корректными экономическими, правовыми и тем более ценностными категориями — страна чудом удержалась на краю пропасти. По существу, точка сборки «россиянской» власти находилась в 90-х годах ХХ века не только за границей (буквально за рубежом) духовно-языкового ядра, но и за пределами всех естественных оболочек русской цивилизации — скорее всего, где-то в интеллектуальном поле «новой Атлантиды». Можно понять британскую «железную леди», констатировавшую очевидную — на её взгляд — смерть «неудавшейся» страны России. «От трудов праведных не наживешь палат каменных» — это русский человек всегда чуял сердцем, потому и cреагировал на введение капитализма на Руси тремя радикальными способами: повальным пьянством, повальной смертностью и повальным воровством (коррупцией). Если реальный «бог» — деньги, то стоит ли соблюдать перед ним достоинство, честность, простую порядочность? Если Бога нет, то, как известно, всё позволено. Вы разве ждали чего-нибудь иного, господа?

И всё же бывший английский премьер ошиблась. Православно-русская цивилизация обладает запасом прочности, воспроизводя свою коренную структуру заново после каждого исторического погрома, будь то нашествие Батыя, Наполеона, Гитлера, или какая-либо внутренняя смута. Так происходит и сегодня, в начале ХХ1 века. Переворот 1991 — 1993 годов и даже распад СССР не вылился в «цветную» революцию в России, оставшейся, в отличие от Грузии или отчасти Украины, в собственном цивилизационном пространстве-времени, не променяв его на периферию чужого ценностного хронотопа. Вряд ли мы ошибемся, если отметим медленное, противоречивое, с зигзагами и отступлениями, но всё же движение России в сторону восстановления своего статуса цивилизации-субъекта мирового процесса, обладающего духовным, культурным, политическим и экономическим суверенитетом. Некоторые современные авторы склонны доводить «русскую идею» до крайности, и призывают к своего рода автаркии, то есть к физическому отделению Святой Руси от апостасийного мира с опорой на собственные силы (новый «железный занавес»). Другие — русские националисты этно-биологического типа — наоборот, полагают, что русский мессианизм «сдан в архив», русские перестали быть имперским народом, устали жить для другого и должны, наконец, начать жить для себя, по своим собственным прагматическим интересам, наладив на этой почве нормальные контакты с другим европейскими народами-этноэгоистами (6). Конечно, приятно пожить для себя, нарастить, так сказать, национального жира, поспорив в этом с немцами или чехами, но, как выражался Ф.М. Достоевский — пошлость убьет. У кого толще «общечеловеческие ценности»? Увольте нас от подобных сравнений. Провидение сделало нас слишком великими, чтобы быть эгоистами — утверждал в своё время П.Я.Чаадаев. Между прочим, свои этнические задачи русский народ наиболее успешно решал как раз тогда, когда ставил перед собой большие цивилизационные цели: сравните демографию русских в начале ХХ века и в начале ХХI.

Россия будет либо великой, либо её совсем не будет. Главная опасность угрожает России не извне, а изнутри: если деньги у власти, то все позволено. Хлынувший в страну доллар как катком вытаптывает в ней всё лишнее для себя — и в духе и в теле. Вопрос в том, сумеем ли мы наладить такой религиозно-культурно-государственно-хозяйственный порядок, где наши недостатки (с точки зрения «эвклидовского» буржуазного ratio) обернутся достоинствами, то есть теми преимуществами, благодаря которым Россия, быть может, избежит европейского парадокса, когда сила оказывается слабостью, знание — незнанием, свобода — рабством у греха.

У нас есть шансы это сделать — в той мере, в какой мы преодолеем внутренний кризис, вызванный либеральными экспериментами над православной страной. Когда правящий слой, наконец, поймет, что копировать чужие (и притом бесперспективные) общественные образцы заведомо безнадежно, и надо вырабатывать национальную культуру с опорой на собственный цивилизационный опыт — опыт общего дела, который существовал и в московском царстве, и в петербургской империи, и в советской державе. Этот опыт сохранился в сознании и ещё больше в подсознании обыкновенного русского человека. Не надо ничего выдумывать, надо только прислушаться к самим себе.

Конечно, чтобы осуществить на деле всё вышесказанное, России потребуется Вождь. Из того состояния, до которого её довели наши «демократы», другого выхода просто нет. Русский народ не любит юриспруденции и не поклоняется правам человека — он любит избранника, за которым чувствует Божъю руку. Только харизматику — «отцу нации» — по силам объединение российского населения (христиан, националистов и атеистов, белых, красных и «желтых», радикалов и либералов) в способное на осмысленное действие социальное целое. Не продажный «средний класс» или бюрократия (им Россия чужда), а именно союз общенационального лидера с большинством народа нужен сегодня нашей стране. Оптимальной духовно-исторической и политической фигурой такого рода для России был бы законный православный царь, однако царя, по точному слову И.А. Ильина, надо заслужить. Нужна переходная форма от псевдодемократии к действительной народной монархии. Такой формой на Руси ХХI века могла бы стать авторитетная президентская власть, реализующая себя одновременно «сверху вниз» — от народного идеала, и «снизу вверх» — от повседневной социальной практики и местной инициативы. В этой связи обращает на себя внимание деятельность президента В.В.Путина. Не спорю, многие аспекты его политики вызывают вопросы и возражения, особенно в экономической сфере (где наш «стабфонд»? — этот уникальный и, быть может, уже невосполнимый ресурс для русского народного хозяйства; где стратегия развития страны хотя бы на ближайшие десять лет?). Однако Путин — первый руководитель России со времен государя Николая Александровича, который открыто признаёт себя православным христианином, исповедуется и причащается Святых Тайн. Он единственный среди российских первых лиц, включая царей и императоров, побывал на святой горе Афон. Он подавил чеченский сепаратизм, восстановил основные функции государства, запряг незаконнорожденных миллиардеров в единую социальную упряжку (предотвратив, среди прочего, перехват власти финансово-политической группой «Юкос»), навел порядок в деятельности общенационального ТВ. Он предложил назначать губернаторов по прямому выбору президента — совершенно нормальная практика, всегда существовавшая в царской России и существующая в современной Европе. Чтобы отвечать за такую огромную и сложную страну, верховная власть должна располагать соответствующими рычагами управления, реализующими в практическом социальном действии энергетику цивилизационного основания (ядра). Русские патриоты и верховная власть должны найти друг друга — иного им не дано. Идеальных людей, и особенно идеальных правителей, не бывает — тем более надо поддерживать органичные для русской цивилизации стороны их деятельности. Среди наших правящих элит появились патриотически-мотивированные сегменты — вот что важно. Что касается ярости либералов — она вполне в стиле их «игры на понижение», будь то политика или искусство: даже намек на восстановление вертикали русского бытия выводит их из себя.

Подводя итог, замечу следующее. Если патриотические (государственнические, православно-имперские и национально-русские) силы не поддержат в нынешней сложной социально-политической ситуации президента Путина, они сделают большую ошибку, и будут наказаны такой «бархатной» революцией, на фоне которой переворот 1991 — 1993 годов покажется детской забавой. Со своей стороны, властвующая элита тоже должна пройти свою часть пути навстречу русскому народу (в том числе его собственным этническим интересам), прекратив развязанную определенными силами компанию разоблачения любых проявлений русского национального самосознания. «Русский фашизм» появляется тогда, когда блокируются цивилизованные -религиозные, культурные, политические — способы жизнепроявления огромного народа. Одновременное социальное и национальное унижение государствообразующей нации может весьма дорого стоить правящему классу. Американский конгресс уже выделил миллионы долларов на поддержку «гражданского общества» в России — это серьёзное предупреждение. Русскому человека нужна Верховная власть не потому, что он «раб», а потому, что в глубине души он хочет служить чему-то более высокому, чем польза, комфорт, плюрализм и т. п. Рай на земле — это выдумка идеологов новоевропейского прогресса, начиная с Реформации (возврат от христианства к иудейству) и Просвещения (философия либерального гедонизма). Запад поверил в эти сказки, по существу перестав быть христианской частью света (страна «happy end»). Россия, со своей стороны, до сих пор живет мыслью, что власть и культура в государстве должны исходить не от грешной «одинокой толпы», а от Бога. Вопреки потугам всевозможных инженеров и каменщиков человеческих душ, она до сих пор помнит, что блаженны изгнанные за правду. «Внутренним» русским западникам («внутренним эмигрантам») не стоит надеяться на скорое — или не очень скорое — превращение России в банальную европейскую «политическую нацию». Тело России действительно болеет, но дух ещё жив. Как заметил в свое время В.С.Соловьев, идея нации заключается не в том, что она сама думает о себе во времени, а в том, что Бог думает о нёй в вечности (7). Вся история России — включая катастрофический ХХ век — свидетельствует о божьем замысле святой Руси, а не о России язычески-самодовольной. Тому, кто не хочет или не может этого понять, придется или смириться, или навсегда покинуть «эту страну».
Александр Леонидович Казин, доктор философских наук, профессор исторического факультета Санкт-Петербургского университета
Журнал «Политический класс» N2, 2007 г.

Примечания

1. В принципе данная кольцевая схема может строиться и иначе. Так, например, в марксизме цивилизационное ядро представлено, как известно, производственно-экономическим базисом, а религия, культура и государство отнесены к внешним оболочкам (идеология). Что касается фрейдизма, то здесь движущей силой социума (как и отдельного человека) оказывается биосексуальная энергия либидо, а религия, культура и пр. выступают её превращенными формами (сублимация). В таком плане Маркс и Фрейд суть концептуальные близнецы-братья, мастера подозрения и снижения всего высокого.
2. Следует оговорить здесь различие средневековых церковно-государственных отношений в западной Европе и на Востоке — в Византии и на Руси. При всем их структурном сходстве, это были юридическое взаимодействие в первом случае, и мистическая связь — во втором. Именно внутренней религиозной тайной власти стремились овладеть западные рыцарские ордена в своих поисках святого Грааля, тогда как для Иоанна 1У Грозного было самоочевидно, что «Отец и Сын и Святой Дух ниже начала имеет, ниже конца, о нем же живем и движемся. Им же цари величаются и сильные пишут правду» (Переписка Ивана Грозного с Андреем Курбским. Л., 1079. С.12). Применительно к современности обе главные ветви некогда единой христианской церкви должны думать скорее о соединении своих вероисповедных (и прежде всего нравственных) усилий, чем о богословской полемике: в ближайшее время их просто вынудит к этому яростное антихристианство ХХI века.
3. Особый случай в этом плане представляют американские Соединенные Штаты, изначально возникшие как географический («новая Атлантида») и геоэкономический («абсолютно» свободный рынок) эксперимент, а уже впоследствии присвоившие себе римские регалии и тоги («Четвертый Рим»). По существу сегодня, в начале ХХI века, США являются скорее гигантской и прекрасно вооруженной финансово-промышленной корпорацией (которой, правда, грозит нефтедолларовое банкротство), чем онтологически полноценным государством.
4. Очевидным свидетельством инфернальных тенденций современной западной культуры является рок — не просто музыка, а господствующий среди молодежи стиль жизни и миропонимания, излучающий явно сатанинские энергии. Как заметил ещё в 70-х годах прошлого века знаменитый «битл» Джон Леннон, «мы сейчас гораздо популярнее Иисуса».
5. См.: Александр Неклесса: мир на пороге новой геокультурной катастрофы // Политический класс. 2005, N 5. С. 69.
6. См., например: Т. Соловей, В.Соловей. Апология русского национализма // Политический класс. 2006, N 11. С. 32 — 42.
7. Соловьев В.С. Русская идея // Сочинения. В 2 т. М., 1989. Т.2. С. 220.


Каталог Православное Христианство.Ру Рейтинг@Mail.ru Яндекс.Метрика